Весенняя поэма

Пролог

Маленькая влюбчивая птичка,
Книгу жизни открыла на любимой страничке.
Со странички смотрелось симпатичное личико,
И любоваться этим личиком - вошло в привычку.

Личико напоминало хитрую лисичку,
И встречалось с птичкой исключительно публично.
Встретиться же птичке с той лисичкой лично,
Дорогого стоило бы этой птичке.

Что же посоветовать той птичке?
Бессмысленно все это и нетипично,
Все же, не имею я такой привычки –
Лезть с советом к нетипичной птичке…

По меньшей мере, это неприлично.

***

Усыпана дорожка мелким гравием,
По ней идет она.
Ей – 22.
Мне – 22 плюс полтора.
Какая сила ее тянет?
И куда?
Все просто: я ребенок взрослый,
Она - не повзрослевшее дитя.
Куда меня манило в 22?
Понятно, что не к 22 плюс полтора,
Вот и она, по-моему, стремится не туда.
Такие вот дела…

И распознал-то, я ее не сразу –
Словно спал.
Но взгляд упал и я пропал,
Еще не понимая, как попал…
Недоумение!
Не может того быть.
Чтоб так…
И я, дурак,
Вместо того, чтобы уйти,
Сидел, смотрел,
Все больше холодел,
Белел, как следствие, себя не доглядел –
Немного похудел,
И что мне делать?

Шутка ли сказать:
Четыре года не подозревал ее,
И вдруг –
Такой удар пониже пояса,
Сравнимо, разве что с предательством.
Кого винить неясно,
И это не смешно.
И состояние мое - ужасно.

Сказать ей в лоб, что я ее люблю?
Покрутит пальцем у виска, у правого,
И ведь права! без права на меня,
На все мои дальнейшие, правдивые, слова:
«Каков твой будет положительный ответ?»
Старо, как 22 плюс полтора,
Да, такие вот дела…
А видели бы вы ее глаза,
А слышали бы вы ее слова,
Все шуточки… ха-ха.

Вы спросите:
«Ну, что же представляет из себя она?»
Так, ничего особенного:
По-моему, одна,
Смела, мила, светла, умна,
Сама меня свела с ума,
И дышит ко мне ровно –
Как всегда.

И я избрал нелепый план:
Чуть ближе находиться,
Чем всегда,
Чуть дольше говорить с ней,
Чем обычно,
Чуть ласковее быть с ней,
Чем когда,
Ей это показалось
Неприличным.

Мои, рассчитанные на явный смех,
Стихи,
Имели явный у нее успех,
Не более того,
Но боли у того,
Кто написал их,
Не стихли,
Не глядя и на явный их успех.

Она была настолько удивительна,
Что видеть ее в роли друга
Оскорбительно.
И отвратительно,
Когда она глядит неодобрительно,
И упоительно,
Когда она смеется восхитительно,
Когда услышит что-то
уморительное.

И все преграды оставались на своих местах,
Хоть у меня широкая душа,
За нею – ни гроша,
И вид мой не внушал
Ко мне доверия,
А может быть и вовсе,
Рождал в ней опасения

Так или же иначе,
Она приметила,
Что что-то здесь не так,
И реже стала обращать свое вниманье
В те места,
Где, по ее смешному разумению,
По ходу находился был бы
Я.

Таким вот образом,
Сложилось между нами понимание,
Того,
Что мне – туда, куда и ей,
А ей – туда, где нет меня,
И все дальнейшие мои попытки
Вселяли в меня ужас пытки.

Теперь я верю в социальные сословия,
Домашние условия и условности,
И в искренность и точность поговорок и пословиц,
Так же, как мне пришлось поверить
В существование
Общения без слов.

Меня печалили ее глаза,
В которых видел я свое падение не раз,
Но продолжала верить в сказку,
Моя бедоваядурная голова,
Когда, опять во сне,
С ней рядом находился я.

И это смахивало на сумасшествие,
Которое является лишь следствием
Тоски по совершенству.
Сопровождается оно обычно,
То нарушением чего-то,
То лишением кого-то,
Когда б не знал я точно,
Что все это - не то!
Гораздо хуже…

Она, по-прежнему, смеялась
Над шутками моих "врагов",
Которые и не догадывались
Ни о чем подобном,
С которыми нас связывала дружба,
И, потОм,
Я с ними, словом не обмолвился
О том,
Что у меня такие вот
Симптомы.

Зато других, кто не был с ней знаком,
Немилосердно посвящал
Во все те тонкости полярных отношений,
Которые сложились из ее решений
По отношению ко мне.
Что не могло
Не рассмешить нас –
Меня и их.

И находясь с собой наедине,
Общался мысленно с ней – как во сне,
И гнев свой на себя сменял на милость,
Когда своей красноречивостью
Готов был я затмить богов,
Но... перед нею вновь я мыкался без слов.

И так, витая в облаках,
Любил я девушку земную,
Добрую, милую, живую,
И мой влюбленный бес
Готов был вознести ее
До сказочных небес,
К которым не спешила снизойти она,
И, все же, не смотрела свысока.

И на беду, мне места нет в аду,
Над чем пекусь, и почему горюя,
Все жжет в груди?
И почему горячность радостно ликует,
Ведь мне же, угорелому,
Уже давно за двадцать три?..