В тот день, когда ты умер, мой родной

От автора.

Несколько лет назал на сайте Проза.ру были заблокированы практически все мои тексты, сегодня я НЕ ВЕРЮ СВОИМ глазам, их можно ПРОЧЕСТЬ с пометкой "Автор ЗАБЛОКИРОВАН за нарушение ПРАВИЛ САЙТА".

Лучшие я размещаю ЗДЕСЬ и рецензии на них сегодня принимаю на Стихире. Вообще-то, это ПРАВИЛЬНО, ЗДЕСЬ (под началом ДЕМОКРАТИЧЕСКИ настроенного Дмитрия Кравчука) можно будет прочесть и даже потом, в случае необходимости, ПРОДОЛЖИТЬ
тему ВОЗРОЖДЕНИЯ российского менталитета - ЛЮБОВЬ к БЛИЗКИМ, бесконечную благодарность НАШИМ РОДИТЕЛЯМ и всем тем РОДНЫМ, которые ушли из жизни прежде времени.

Этот текст удостоин специаньной ПРЕМИИ МЕЖДУНАРОДНОГО ЖЕНСКОГО КОМИТЕТА, как рассказ, приравненный к литературе в память погибших на войне.

С важением к читателю.

****************************

В тот день, когда ты умер, мой родной, я видела тебя во сне.
Ночь рассеивает мои воспоминания, отдаляет их, и мне страшно, что это происходило еще вчера...
Ты стоял возле старой черёмухи, ветер шевелил седые волосы. Какое доброе видение, улыбка, смешные морщинки собираются на переносице, моя душа рвалась навстречу, а ноги так медленно передвигались, как будто утопали в пыли дачной дороги. Ты улыбался, прикрывая ладонью, свет заходящего солнца, глаза светились неподдельной радостью, похожей на мгновенное счастье. Так много раз бывало в детстве, помнишь, с какой искренностью я бросалась тебе на шею, непосредственность, любовь и нежность, она не умещалась в сердце! И вот эта вызванная воспоминаниями картина исчезла, оставив меня взрослую и одинокую, в привычной для всех обстановке. Там, где каждый живой порыв, по сути дела, воспринимается как бестактность. Тот, кто говорит, никого не слушает, не хочет понимать и вникать в то, о чем говорят другие.

Мой дорогой, мой самый близкий!
Ты слишком долго ждал, ожидание оказалось тебе не по силам.
Что же мне теперь делать, папа? Все эти годы я жила очень далеко от тебя. Горячая, непереносимая боль... Разве можно измерить ее словами? Я хочу, чтобы все знали: никогда не смирюсь с тем, что тебя больше нет.
Вспоминаю, когда мы впервые приехали на дачу, много лет назад, ты посмотрел на молоденькое деревце и сказал: "Черёмуху срубать и выкорчевать не будем, пусть живет и радует нас". Мама спорила, но не очень активно, мы ликовали, молодые, зеленые веточки кивали с благодарностью. Сколько времени прошло с тех пор, наша черёмуха давно превратилась в сильное, свободное дерево. Мой милый, все эти годы она цвела только для меня. Там, в моем сне ты остаешься вместе с ней, живой, сильный, добрый, веселый и молодой. Долго, как бывает только во сне, я бегу тебе навстречу, Мы снова вместе, как я люблю тебя, папа!
Господи, не верю, не верю, не верю.

Если бы ты только знал, как много значишь для меня!
Наша скамейка под окном, зрелое лето, вечерний закат, дом и покой. Стройные гладиолусы, яркие георгины, первое признание соседского мальчишки, мой звонкий смех и твоя нежность.
Вот так мы сидели вместе и слушали тишину, моя голова покоилась на твоем плече. В кармане сарафана рука согревала спелые ягоды черёмухи, те, что с риском для жизни с самой верхушки дерева сорвал Женька. Он как дурак стоял с закрытыми глазами в ожидании поцелуя и, вдруг, услышал невинное восклицание: "Папа, папа!" Я обманула Женьку в сотый раз, ты улыбался снисходительно и просто. Глупый влюбленный с испугу сиганул прямо через канаву, проваливаясь в воду ногой, его догонял мой заразительный хохот, а мама отчитывала нас в окно: "Опять смех, опять веселье, на ночь глядя, без всякой причины!"

Ночь рассеивает мои воспоминания, отдаляет их и мне страшно, что это происходило еще вчера...
Так ли важна для меня наша встреча? Или мои переживания - плод фантазий? Может, все это отпечаталось в моем сознании, потому что я хочу видеть тебя счастливым, какой мечтала быть сама? И этот вечер, и искренность, с которой, поцеловав тебя, шептала по-детски: "Хочу всегда тебя любить". Я снова верю и чувствую почти физически - эта девочка с искрящимся взглядом не одинока, она признается в своей открытости, совестливости и силе, в гордости и любви к свободе. Она видела в окружающих себе подобных. Делала ли я это по детской наивности и добросердечию? Нет! То, что называется верой, было для меня потребностью и желанием, идущим изнутри. Я с легкостью отдала бы тебе несколько лет собственной жизни, но поздно! Понимаешь, родной, теперь уже это ничего не изменит.

Мама выходит на крыльцо, строго смотрит прямо в глаза и говорит:
- Вот видишь, ему уже лучше, а ты боялась. Ты любишь преувеличить опасность.
Мамочка, дорогая, как больно! С силой сжимаю в кулаке ягоды черёмухи, они лопаются и растекаются на ткани кровавым пятном, срывая голос, кричу:
- Я просила прислать мне подписанную врачом телеграмму, чтобы быстро открыть проклятую визу! Ну, неужели ты не знаешь, что я его любила слишком сильно!
Она все смотрит на меня и ровный голос иголкой входит в мой мозг:
- Спектакль, представление в твоем духе. Операция прошла успешно, врач сказал, что он может дожить до ста лет и ничего нельзя решать нахрапом. Ты же взрослая женщина... И Митя... Начало учебного года. В конце концов, ты не одна!
- Мама?! При чем здесь Митя? Я хотела увидеть его пока он жив. Живого, понимаешь, ж и в о г о! Я всю жизнь не одна, ты тоже, между прочим... А теперь, он умирает без меня!
- Возьми себя в руки. Не устраивай истерику. Е м у у ж е л у ч ше.
Ты приедешь и устроишь "похороны живого", как тебе в голову приходит такое?
Она всегда говорит таким строгим голосом, неизменно права и такая правильная, что даже тошнит. Выворачивает наизнанку! Можно плакать в голос, кричать и кататься по полу, все равно получишь недоуменное пожатие плечами и презрение, вроде привычной фразы: " Спектакль, фантазия и творческий потенциал, не больше".

Нет, больше, больше! Это любовь! Мое кровное чувство, она не пригрезилась мне, достаточно уверенности, что счастливые перевоплощения возможны и все, к кому меня тянет, существуют.
Да, существует любовь - в нем, или далеко от него. Все, чего жаждала моя детская чувственность, все, что я мечтала познать, будучи уже взрослой женщиной, когда-нибудь понимал и прочувствовал еще кто-то. И это может быть со мной, если я правильно понимаю любовь, родной взгляд, светящийся настоящей жизнью, определил мое право.
"Реальность - говорил он - зависит от тебя, взаимности - того, чего желаешь ты и другие. Человек счастлив, если он не одинок. Но может случиться и так, что не произойдет ровно ничего. Всё может кончиться завтра и для меня и для тебя, и только со смертью
обретем мы истину. Наша жизнь становится бессмысленной, если
в ней нет места нежности и любви, прошу тебя: помни об этом..."

Я помню, мой дорогой, всю свою жизнь, как это ни странно.
Наверняка найдутся желающие возразить тебе. Они будут утверждать, что именно так выглядят юношеские грёзы в период полового созревания. Однако, причина как раз в том, что все мы, так или иначе, дети. Мы не успели окончательно превратиться в мужчин, не оформились в женщин, мы даже не знаем, что из нас получится в результате. Только пытаемся представить себе это.
Любовь - не мираж, не магическая мистификация, она формирует в нас желание бытия, обнаженная искренность! Обнаженность и желание сопереживать - две истины, на которые способен разум.
Родной, вернись и ответь мне как в детстве: есть ли у меня шанс
на этой земле, или я всегда буду довольствоваться только тем, что вижу во сне?

Ночь рассеивает мои воспоминания, отдаляет их, и мне страшно, что это происходило еще вчера...
Они сожгли тебя, никто не спрашивал моего согласия, как всегда, поставили перед фактом. "Он не возражал" - вот и все, что сказали.
Я кричала из последних сил:
- А когда он вообще возражал, разве было в нашей жизни такое?
Но мама пыталась обезоружить меня слезами:
- Понимаешь, он поступил благородно. Сердце не выдержало, тихо ушел... В больнице... Не было ни физических болей, ни борьбы за жизнь до последней капли крови, ни наркотиков, ни испражнений под себя... Все произошло очень быстро. В нашем доме нет покойника, ты приедешь, а он в морге!
- В морге? Да он давно там, я тоже! Вместе с ним, мы всегда жили в склепе! Нас туда поместили заживо как связанных одной кровью...
- Что ты говоришь? Ты не в себе... Успокойся... Это ненормально!

Успокоиться? Как же это возможно? Тех, кто хоть немного отличается от большинства, по-прежнему продолжают считать ненормальными, и при любом удобном случае напоминают им об этом. Помнишь, мама, всю жизнь ты упрекала нас за черёмуху в саду? Пятна от ягод, которые не отстирать, расстройство желудка, падения с переломами - она тебе мешала. Но что именно: наша тайна, уединение, маленькое, но личное счастье, или ощущение того, что мы не такие как все, вызывающее страх и опасение за будущее близких людей? Самые серьезные ученые выдвинули тезис о том, что размышление здравомысляще. Ни одного человека, способного мыслить, нельзя считать сумасшедшим. Определенный индивидуум в определенный момент относит какого-нибудь другого индивидуума в разряд умалишенных. Зачем же ты впитала буквально такое мнение большинства? Мы просто думали, мы говорили, он учил меня любить, а не слепо следовать общепринятым истинам - вот в чем заключалась наша интимность. А вдруг, в следующей эпохе душевнобольные и здоровые нынешние поменяются местами? Почему мы не имели права на нормальную любовь? Откуда появилась ревность, с которой ты пригласила мастера разобрать старую печь с камином. "Мы освободили угол..." Угол...
Мама, мамочка, любимая, родная!
В пустом углу несколько лет сияла новогодняя ёлка с лампочками и флажками, она стояла там дольше срока, заполняя пустоту. Никто не хотел убирать ее, иголки сыпались на паркет. Старый, бабушкин рояль, распиленный и выброшенный в Неву, потому что мы играли на гитаре, он тоже занимал слишком много места...

Я много раз пробовала заговорить с тобой. Все слова, которые всплывали у меня в памяти, были связаны с воспоминаниями детства. Они готовы были слететь с моих губ песенками, считалочками и стишками. Громкими возгласами при прыжках с веток старой черёмухи в саду и испуганными восклицаниями, когда мы прятались в ветках дерева, страшась наказания. Я не сумею выразить всего, что хочу, кому теперь это нужно. Мои чувства идут из далекого прошлого: детские забавы, страшные тайны, поведанные шепотом самому дорогому и близкому человеку. Перед моим мысленным взором вновь возникает величественный образ. Я судорожно ищу "взрослые" абстрактные, ничего не говорящие слова, которые, даже если бы я их нашла, не сказали бы ровно ничего из того, что я хотела бы доверить сегодня папе. И этот наивный, детский термин заменяет мне его улыбку. Я спросила тебя
утром в день похорон: "А ты его видела? Это точно был он?". И что ты мне ответила, мама? Ведь я не столько убита своим горем, его даже и выразить было бы не возможно. Сколько меня переполняет меланхолическое предчувствие утраты своей непосредственности. Я знала, что это произойдет в один ужасный день вместе со смертью моего отца - единственного, первого человека, который меня понял. Смерть безжалостно отдаляет от того, кого я буду помнить и любить...

Вероятно, моя любовь к откровенности делает меня непонятной, а потому и подозрительной в глазах людей, которые одержимы манией делать выводы. Мы поневоле вынуждены примиряться с жестоким конформизмом мира, где старики не понимают молодых,
где властители презирают и ненавидят всех, кого они подавляют, где женщины принимают мнение большинства, где мужчины буквально одержимы сеять смерть, и поэтому, одни - в прошлом, а другие - в будущем. Но не думаю, что этот мир поймет нас лучше, если мы будем прятаться от любви.
Чтобы избежать одиночества, мы могли бы постараться больше думать и понимать наших близких, но бегство от реальности кажется нам надежнее, потому что ни к чему не обязывает.
Вот почему, ночь рассеивает мои воспоминания, отдаляет их, и мне страшно, что это происходило еще вчера.