Я человек. В трамвае еду

***

Как в церкви девушка стояла,
Жена кому-то, не жена,
Но от того прекрасней стало,
Что Богу так она верна.

Её порыв молиться истов,
Был истиной изо всех истин.
Фигуры крепкой красота
Готова до неба достать.


А мне казалось, что напрасно,
Что я той девушке в глаза,
О том, что так она прекрасна,
Чистосердечно не сказал.

Но страшно было из-за взглядов,
Которые с экрана лгут,
Что из-за этих негодяев
Меня и здесь не так поймут.

Ах, что теперь творится с нами,
Что сдерживаю боль и крик,
За то, что девушка не знает,
Что так прекрасна в этот миг!

Реклама о дезодорантах,
Колготки си-си-си в цвета…
И скрыта в черноте квадрата
На выставке та красота.

В партийных кабинетах ринги,
Апломб такой, что бонза спит.
Что в мире честью как на рынке
Торгует тот, кто не ленив.

Социалистом-демократом
Стал Горбачёв в стране бубнить,
Чтобы девчонок обокрали,
Чтоб в проституток обратить.

А Ельцину семейка близка,
Девчонку хвать за попку здесь,
Как за обедом по записке
Врагу сдавать РАОЕС.

И в людях вижу святотатство,
Власть для народа только блеф,
Гайдаром выдвинуто ****ство,
Его поддержит некто Греф.

А в девушке так веры много,
Что и прервать мысль не придёт
В молитве той, что славит Бога,
Совсем не веря в наш народ.

 
 ***

Осташков. Девочка в косынке,
А я ещё так строен сам,
Что никому на этом рынке
Тех вспышек чувства не отдам.

У дома, там где палисадник,
Так скромно ярок вид цветов,
И так всё в этой деве ладно –
Вздыхает во дворе любовь.

Любовь ещё едва проснулась,
Там, где двора так ярок вид…
В мозгу тихонько шелохнулось –
Она от чувства не бежит.

И я силён инстинктом древним,
И мне яснее вновь и вновь,
Что разрушает секс деревню,
Стоит он там, где есть любовь.

И помню всё, тот жар в июне,
И ночи лунной не избыть…
Когда всё так в деревне юно
С призывом на всю жизнь любить.


И на гумне в земле, где зёрна,
Что не втоптать, не раздавить,
И бань топящихся дым чёрен,
И воздух чист, что не забыть.

Чем дальше, тем деревня ближе,
И так, что слова не скажи.
Рука же между ног всё нижи,
Как в закромах её души.

И я шагнул за край как будто,
Что это всё не баловство,
И отключён уже рассудок,
И всё сильнее естество.

А это всё чему так верен,
А это секс – не онанизм…
Я помню всё – и вид деревни,
И в этом мой СОЦИАЛИЗМ.

И так всего в сем звуке много,
Не уступлю ни перед кем…
Рассудок мой раздвинул ноги,
Убрав барьеры перед всем.

Ах, вот оно лихое счастье,
И я раздвинутой тебе
шепчу: «Люблю», и весь во власти
Не изменить тебе - себе.

И та ещё жива деревня,
Как символ, что не позабыть…
В инстинкте сумасшедшем древнем,
Что душу пестует любить.

 ***

Лопух приткнулся у забора,
Крапива, а еще полынь,
Купаясь в синеве простора,
Где на бок сдёрнут неба клин.

Приходит к Витьке Катька в норме,
А у него пыл не угас,
И светит в чёткой строчке формул:
«Даст только через ЗАГС».

Скрипит зубами Витька щурясь,
А Катька так была бы в масть…
Но в гордости такая дура,
Что через ЗАГС лишь только даст.

И Витька зол на демократов,
Тех, что извилистостью слов
Настолько душу обокрали,
Что уничтожили любовь.

Их долгожданная свобода
Так ощутима стала здесь,
Любой, кто стал перед народом,
Затащит Катьку в «Мерседес».

Свобода в ощущеньи клеток,
В стране господ, стране рабов…
И новорусским малолетки
Нужны в бассейн, но не любовь.

А Катька со злорадством глядя
На Витьку, что не часто ест,
Как дура сохраняет братство,
С Витьком, не севши в «Мерседес».

Ах, мир непознанности формул,
У Катьки взгляд ехиден так,
Что в формуле как трезвость норма –
Куда ты денешься, дурак.

Но будет дружба крепче стали,
Её скрепит печатью ЗАГС,
Лишь Родина бы устояла,
Воспроизводства был бы факт.

 ***

Я секс люблю в твоём признаньи,
Пока любовь твоя жива.
Пока ещё в твоём призваньи
Имею на тебя права.

Пока ещё материальна
Пока ты голая стоишь,
Хочу я так нотариально,
Запомнить то, как ты глядишь.

Ах, я ведь не такой дурашный,
Что б одного не понимать,
Как мне на этой грани страшно,
То обладанье потерять.

То обладание взрыванья,
И мир щекощущих сосков,
Острей щекочущих в познаньи
На грани жёстких волосков.

Пока ты так материальна
Что и рассудком не понять…
Сплелись так территориально,
И тут уж точно не отнять.

Пока весна мне в ухо дышит,
И я с тобой душою чист…
Тогда твоё дыханье слышит
Здесь в ветке каждой каждый лист.

Когда вокруг всего так много
Тебе, что радости оплот…
Приходит ощущенье Бога,
Что он во всём этом живёт.

Во мне бунтующею кровью
Мир целый ищет эту связь.
Ра плачиватьcя – так любовью,
 Не лицом ударить в грязь.

Стихи рождаются из сора,
Сквозь тот тягучий сладкий стон…
И ощущеньем в каждой поре,
Когда материален ОН.

Когда в душе моей нет лени,
А я не праздничный осёл,
Встаю пред Богом на колени,
И всё во мне и Я во всём.

О, как же мой порыв отчаян,
Что в глубине я не случаен.
В той гладкой коже, том соске,
Душою в каждом волоске.

Но я велик, хотя и грешен,
Как о прощении молю:
Тому, что так люблю я в здешнем,
Хочу я крикнуть: «Я люблю!»

Мы помним всё – был Сталин, Ленин,
Хоть образ разрушают их…
Пред Богом встал я на колени,
Быть может, защищая их.

Мы, кто не слизывает пенки,
И чувствуем мы, кто как мог,
Но поступаем не за деньги,
А с верой в то, что всюду Бог.

Глаза твои полуоткрыты,
Ловлю в глазах блаженства миг,
Хочу быть для тебя открытьем,
Как сдержанный в хрущобе крик.

И воздух сладок, хлеб не пресен,
В глазах твоих любовь жива,
И никогда ты не исчезнешь
И дашь мне на любовь права.

Когда любовь нужнее хлеба,
С ним не единожды был сыт,
Войду с любовью в это небо,
Чтоб перед Богом был открыт.

 ***

Взгляд у девчонки так злораден
На улице и всё при ней,
Хоть буду я сражен тем взглядом,
В душе насмешка лишь над ней.

На улице хотя смех звонок
Её, ничто мне и от слов,
От взглядов всех других девчонок –
Я испытал уже любовь.

Ах, этот пыл, что понял сразу,
Тот, что в глазах её ожил,
Проем, куда руками лазал,
Как в закрома её души.

Хотя, я до того был скромен,
Терял сознание пока
Мой мир стал сразу вдруг объёмен,
Что ощутила вдруг рука.

Всё для меня в девчонке свято,
Как в ощущеньи, что люблю,
Над чувством тем я издевательств
В самом себе не потерплю.

Над тем мальчишеским стесненьем,
Где сам поверить я не мог
В тех мощных бёдрах ощущенья
Когда зажат был между ног.

И пред распутством не погибли,
Смакованным со всех сторон,
В моём сознании как клинья
Её беспомощность и стон.

И тело так во тьме белеет,
Что в мире видится одна
Она. И так при входе телом в тело
Вся жизнь значением полна.

И я на улице увидел
Девчонку ту, взяв высоту,
Я высоко. Я на орбите,
С неё уже я не сойду.

 ***

Ах, ощущенье женщин в бане,
Когда проходит тёплый ток,
А я ещё не понимаю,
Что тянет то, что между ног.

Как вспышка чувств произрастает,
И между ног лишь глубина,
Пока та женщина святая
И не поругана она.

И у меня в душе нет лени,
Пока мы в святости берём
То между ног её добро
Пред нею вставши на колени.

Пока то чувство людям внемлет,
Ей всё отдать то, что своё,
Как заключенным в подземельи
Свободное вдруг бытиё.

Ах, только б в нервов дикой качке
Под демократию не лечь.
Чтоб чувство детства не испачкать,
Себя таким же уберечь.

Ах, ощущенье женщин в бане,
Куда мать маленьким брала
Пока тех благ не отобрали
Людские чёрные дела.

Так статный вид мне женщин дорог,
Что всё никак не разберешь,
Зачем я так хотел потрогать
И ощутить её добро.

О чём так детски я мечтал,
Сопливый и такой дурашный?
Как инквизицию видал
Картинку ту, что вспомнить страшно.

Народ в абстракцию пасуют,
Где духом нищие одни,
И только линии рисуют
Где души быть заключены.

И те, кто лживы и не добры
Сидят в квадратах чёрных дыр.
Без женщины всесильной, доброй,
В себе несущей целый мир.

Но ветерок лишь только дунет,
Тот школьный, тёплый ветерок,
И вот иду я в школу юный,
И манит то, что между ног.

Они все розовы, случайны,
Они ещё не могут дать
И их доверчивую тайну
Мне ни за что не разгадать.

Кому-то это только пенки,
Отметиться на случай тот,
Что просто так, пока есть деньги…
А был в стране другой народ.

А я всё в том авторитарном,
Где был у женщин пьедестал…
Неведом рынок мне товарный,
Что как Гайдар в штанах вставал.

 ***

Я в напряженьи, как железо,
И между ног такая резь,
А в голове такая трезвость,
Хоть вой раз чист, на стенку лезь.

Но демократия идейна
С награбленным добром чужим.
И вот уж девочки в бассейне
Нырнут, лишь только б деньги им.

А я ещё душой не умер,
Ждёт, чтоб дышать во мне душа,
Войти в волшебный полусумрак,
В твоё виденье, не спеша.

Мы обездолены жестоко,
Копейки ищем мы на хлеб.
Добраться до любви высокой
У нас почти что шансов нет.

У нас проход к любви так узок,
В стране, где шабаш новорусских…
Слова все те ж средь прочих слов –
Надежда, Вера и Любовь.

И Катька только, а не кто-то
С тем, что темнеет между ног.
Она без стянутых колготок
Что и представить я не мог.

ИХ жизнь для нас, как фильм рекламы,
Их бизнесом карман наш пуст.
Из-под грабительского хлама
Держу в душе всю верность чувств.

Хотя капризничает Катька,
То обещает, то уйдёт…
Но в полусумраке на гладком
Душа от радости замрёт.

Ах, этот треугольник чёрный,
Что сдвинул мир со всех сторон…
И отношеньем рынка вздорным
Вовек не обесценен он.

Ах мне б хватило б только духа,
Смотреть на Родину, как мать,
Что в одночасье взяв, как шлюху,
Подонки стали распинать.

Я чувствую, что я не умер,
Моя душа ещё не спит,
Когда царит тот полусумрак,
Где Катька голая стоит.

Я уцелею, как ни скверно
Живет моя Отчизна-мать –
Ведь в Катьке чувств святая верность,
Хоть снова Пушкина читать.




 ****
Я человек. В трамвае еду.
И встретился вдруг я с одной
Девчонкой, чьей как День Победы,
Улыбки жду уж день какой.

Бог с неба облако проклюнул,
В душе зажег надежду с круч,
К девчонке той, ну очень юной,
И светлою, как этот луч.

И я с позиций не уйду
Хотя надежда эта тонка
Любовь, когда не пропаду
А вознесусь я с той девчонкой.

В надежде у двери передней
С девчонкой этой рядом сел,
В надежде, что умрёт последней
Пока я в том не преуспел.

Уверен я, что нет ошибки
В том, чтобы сесть с ней, не спеша.
С девчонкой той, что вся в улыбке,
Раскрылась миру, как душа.

Девчонка в простеньком пальто
С улыбкой светлой, точно братство,
Ах, что пальто, под ним зато
Не описуемо богатство.

Ах, мне хотя б с ней пару слов!
Когда вас чувство так захватит,
Когда бунтует так любовь,
И пара слов бывает кстати.

Не опоздай, хоть много дел,
Пока ещё так сердце юно.
Но я успел – в трамвай тот сел.
На все сомненья в жизни плюнув.
В том сомневаться нету сил.
Успел, и до сих пор в нем еду.
С тем ощущением любви,
Что ждал всю жизнь, как ту Победу...
 
 ***

Пристрастие ценить в музеях
Средь бронзы и холстов картин,
Прекрасное лишь тот имеет,
Кто от врага неуязвим.

Но красота возникнет в жизни,
И вмиг, что не найдешь концов,
Появятся все иже с ними
Толпа нежданных подлецов.

В ком чести нет, они все тут,
Как инквизиторы на суд.
И чемоданом компромата
Людей за горло держат гады.

А жизнь сурова, без улыбок,
Прекрасное в ней просто блиц,
Во избежание ошибок,
Стандартность чувств, безволье лиц.

Вдруг демократия настала
А времена все те же вновь,
И здесь уже не нужен Сталин,
Когда так много дураков.

Их демократия однажды
Как оттепель в страну пришла
Лощеных, наглых и продажных
Вдруг над страною вознесла.

Их интеллект теперь такой –
В министры нужен им Швыдкой.
Картины прет, народу сдуру
Твердит про якобы культуру.

Иль просвещает как «МК»
Чего не знали мы пока.
Такой помет подняли с дна,
Что вся страна утомлена.

Девчонке улыбнись счастливой
В тебе увидят педофила.
Корчагин Павка анекдот,
А в кадре Дроботенко-скот.

Босяк кричал о человеке,
Но где же этот человек,
Когда весь день твердят о сексе,
Души, любви в котором нет.

Нам не пройти по переулку
Под вечер, где подонок ждет.
Ведь нас посадят и за булку,
Его во власти место ждет.


Коль есть великие артисты,
Их со страниц встречают свистом.
Как инквизиция, как суд,
Дурак на умного: «Ату».

Кумир им нужен для газет,
Для жареных статей в бюджет.
Пихают в черную дыру
Народ весь наш и всю страну

Иллюзии на солнце тают,
Ведь нищий наш народ таков,
Что им уже не страшен Сталин,
Страшней свобода дураков.


 ***

Ах, юность. Ощущенья тонки.
Пока ты юн побольше взять
Когда бродил среди девчонок,
Где многое могли мне дать.

И я терялся в этом мире,
Чтоб чести не теряя впредь,
Девчонку завести в квартиру,
Затем, чтоб донага раздеть.

И так раздеть, чтоб знала – любит.
Чтоб был не пошл ты, а велик,
Чтобы вторгаясь в эти губы,
Запечатлеть навечно миг.

В любовь я верю почему-то,
Как в самый искренний почет,
Гайдар в уме царит, как смута –
Где все на рынке, ты ничто.

Я ненавижу не богатых,
Я ненавижу только гадов.
Трагедия. Ведь только гад
Вверх выбился, и он богат.

Когда ей упираюсь в стенки,
В том ощущеньи целый мир,
Трамвай так, разбежавшись тренькнул,
Мотор, урча, затеял пир.

На улице блеснули стекла,
Искрились, будто это смех,
И ощущения в них столько,
Что весь я в ощущеньях тех.

Хоть ты опять скривила губы,
Переживет все тот, кто чист,
Когда ты чувствуешь, что любят,
То слышишь то, как дышит лист.

Ах, ощущенье этих стенок,
О чем в тот миг я ни молю,
Я знаю: движут мир не деньги,
А ощущенье, что люблю.

 ***

В трамвае ехали мы вместе,
А в давке так прижалась ты,
Что ощутил всем телом прелесть,
Как ночь, дарящую мечты.

Я замер, жалок и отчаен,
И уловил вдруг в блеске глаз,
Что миг сей вовсе не случаен,
Что ты что надо, в самый раз.

Тебя же я боялся тронуть,
Как чашу полную всех благ,
С такой и капли не уронишь,
Когда напиток ценишь так.

 ***

Когда твои раздвину ноги,
То так мне хочется постичь
Мир, чтоб не упустить святого,
И высшей радости достичь.

Чтоб были девочки идейны,
В цеха и ВуЗы чтоб влекло,
А новорусским с их бассейном
До времени закончить клев.

Зовут на добрые дела,
Наоборот же, больше зла,
Когда зовут страну к единству,
Смирялись чтобы с этим свинством.

Быть может красота без чести,
Продажным смысл великих слов,
Я руку запускаю в прелесть,
С тем чувством братства, как любовь.

Та твердость и упругость стенок,
В которой упираясь креп,
Когда ничто любые деньги
А с чувством братства сладок хлеб.

 ***

Дочь у купчихи так здорова,
Что вспыхивают телеса,
Так думал, наливаясь кровью,
Мужик и отводил глаза.

Сквозь все страданья и лишенья
Сильней страдание одно,
Невыносимое терпенье,
Что не дотронься до нее.

Как рассветет, на крышу лазил,
Богатого особняка,
Влезал на крышу раз за разом,
Смотрел на спящую пока.

А та раскидывала тело,
Вся безмятежностью маня,
И так желанием болел он,
Что мысли жгли сильней огня.

И что ни миг, то осознанье,
Что эти телеса не тронь,
Когда как зверь, тая дыханье,
За спящей наблюдает он.

Ах, как он ту мечту лелеял,
Что мысленно переступал
Грань к телу что во тьме белеет,
Его болезнено он брал.

Не нравственность его держала,
А то, что так душою слаб,
Что неподвижно, словно раб,
Стоял пред ней как пред державой.

Купчиху же идея тронуть
Пришла и ринуться в бега,
На юг, спасаясь от закона,
Несли там долю казака.

И так порыва было много,
Того, зажатого, как крик,
Что он обнял ее не дрогнув,
Закрыл губами губы вмиг.

И так пронял ее он в стенки,
Пронзив так сладко, до души,
Что ей зыбыты сан и деньги,
И вся в хотении дрожит.

Ах эти волоски и губы,
Сопротивленье превозмог,
Уже слабея, пылко, грубо,
Еще раз вторгся между ног.

Потом еще, потом еще…
И так ее он силой тронул,
Что показав, что он прощен,
Купцова дочь от неги стонет.

Когда устал и стал потише
Она сама прижалась ближе
«Иди», - сказала, голубя, -
«Чтоб не заметили тебя».

И из окна особняка
Он прыгнул так, что шито-крыто,
И в тот же день пришла беда –
Купца в лесу нашли убитым.

Разодран же он был так весь,
Наш незадачливый охотник,
Что нет сомненья – то медведь-
Решило следствие охотно.

А парня держат при дворе,
Встает трудиться на заре,
И так за дело он болеет,
Что нет Ивана удалее.

И не приходится так горько –
Иной он раз встает на зорьке,
И к милой проникает в дом,
В волненьи сжатый кулаком.

Мир снова сотрясают стоны,
Так яростно ее берет,
Пред ним царицею на троне,
Купеческая дочь живет.

И всяких сплетен и огласки,
Сношенья держатся сильней,
И высока любовь, как сказка,
Пока он верен только ей.

 ***

Осенний вечер теплый. Слякоть.
И губ податливая мякоть.
Туда ей пальчиком попасть,
Где отношений этих власть.

Хоть покривится, но потрогать…
Щекотно сделать для неё,
Что и сама раздвинет ноги,
И пустит, что туда войдет.

В сих отношеньях я не профи,
Чтоб сотню поз переменить,
И хватит мне стакана кофе,
Хоть покривится, но простит.

Когда уже мне невтерпеж,
Когда охватывает дрожь,
То для меня романс тот вечер,
Когда случится эта встреча.

Гляжу на звезды, как философ,
Загадочен наш мир большой,
Спасенье ото всех вопросов
Войти в тебя в тот миг ночной.

И я себя в том претворяю,
Себя в ней удовлетворяя,
Что помню щекотанье все
В себе чувствительной ее.

А у кого-то миражи,
Что кажется, вот будет жить!
За счет насилия, убийства,
И погрязает в этом свинстве.

Как не разрушить бы тот вечер,
Когда хватает нам вдвоем
Тепла в ту слякоть в этой встрече
Что всё во мне и я во всем.

Что целый мир как губ тех мягкость.
Плевать, на то, что будет впредь.
Пока со мною эта яркость
Способен все преодолеть.

Ещё тот вечер бесконечен,
Тем пониманием пленя,
Что просто так и человечно
Ты вновь снисходишь до меня.

Как в юности мир снова ярок,
Скрепленный тем, что между ног,
И этот вечер как подарок,
Как и волшебный твой цветок.

 ***

Настроенье - теннисистка
Выиграет или нет?
За игрой, как за солисткой
Наблюдает целый свет.

Он же думает: «Вот стерва.
От неё же он всё стерпит.
В знак внимания мечты
Ей конфеты и цветы.