Военная тема от учредителя русского конкурса для ознакомления

ПРОЩАЛЬНАЯ ПОДВОДНИКОВ
(на гибель атомохода КУРСК)

Мы снова пьем за тех, кто в море
Нашел неласковый приют,
И в темном чреве океана
Похоронил свой ратный труд.
 И пусть безмолвная пучина
 Глотает нас, как горсть камней,
 Кто не был в море, не мужчина,
 Оставьте сор пустых речей.
От взрыва вздрогнет субмарина,
Звонок тревожный зазвенит.
Откроет пасть свою пучина
И лютой смертью пригрозит.
 Не плачьте дома, дорогие,
 Никто не тонет в море слез.
 Нам уготована могила
 В волнах далеких детских грез.
И пусть сверлит чиновник гнусный
За нашу гибель китель свой.
Его продажную душонку
Не позлатит и крест златой.
 Нас не поднимут водолазы,
 Мы растворимся в пустоте.
 И в дальний берег раз за разом
 Мы будем биться в суете.
И в крике чаек нас услышит
На берегу простой певец,,
И под гитару песнь напишет,
Чтоб облегчить вам боль сердец.


РОТНАЯ СТРОЕВАЯ
Мы победим, сомнений нет,
Врага настигнет злая кара.
Готовься в бой и соберись,
Как для последнего удара.
Наш Русский Дом, наш русский стол
Сегодня грабит, кто попало.
Готовься в бой и соберись,
Как для последнего удара.
Врагам прощать мы не должны,
И так мы много всем прощали.
Готовься в бой и соберись,
Забыв последние печали.
Нам завещал старик Тарас,
Когда огня стена повисла,
Врагов России истреблять
И соблюдать святые числа.

МАРШ НОВОБРАНЦЕВ
Прощайте, гордые славянки,
Наш эшелон уходит в ночь.
Стучит состав по полустанку,
Никто не в силах нам помочь.
 В глухих селениях Кавказа
 Быть может, мы найдем подруг.
 Быть может, это не случится
 И оборвется жизни круг.
Не плачьте, русские подруги,
Для вас найдется ухажер.
А нас, быть может, с наслажденьем
Из автомата срежет вор.
 Страна кипит, идет сраженье,
 Кто больше всех способен красть,
 Тот вас получит, как награду,
 И над страной большую власть.
Но мы не вольны над судьбою,
Стучит колесами состав,
Нас бросят в бой за чью-то долю,
Не зачитавши наших прав.

ОТЕЦ
(Старая Русса-героям
первого военного лета)
Гудели в небе самолеты,
Им хлеб кидая по ночам.
И часто факелом в болота
Втыкались, следуя лучам.
Привыкли кони к артналетам,
Гоняя гривами слепней.
И часто пушки из болота
Тащили с кучами людей.
Их немцы мертвыми считали,
Бомбя вслепую, наугад.
Они в болотах оставляли
Еще живых своих ребят.
Дивизия прошла с боями
И вышла в город Ленинград.
А мой отец достался немцам,
Пустой отбросив автомат.
Его не били, не пытали.
А просто месяц не кормив,
Потом врачам плененным сдали,
И, чудо, он остался жив.
В простой солдатской гимнастерке
Он уцелел, свою зарыв.
Лес проползая, как Маресьев,
Страну на месяц, но прикрыв.
Когда, сверкая орденами,
К нам собиралися дядья,
Лучи его простой медали
Из сердца шли, других тесня.
Он был на фронте доброволец,
Артиллерист и командир.
И не его вина, что немец,
Его пленив, не застрелил.


ВОСПОМИНАНИЕ О МАТЕРИ
Мать много знала, много шила,
И нас, как двух гусей пасла.
И, кажется, что в целом свете
Важней не знала ремесла.
Она, конечно, уставала
Но к нам всегда была добра.
Любви и дружбе обучала,
И в том настойчива была.
Варила сталь, преподавала.
Устав, на дачу нас везла.
И не было такой заботы,
Что на себе бы не снесла.
Мы мало маме помогали.
Ведь мужики глухи в душе.
И только за ее старанья
Ей рай дарован в шалаше.
Мы одолели коммуналку,
Она ввела нас в новый дом.
Но не судите нас пристрастно.
Она одна осталась в нем.
Мы редко внуков наставляем,
Утешить старость матерей.
Теперь вот, как просить прощенья?
И мы их просим у церквей.

СОВЕСТЬ СОЛДАТА
Кравчук Михал Ильич, мой дядя,
Под Керчью бросился в пролив.
Его бомбили мессершмиты,
Но в целом он остался жив.
Спаленной гарью Украины
Он шел, твердя библейский стих,
Они дошли, так значит надо
И нам теперь дойти до них.
И он дошел почти до Вены,
Слегка подранен, но живой.
Ведь есть же бог у русских все же,
А украинец богу свой.
И вот он барствует в квартире,
А немка завтрак подает.
И ординарец ей прилежно
Немецкий стих в ушко поет.
Она немного покраснела.
Но видно все же поняла,
И вот ее нагое тело,
Шурша перина приняла.
Но он не принял подношенье.
И ординарцу в нос кулак.
Ты, что, забыл про украинок?
Ведь мы не немцы, сгинь дурак!
Не знаю, долго ль он держался.
На фронте разный был народ.
Но все же радует, что воин
Хранил в душе такой подход.

ДАЛЬНЕВОСТОЧНИКИ
(Памяти отца, Москва-Старая Русса)

Артиллеристы, мы опять
За артналетом наступаем,
Но впереди заслона нет,
Мы хорошо об этом знаем.

Пожаром выжжена земля,
По ней рассыпаны каменья,
И для фашиста этот час
Был, как последнее знаменье.

Но вот запас пришел к концу,
И батареи замолчали.
А в стороне плечом к плечу
Дальневосточники стояли.
 
Полны упорных свежих сил,
Они и в ад бы брешь пробили,
Но танки с флангов обошли,
И мы, как прежде отступили.

И горечь черпая до дна,
В плену мы снова рядом встали.
И снова здесь плечом к плечу
Дальневосточники стояли.

Дальневосточники-сибиряки,
Как много вас легло полями.
Но как же прочно, Боже мой!
Вы под Москвой за нас стояли!






УШКУЙНИКИ (речная походная )
Ой, вы, верны други, тесаные струги!
Ой, вы, верны други, копья да мечи!

Наша воля с нами, вьется наше знамя.
И над нами солнце брызгает лучи!

А над нами ветер парусом трепещет,
А над нами песня вольная летит.

Вот бы нам навстречу показался берег.
И травой зеленой сладко поманил.

Нам тогда бы выйти, да расправить плечи.
Да устроить пляски прямо у реки.

Где там наши гусли, шелковые струны?
Где там наши дудки, дудки да рожки?

Может, ждет засада, может ждет награда.
Может, будет праздник в поле у реки.

Ну, а если вскоре, нас красотка встретит,
Платье голубое, брови широки.

Мы ей за усладу выдадим награду,
Вывалим на траву наши сундуки.

Выбирай что хочешь, и шелка, и бархат,
Только не торгуйся, мы не босяки,

И не будем мерить, сколько ты постелишь.
Только б твои ласки не были горьки.

МЫ ВСПОМНИМ СТОХОД.
На конях высоких, в башлыках широких,
Развернувши плечи, в белых чекменях,
Словно не в атаку, не на бой и драку,
Выплыли кубанцы, словно на парад.
Вот на берег правый высыпала лава,
Крупной плавной рысью выпустив коней.
А на берег левый подтянулись цепи
Тоже не пугливых морячков-бичей.
И полковник хмурый, нас на три аллюра
Выпустил в атаку, да на пулемет.
 «Вы не бойтесь братцы, вам ли их бояться?
Ну, а кто робеет, вспомните Стоход.
Эх, там было дело, только лишь для смелых.
Залегла пехота, а по ней шрапнель.
Немцы били четко, с грамотной наводкой,
И редели цепи от стальных бичей.
Батареи били, их не подавили,
До траншей осталось меньше полверсты.
И тогда начальник, наш комдив –печальник,
Попросил кубанцев выручить чертей
И без всяких танцев, без парадных глянцев.
Атаман кубанцев поднял усачей.
И вот тут пехота, ошалев от пота,
От свинцовых ливней, от стальных бичей,
Вдруг перекрестилась, словно ей приснилось
На поле раздолье белых чекменей.
А казачья лава, рассыпаясь вправо,
Двинула по флангу грозных батарей».
Но день тягуче продолжался,
Резерв топтался позади.
 Полковник прочь прогнал раздумья,
 И поглядел, что впереди…
Сошлись две лавы в смертной сшибке,
Кубанцы встали в стременах,
 Блестели лица их от пота,
 А с душ слетал смертельный страх.
Пехота лезла им под ноги,
Ее топтали так и сяк.
 Никто не вспомнил, как Стоходом
 Гордился доблестный казак.
И лишь полковник, глаз прищуря,
На миг слезою изошел.
 «Свои в своих стреляют, люди!
 Ах, человек, большой осел!»
Но вот, смущаясь гневных взглядов,
Слезу смахнувши рукавом,
 Он эскадрон на бой отправил.
 Взмахнув привычно палашом.
Захлебнулась атака кубанцев,
С фланга плюнул лихой пулемет.
 Анка Зольц, задыхаясь от счастья,
 Звонко крикнула: «Хлопцы, вперед!»
И, сметая лавину кубанцев,
Красный конник понесся внамет.
 Да, там было уже не до танцев.
 Провалился Ледовый поход.


КРУГОСВЕТНЫЙ ПОХОД 1966 ГОДА.
Туман рассеялся и в дымке
Ушла подлодка в глубину,
Разбив китовый нос форштевня.
Об океанскую волну.
Вы не отыщете на карте
Крутой подводников маршрут.
За нами лишь чужой локатор
Следит тревожно там и тут.
Прощайте милые подруги ,
Мы не вернемся, может быть,
И вам придется рыболовов,
Всплакнув над нами, полюбить.
А мы скользим, стуча движками
По беспросветной темноте,
Какого дьявола не вором,
Пришлось на свет родиться мне.
Прощайте вольные пирушки,
Мы на полгода в тесноте,
И позабытые подружки,
Через полгода уж не те.
Мы якорей нигде не ставим,
За нами тянется лишь мрак.
И прямо к цели нас выводит
Слепой акустика маяк.
Вы вспоминайте нас на суше,
И помолитесь в суете.
Чтоб мы вернулись, мы вернулись
Для двух стихий - к одной черте.

ПРОЩАНИЕ ВИТЯЗЯ
Ах, какие паруса вдаль по реченьке!
Распрямили всласть гребцы тяжки плечики.

Тихо тронул ветерок тучки черные,
И погнал их на восток, непокорные.

Где друзья, а где враги, не понять сперва.
Просвистела вдруг стрела поперек челна.

А за той стрелой прямой, за каленою,
Застучали по бортам копья черные.

Будет долог тяжкий бой вместо роздыха,
Подержи, Ванюша, меч, дай мне отдыха.

Видишь. струйкою течет кровь удалая,
Была светлою броня, стала алою.

Ты постой-ка за меня, братец названный,
Я за дерзость за свою пал наказанный.

У твоей невесты я кольцо выпросил,
А дареное тобой в речку выбросил.

И прогневались за то боги сильные,
Стали слать мне чудеса замогильные.

Но, не внял я, братец мой наставлениям,
Не разжалобил богов я молением.

Ты оставь теперь меня в стороне чужой.
И иди скорей, браток, на смертельный бой.

Пусть проклятия богов на меня падут,
Ты же, братец, продолжай свой удалый труд.

КАМЕНЬ
Камень стынет на ветрах
Посреди дороги.
Эх, куда я не пойду
Зло мне прочат боги.
 Коль налево забреду
 С головой прощаюсь.
 Прямо-ножик получу,
 И коня лишаюсь.
Вправо долгий путь лежит.
Темный и неясный.
То ли пуля будет в грудь,
То ли орден красный.
17 августа 2000 года




ПРОЩАНИЕ С ВЕКОМ *
Собравшись кругом, выпьем дружно,
Чтоб лихолетье пронесло!
За Русский Дом! За нашу дружбу!
И за печалей ремесло!
 За то, чтоб нас в борьбе кровавой,
 Никто не смог бы одолеть!
 За то, чтоб вновь воскресла слава,
 Не уставая в медь греметь!
За то, чтоб солнце грело дали,
И брат-русак к нему пришел.
За то, чтоб к счастью без печалей,
Он, наконец, свой путь нашел.
 Чтоб русским женщинам на счастье,
 Дарил он золото сам –друг.
 И чтоб навеки недруг злобный
 Пропал во тьме без долгих мук.
За то, чтоб купол златоглавый
Он без помехи создавал.
За то, чтоб в бездне величавой
Задорно русский стяг плескал.


РУССКИЙ ДОМ *
Мы не умеем ненавидеть.
Ну, так зачем же нам любить?
Мы всем прощали наши беды,
Но ведь себе их не простить.
 В тоске грохочут эшелоны,
 Вперед историю везя,
 Но мы выходим из вагонов.
 Свободу дорого ценя.
Нас не влекут чужие дали.
И древний мир теперь не наш.
Мы, охладев, простили бога.
Так забирайте, коль он ваш.
 Нас вдаль зовет иная воля.
 Себе мы дом хотим создать.
 Но, только чур, гостей незванных
 Мы будем лезвием встречать.
Быть может русским будет трудно
Себе построить новый дом.
И будет в нем немного грустно,
Зато спокойно будет в нем.
 А коли гости постучаться,
 В нем будет,что подать на стол.
 Но никогда не загостяться
 Дурные гости в доме том.
Им уж никто на стол не будет
Хмельные чаши подавать.
И дочь свою никто не будет
Гостям порочным продавать.
 Нас ждет теперь иная участь.
 Закроем двери на замок.
 Обнявши крепко-друга встретим,
 А вора -сбросим за порог!

ИНТЕРНАЦИОНАЛ НА ЗИЛЕ
Конвейер встал, гремя железом.
Солдаты сбились в плотный строй.
Их министерство обороны
За харч направило в «забой».
Напротив памятник пылился,
И Ленин нервно кепку мял.
Сержант-кавказец матерился,
Всем уши срезать обещал.
Его земляк вокруг мотался,
В руке крутя зачем то цепь.
Он от угрозы распалялся,
Двух-трех цепком успев задеть.
Тут дембель вывел двух девчонок,
Они спешили на обед,
Но окруженные «кавказом»,
Девчата встали, хода нет.
И перед строем русских братьев,
Как сотни лет тому назад,
Кавказцы радостно играли,
Почти насилуя девчат.
Но, наконец, гортанный окрик
Шумы завода перекрыл.
И земляков, огромный дембель
О чем-то грозно вопросил.
Одна девица вдруг сбежала,
Ну, а подруга поддалась,
Под мышкою почти зажата,
Могла ногами лишь мотать.
Зачем-то нервно смеялась.
Я думал, что-то здесь не так.
Как оказалось, дембель главный,
Уж где-то разложил тюфяк.
И через час она вернулась,
С распухшим телом и лицом.
Что взять с нее, она столкнулась
С любовью сыгранной «кольцом».
С тех пор, оглядывая девок,
Посменно ждущих тех солдат,
Я понимаю их прекрасно,
И в этом… Ленин виноват!
 
УЧЕБНЫЙ БОЙ
Каскад прыжков, каскад ударов.
Противник смят и оглушен.
Он на земле и с легкой дрожью
Следит за роковым ножом.
 Здесь ясно все и все понятно,
 Кто должен пасть, а кто упасть.
 Не дай вам бог при этой жизни
 Врагу под нож вот так попасть.

ПОГРАНИЧНИК
Росой трава засеребрилась,
Сползли туманы до реки.
И по тропе слегка шуршали
Почти неслышные шаги.
 Шагал по ней, вдыхая дали
 И свежий ветер озорной,
 Не потревоженный печалью,
 Солдат с овчаркой молодой.
Он шел за ней, шаги считая,
И думал, как бы не запеть.
Зачем нам, брат, такие дали?
В них глядя, можно окриветь.
 Но озорной напев чуть слышно
 Слетал из припушенных губ.
 А за скалой его уж ждали.
 И чуткий пес рванулся, груб.
Его бросок был не подвластен
Команде запоздалой»Стой!»
И пес свалился бездыханный,
А с ним и парень молодой.
 Рукой пробитой автомата
 Из-за плеча уже не снять.
 Но есть на поясе граната,
 Так почему ее не взять?
Встревожил ястреб все потомство,
Над эхом взрыва закружив.
И мы не знаем, где тот парень?
Быть может, он остался жив?

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЗЕМЛЕ
Закрутилась стропа парашюта
На холодных и рваных ветрах.
Неуютно холодное солнце,
И земля вырастает в глазах.
 Как тут быть, ведь я сам выбираю
 И судьбу, и печаль, и прыжок.
 Вот рванула стропа запасная,
 Ветер кинул сигнальный флажок.
За надежду, как смертник цепляюсь,
И, повиснув, по небу скольжу.
Но стропа подвела запасная.
И поник, как цветок, парашют.
 Ветер легкие рвет на прощанье,
 Обещая мне встречу с землей.
 Но на счастье последний товарищ
 Затянул свой прыжок затяжной.
И, как коршун, за плечи цепляясь,
Он меня потянул за собой.
Заметалась стропа парашюта,
А за ним он рванул запасной.
 Мы на землю неловко упали,
 Не решаясь ее целовать.
 К нам всегда было небо враждебно,
 А земля - наша старая мать.
 
ВЕРТОЛЕТНАЯ РАЗВЕДКА
«Мы не можем садится на мины,
Сколько можешь, Петрович, тяни!»
Поперхнулось дыханье мотора,
И шлейф дыма повис позади.
 Мы сегодня летали в разведку,
 Отмечая окопы и пни.
 «Мы не можем садиться на мины,
 Сколько можешь, Петрович, тяни!»
Высота не спасет вертолета,
Ни к чему нам большой парашют.
«Ну, давай же, Петрович, к высотке,
За камнями найдем мы приют!»
 Но невидимый дух притулился
 У камней на развилке дорог.
 И на борт вертолет завалился,
 Словно спьяну случился морок.
Нам не выйти из жуткого гроба,
Тяжко в нем нам пришлось погибать,
Духи рвали Россию на части,
И наш долг был ее отстоять.

НА ЗВЕЗДОЛЕТЕ
В нас тусклый свет звезды далекой
Рождает отблеск неземной.
И вот вослед за чудным светом
Летят ракеты над Землей.
Пусть астронавтам путь неведом,
Их холод бездны не страшит.
И сквозь смертельные рентгены
Корабль в космосе летит.
До звезд далеких два столетья,
Мы в звездолете родились,
На нас последняя надежда,
Хоть мы вернуться не клялись.
Земля пожарами покрыта,
За каждый метр идет борьба.
Ах, боже, как все это дико,
Где нет ни края, ни тепла.

ОПАСНЫЙ РЕЙС
На Тулу, на Тулу, на Тулу,
На Тулу колеса стучат.
Мы тянем их в два тепловоза,
Из рельс выбивая набат.
 Мы гоним вагоны упрямо,
 До верху взрывчаткой набив.
 На Тулу, на Тулу, на Тулу,
 Играет знакомый мотив.
До Тулы осталось немного,
Но стрелка на рельс не легла.
Мы гоним вагоны под встречный,
На небо готовя тела.
 Так тормоз, так тормоз, так тормоз,
 Крути же, чудак, поскорей.
 Но спят машинисты на встречном,
 Себе заказав мавзолей.
Нам поздно молиться и плакать,
Мы рвем тормоза, что есть сил.
Как будто циклоп разъяренный,
Гудок в темноте забасил.
 Устало скрежещет железо,
 Надежду на жизнь потеряв,
 Мы ждем лобового удара,
 Об этот треклятый состав.
Но тормоз на встречном надежен,
Грохочет по рельсам состав,
И в метре от адского груза,
Застыл, как притихший удав.
 Диспетчер ругался охрипнув,
 Все смены на корки кляня.
 Я молча курил сигарету,
 Судьбу по иному ценя.




РУССКИЙ ПАТРУЛЬ
Вымирает пьющая Россия,
Только мне ее теперь не жаль.
Не заплачу песней, как бывало,
Размягчив вином души сухарь.
 Мне теперь иные шепчут звезды,
 Я теперь в скалистом далеке.
 И о прошлом вовсе не жалею,
 Автомат зажав в своей руке.
Да, пока нас мало здесь собралось,
Мусульманам диким дать отпор.
Но зато я не увижу взглядом,
Как девчонок мнет кавказский вор.
 Этот вор теперь в моем прицеле.
 И запляшет грозный автомат.
 И отправит, словно тризну справит,
 Злого вора в их чеченский ад.

ОБЕЩАНИЕ
Не все потеряно, ребята,
Сказал усталый капитан.
Хоть диктор, засланный из ада,
Нас сотню раз уж оплевал.
 Не все потеряно пехота,
 Глядите веселей, качки.
 Нас бьют сегодня, а Суворов,
 На битых ставил все очки.
Наш бой не кончен и напрасно
Плюет в экран столичный хлыщ.
Вслед за Чечней, те, кто с Арбата,
Услышат наш десантный клич.
 В атаку взвод, не рвать моторы,
 На башнях, целься поверней!
 Мы позабудем все укоры
 Под грохот русских батарей.

 ВОИНАМ
Во тьме веков стоят угрюмо
Лихие русские полки.
Им ни почем огонь и стужа,
И не к чему мои стихи.
 Столетья давят великаны
 На плечи русских мужиков.
 Забывши радости земные
 Глядят они из мглы веков.
Не верю я, что вдруг забудет
Народ про их кровавый пот.
Они на нас не держат злобы,
Вояки верят в свой народ.



ПОЛОН
Татарский стан визжал и злился,
 Тащили девок на вертеж,
 А стариков и кто поплоше
 Сдавали пацанам под нож.
Монгол привычно с тела сбросил
Вонючий порванный халат,
И на телегу опрокинул,
Ту, что цвела, как летний сад.
 Он грубо мял худые плечи,
 За груди белые хватал.
 И, засмеявшись, словно крылья
 Девчонке бедра раскидал.
Слюнявым ртом был крик задушен,
На зуб попалась прядь волос.
А под телегой, молча плакал, отец,
В колодках, словно пес.
 Ревели младшие братишки,
 Монгол насытил плоть свою
 И, братьям горло перерезал,
 Едва убрав в штаны “змею”.
Подняв пинками полонянок,
Он всех за шеи привязал.
Затем на лошадь взгромоздился,
В штанах рукой поковырял.
 Гортанный окрик развеселый,
 Был, как плевок родным лесам.
 Полон бежал, сбивая ноги,
 И конь сбивался с шага сам.
Татарин беленькую Настю
Держал поближе, на седле,
И днем, по балкам отдыхая,
Он заголял ее в арбе.
 Заветам верен Чингиз-хана
 Он рад был лошадью чужой
 Топтать, смеясь, чужие дали,
 И с девой тешить плоть чужой.

ВОСЬМОЕ СЕНТЯБРЯ
Мечи ударили в мечи,
И кровь на землю побежала,
И хан презрительно скривил
Усов тонюсенькое жало.
 Стояли русские полки
 Под свирипевшими волнами.
 Ордынцы двинулись на них,
 Как разъяренное цунами.
«Не в первый раз нам умирать»-
Князья надменные сказали.
«Но мы победу можем взять,
А коль погибнем, так орлами!»
 Стояли русские полки
 В кровавой сече исчезая.
 И до последнего дрались,
 Раненьем смерть свою считая.
Донской, Боброк и Серпухов
К победе их совсем не звали.
На русском поле мужики
Своих любимых защищали.
 И хан в отчаяньи скривил
 Усов тонюсенькое жало,
 И приказал подать коней,
 Орда от русских побежала.
 И приказал подать коней,
 Орда стремительно бежала.




ПЛОВЦАМ
Мы не стали ходить босиком,
И забыли названия трав,
И свободу почти разлюбили,
Пережив жгучий ветер расправ.
 На иконах скорбящие лики
 Не находят мелодий в душе,
 Словно клиппер под черными стягами
 Скинул нас на крутом вираже.
Мы глотаем соленую воду,
Ни назад, ни вперед не уплыть,
Лишь течения мутные волны
Нашей жизни продляют нить.
 Бездна ждет, распахнув объятия,
 Тают в ней навсегда письмена.
 Наши жизни в ней тоже тают,
 Без вины потеряв имена.
Надо выплыть, но холод страшный
Наши души цепями сковал.
Кто же выплывет? Тот, кто сможет
Рассмеяться на смерти оскал.

РАЗДОЛЬЕ МОРЯ
Сушите весла, братья казаки,
И мокрый парус, что с ветрами спорил.
Нам не светили ночью маяки
И мы по звездам шли в раздолье моря.

Казачьей чайке волны не в укор,
Мы пену с гребней веслами срывали
И мощно воздух рвал казачий хор,
Когда под солнцем золотились дали.

Нас помнят Балаклава и Стамбул,
Трясется в страхе Кафа, вспоминая,
Как мы просторы моря брали в плен,
Его на части парусами разрезая.

Теперь уж нет на море казаков,
И оскудела в робких внуках наша слава.
И не белеет больше парус над волной,
И не грозит штормам, как мы, упрямо.

Так научите, братья казаки,
Как внукам жить в ладу с собой и волей.
И как смотреть в любимые глаза,
И видеть в них отсвет шального моря.



ПЕСНЬ О КАВКАЗСКОМ ПОХОДЕ
Кавказские горы курились дымами,
С них небо на землю ползло облаками,
Вершины и скалы пестрели стрелками,
Но русские шли, колыхая штыками.
 Барятинский знал, здесь последний оплот,
 И грозный Шамиль снова в плен попадет.
 Но пули цепляли седины висков.
 И сердце не верило в щит облаков.
Сегодня Кавказ полыхает, как прежде,
И мир здесь доверен капризной Надежде,
Богине далеких, несбывшихся грез,
И жизнь здесь, пока, неуместный вопрос.
 В далекой Москве, Питербурге и Вязьме,
 На строгой Оке и мелеющей Клязьме,
 Цветущие вишни теряют наряд,
 А здесь свою жизнь потеряет солдат.
И снова по скалам строчит пулемет,
И ротный, украдкой рукой вытер пот:
«По счету четыре, повзводно, вперед!»
Но пулю поймав, от цепи отстает.


ГУСАРСКИЙ ПОЛК
Уходит полк, гремят оркестры,
На ментик капает слеза!
Их много пролили печалясь,
Родные женские глаза.

Но кивер сбит аж на затылок,
И поцелуям нет числа.
Хоть горек мёд прощальной ласки,
Зато хоть чара не мала.

Гусар протрёт усы отважно,
Скорей в седло, скорее в строй.
Ему, привычному к атакам,
Все войны кажутся игрой.

И вы мечтаете о славе?
Она рождается в крови!
И к нам приходит на могилы,
Но-но, каурый, не дури!

И дружно песню запевая,
Уходит в бой гусарский полк.
А где-то рыщет за лесами,
Глодая трупы, тощий волк!



СОСЕД ИЗ НОВЛЯНОВО

Сосед наш точно был не барин
Косил, копал и поливал,
И тем изрядно был доволен,
Что труд простой ему давал.

Ничем из всех не выделяясь,
Он незаметно век влачил.
Но, как-то на закат любуясь,
Под вечер вдруг заговорил.

Он жил под Грайвороном где-то.
Там где я срочную служил.
А он в военную годину
С братьями дом свой сторожил.

Мы разминулись лет на тридцать.
Я помнил мирные поля,
А он мне клялся, что железом,
Там долго полнилась земля.

Война, понятно, не щадила
Ни стариков и ни детей.
Отца на фронт забрали вскоре,
Он собирался без затей.

«Лежит картошка в огороде,
Дрова в сарае, хлеб в печи.
Ну, что ж вы! Рты то хоть раскройте!
И ты, Мишаня, не молчи!»

Ушёл отец вперёд с войсками,
Назад войска бежали врозь.
А хлопотливые мальчишки
Всем раненым срезали трость.

Сварив картошечку ночами,
Её носили для солдат.
Но их потуги зря пропали.
Солдаты не спасли ребят.

И десять раз за зиму злую
Посёлок власть менял подряд.
И в каждый сад попеременно
Влетал осколочный снаряд.

Стояли бритые деревья
Столбами страшными во мгле.
И часто бой затихнув в небе
Тянулся долго на земле.

В последний раз пришли мадьяры,
Сменив румынов и «джузепп».
Видали мальчики и немцев,
И вновь воскресших «экс-мазеп».

Но. Как то вечером со шляха,
Обшарив трупы и возы,
Стащили мощную винтовку.
И вышла жизнь из полосы!

Висела «рама» в полумраке,
Ведя разведку и дозор.
По неё шарахнули трассером,
И немец праздновал позор.

Но за испуганной разведкой
Слетелись мессеры гурьбой,
И вдоль деревни запылали
Пожары красной полосой.

Мальчишки в погребе сидели,
А злой мадьяр на них орал.
Но в ту же ночь их власть сменилась,
И офицер тот в плен попал.

Его зарезали узбеки,
Крича «Зачем убил мой брат?»
Мадьяр не знал, что им ответить,
И тем вдвойне был виноват.

Прошли года, забылось горе.
Но время вороша назад
Он мне помог увидеть лица
Войной обугленнных ребят.


ШАЛЬНЫЕ ПУЛИ

Летают, брат, шальные пули.
До артобстрела два часа.
Мы до утра на пальцы дули,
Хрипели наши голоса.

Рассвет холодной тишиною
Обнял ущелья и леса.
Летают, брат, шальные пули,
И ищут наши телеса.

Роса замёрзла на рассвете,
И нас погреться позвала,
Звезда обманчивого цвета,
Ракета сумрак порвала.

Всё как положено по штату,
За залпом залп уносит вдаль
Души последние тревоги
И позабытую печаль.

И мы поднялись, чтоб погреться
Под пулемётным огоньком,
Он знаешь-греет лучше перца,
Хоть и молотит молотком.

Летают, брат, шальные пули,
И не спасёт тебя слеза.
Летают, брат, шальные пули,
И гасят наши голоса.

ФИВАНСКИЙ ЛЕГИОН

Восстали галлы-христиане!
Тяжёлый шлем одел проктор.
Ликуют воины-римляне,
Но мрачен первый легион.

Что им курчавым азиатам
До галльских бед, до галльских жён?
Арабы, греки, египтяне,
Зачем полезли на рожон?

Гремят литавры и букцины,
За строем строй уходит вдаль.
Их беспощадные дружины
Посеют горе и печаль.

Легат задумчиво обходит
Фиванский чёрный легион.
В нём служат только христиане.
Из них в бою не выжать стон.

«Молчите? Что ж! Молчите дальше!
Ликторы пустят вашу кровь.
Вам будет горьким воздаянье
За вашу чистую любовь.»

Помосты вымокли от крови,
Вздымались кучи из голов.
О чём бы бога не просили,
Смерть собирала свой улов.

Никто из них не ждал пощады,
Никто не вынул меч прямой.
Никто не изменил присяге,
Платя за честность головой.

Века прошли и суд столетий
Не властен выжать поздний стон.
Стоит в безмолвии великом
Фиванский чёрный легион.


В ДИКОМ СПОРЕ…!
(жертвам Беслана, Москвы, Будённовска,
 Чечни и других трагических мест)

Мы ещё не поставили точку
В диком споре за Русский Устав,
И из крови рождаются строчки,
Вновь взрывают на рельсах состав.

Тёмной ночью убийства не модны,
Вновь на трупах танцует шахид.
И ребёнок, совсем ещё школьник,
Им по злому приказу убит.

И хоть спорят воры-демократы
О каких то заумных вещах,
Я то знаю, они виноваты,
Что солдат наш бесславно зачах.

Что, пока ещё, в поле и дома,
Он, увы!, не хозяин судьбы.
И, собою закрывши ребёнка,
Он семью не спасёт от сумы.

И, пока не поставлена точка,
И, пока торжествует шахид,
И его есть вина в том, что дочка,
За него под чеченцем лежит.

Но, и всё же, солдат извиняя,
Я на них сэкономлю слезу,
Я не плачу, поскольку я знаю,
Что солдат я слезой не спасу!

DER TOTEN KOPF

Душа черна, как пепел ада,
Как воронёный чёрный ствол.
Есть для неё одна награда,
Осиротевший русский стол.

Белеет череп на фуражке,
Белеет он на рукаве.
Мы не даем себе поблажки.
Мы дарим миру по вдове.

Скрипят ремни мундиров чёрных,
Оставив жалость на потом,
Мы жертвы в небо отправляем,
Спалив детишек полный дом.

За что не любят нас мужчины?
За то, что многим не дано…
Мы любим запах мертвечины.
Сильней, чем крепкое вино.

Пусть содрогнётся мир безумный
От наших заспанных теней.
Вы разбудили нас бездумно…
Теперь посмотрим-кто сильней!


ШТУРМОВИК

Сгорел ведомый! Развалился
В кипящем небе самолёт.
А я живой и я пробился
И мне, пока ещё, везёт.

Уходят взрывы в отдаленье
«Домой! Домой!-поёт движок.
Но мысль меняет направленье
«За мной висит ещё должок!»

«Нам не уйти из этой схватки.
Ты обречён и я подбит!-
Мой самолёт опять взмолился
«Мы их помянем - кто убит!»

«Эх, воля к жизни мне мешает.
Сейчас заплачу - погоди!»
Но рукоять клонится влево
И взрывы снова впереди.

«Куда ты, стой! Ведь сбит ведомый.
Вернись, вернись! Вернись домой!
Но словно ведьмой зачарован
Я самолёт бросаю в бой.

«Нам не уйти из этой схватки!
Ты обречён и я подбит.
Огонь зенитный катит валом.
Я догораю! Ты - убит!»

Но я не слушаю упрямо,
Что мне бормочет самолёт.
«Мы рвёмся к цели. Прямо! Прямо!
Пора! Оружие – на взвод!»

И залп ракетный прост и ясен
Нарезал шрамы на земле.
А мы уходим, мы уходим!
И я, пока ещё, в «седле».






ВОСПОМИНАНИЕ О ГУСАРАХ.
Скажите правду, где гусары,
И почему их с нами нет?
И почему ногою твердой
Никто не пробует паркет?
Пустеют парки и фонтаны,
Пустеют залы и дворцы.
Ах, почему, где нет гусаров
Там процветают подлецы?
И почему в ответ на гнусность,
Никто не вынет пистолет?
Скажите правду, где гусары?
И почему их с нами нет?
Снежинки кружит тихий ветер,
Я опускаю лед в бокал.
Скажите правду, где гусары?
Никто мне слова не сказал.

ПОГОНЫ
Погоны, погоны, погоны!
К мундирам прибиты кресты,
Уходят на юг эскадроны,
По трупам наметив мосты.

Погиб под Касторной братишка,
Рукою зажав эполет.
И где-то белеет костями
Его непокрытый скелет.

Ночами мне снится упрямо
Разбитый с налёта отряд.
И плещется красное знамя,
И в чём-то я вновь виноват.

Война со своими без славы,
И мы не искали наград.
Но весь награждён орденами
За нас большевистский отряд.

В стране полыхали пожары,
Отбросив её на века.
И красные с белыми бились,
Казня в деревнях мужика.

И вновь на Руси «комиссарят»
Всё те же кривые друзья.
Сменили на время лишь знамя,
Но верить им больше нельзя!

ПЕХОТА
Блины за борт кидал мой друг,
Набив известную сноровку
А я, устав копать окоп,
За обе щеки клал перловку.

Пехота встать! Пехота, лезь!
Посредник нам зачел штрафные.
И мы штурмуем высоту
Вина не пили, а хмельные.

На высоте полно траншей,
Вчера их рыла третья рота.
И чтоб посредника развлечь
Мы тащим пушки из болота.

На сапогах налипла грязь.
По пуду точно грязи склизкой.
И здесь не будешь козырять
Своей московскою пропиской.

Ну, наконец, опять привал,
Письмо от друга я читаю.
И по морям скольжу за ним,
Его улыбку вспоминаю.