Секрет потолка часть 1

Терпение шло в гости к остолопу. Идти было не то чтобы близко, а впрочем, очень далеко, хотя и не очень. В общем, ещё пара колов расстояний. Песок поглощал частицы кроличьего меха, которым был обшит здоровенный пуфик, наблюдавший за попытками терпения достигнуть восточной широты. Промозгло...

Заметив приближающееся терпение, однако, остолоп стремительно помылся и отгрыз ноготь. Впрочем, бесполезно, ведь ногтей у него не было вовсе. А главное, не было воды, поэтому мылся он тоже условно. Терпение, впрочем, тоже сугубо условным было, и только пуфик одиноко парил над колбасными полями.

А что же остолоп? - спросите вы. А ничего! Вот он сидит на стуле и покуривает заморские кокосы. Стихи были написаны на потолке, и остолоп незримо их читал. Попугай, сидевший на его плече, тоже их читал, но с закрытыми глазами. А на другом плече... впрочем, здесь надо остановиться и немного подумать, ибо плечо у остолопов обычно только одно.

Итак (и этак), стул. На нём сидит остолоп, на плече у которого сидит попугай, на голове которого сидит беременная блоха. Блоха распевает "Мурку", попугай тоже распивает. Коньяк. Литр коньяка, два литра. Десять, сто литров. И вот уже пляшут кобальтовые потолки над остолопом, попугай дико машет клювом, а блоха танцует брейкданс на стене Зимнего дворца. Остолоп не волнуется. Он говорит о невозможности исправления грамматических ошибок в телетексте. Но вдруг на него упала котлета с потолка, и ему пришлось громко скрываться под листвой, лежавшей на потолке в большой комнате. Попугай, заметьте, прячется в папином кабинете, а блоха остаётся допивать коньяк.

Через два часа, а точнее, через двести сорок девять минут, к остолопу пришло терпение. Терпение долго хвасталось перед остолопом своими чрезвычайными успехами в совместном написании секретов. "Сейчас или никогда!" - вскричал остолоп и метнулся к швабре. Но терпение, незадолго до описываемых событий проапгрейдившее броню, не испугалось швабры. После нескольких довольно неудачных попыток спрятаться, остолоп, устыжённый, вынужден был раствориться в воздухе.

Я смотрел на это всё с крыши третьего подъезда. Я сидел там на дырявой простыне, мечтал о небе и ел гречневую кашу. Когда из окна напротив стали доноситься звуки отскока швабры от брони терпения, я ещё терпел. Но когда из окна вылетела бутылка коньяка, я не выдержал. Тарелка ляпнулась на асфальт, гречневая каша с грустным шёпотом раскатилась в разные стороны, а мои пятки уже наяривали по крыше в погоне за бутылкой. А потом я заснул. Я видел, как сижу на нарядном подоконнике и слушаю Лунную серенаду Миллера под звук осенних капель.