Владимир Корин. Часть третья

(роман в стихах)

Часть третья. Политический спор


Владимир Корин был поэт.
Его порывы без расчета
И откровенность с детских лет;
Любовь к общению; привет,
Улыбка даже идиоту;
Стеснительность; идеи слету

Ни с чем в сравненье не идут.
«Он шел туда, куда порывы
Души свободной повлекут»,
Его стихи приводим тут.
И верно, мог он до разрыва
Дойти и с другом, всем на диво,

Из принципа сломать, порвать
Ту связь, что рвется с кровью, с мясом,
И рифмой вычурной соврать,
Что пустяки, мол, наплевать.
Таков он был один средь массы
Студенческой веселой расы.

И вот однажды в шумный дом,
Что общежитием зовется,
Где в нос заношенным носком
Шибает крепко и о том,
Где им поужинать придется,
Мечтают многие, и бьется

Какой-нибудь зубрила ночь
Над неподатливым разделом,
А друг его хвостатый прочь
В картежном шабаше помочь
Бежит учебников и дела
И полагает, очень смело

Совсем не думать о беде:
Об отчислении суровом,
Хвостах, общественном суде
И прочей скучной ерунде,
Вот в этот дом на драку словом
Сошлись друзья-студенты снова

И сели в комнате в дыму,
В дыму табачном. (Мне когда-то,
Лет двадцать будет уж тому,
Так жить пришлось и самому.)
Здесь был Савранский конопатый,
Неглупый, рыжий, трусоватый;

Был Сухарев, хитрец и жмот;
Латынин, стройный, благородный,
Дзю-до маэстро; анекдот
Ходячий, кладбище острот,
Трепло, пьянчуга, дуб негодный,
Ворюга-Першин; витязь модный,

Спортсмен красавец Алексей
Киреев; рядом с ним девицы,
Две штуки сразу, и для всей
Корриды ясного ясней,
Что языки, как говорится,
Придется придержать резвиться

Тем самым словом можно там,
И это всякому известно,
Где нет совсем детей и дам.
Смеясь, расселись по местам,
На стульях, на кроватях тесных,
И каждому хватило место.

Модест, очкастый нелюдим,
Мужик честнейший, совесть курса,
На стол присел. Петров Вадим
В том, в чем охотиться ходил,
Сел на пол: это вам не бурса,
Где все однообразно, гнусно,

По струнке... Тут же и друзья:
Терешин и Владимир Корин.
Как опишу собранье я?
На помощь, высший судия,
Чтоб передать оттенков море!..
Сейчас у нас уж так не спорят,

Пугливы мы родить, пробить,
Хиреет мысль, идея гаснет,
Нам лучше домино забить,
Иль за бутылкою сходить,
Спокойней так и безопасней.
Ну, разве что серьезной басней

С своей женою потрясти
В своем же доме свой же воздух.
И все. А больше, мол, прости,
Мой Бог, прости и отпусти
Хромую совесть, мол, на отдых.
А может, нам еще при родах

Сей орган, совесть, удален?..
Да существует ли тот орган
В природе вовсе?.. Потрясен
Таким вопросом был бы сон
Всей профессуры. И за Бога
Она б не гневалась так строго:

Как, совесть орган? Бред какой!..
Тот, кто напичкан медициной
Иль анатомией простой,
Чернить не станет род людской;
Людское племя неповинно
В своей жестокости звериной.

Но Бог с ней, с совестью, назад
Лети, мое воображенье,
В собранье спорщиков, под град
Словесных бомб, ракет, петард,
Лети, лети отдохновенье
Найду я там, в пылу сраженья.

Но что за крик, громовый крик?
Нелепый, странный: «Кислороду!..»
В дыму табачном в первый миг
Я не увидел, не постиг,
Кто тут кричит. До самых сводов
Клубился дым. Себе в угоду

Вновь «Кислоро-оду-у!..» закричал
Тот умник. «Форточку откройте»,
Вдруг пояснил он. Я узнал
Его тотчас. То был Сангал,
Сангалов полностью. «Постойте,
Сказал Савранский, успокойте

Его водой. Сейчас зима,
Мороз, и зверски нас продует...»
«Хиляк ты, Саня... Где б ума
Тебе набраться? Ты сама
Больная гниль», сказал, смакуя,
Сергей. Его интересует

Пустая эта трепотня,
Весь этот диспут идиотский,
Петров, Латынин и свинья
Сангал, почти как солнце дня,
Когда над ним сколотят доски
И установят камень плоский.

Он поскучать сюда пришел
Затем, что многие из группы
Здесь собрались, и он нашел,
Что не прийти нехорошо
Ему на будущее. Глупо
Терять контакты... Сделав рупор

Из рук, Сангалов возопил:
«Откройте!.. Душно!.. Сдохнем, люди!»
И вновь Савранский возразил
Сангалову, чтоб не просил.
Где он сидит, там дуть не будет
Ему, а здесь сквозняк простудит

Любого до смерти и так,
С закрытой форточкой, поверьте...
Владимир Корин: «Ах, дурак!..
Живое слово и сквозняк
Ему страшны!.. А после смерти,
Тебе не боязно, что черти,

Не думал ты? тебя возьмут
И бросят в бездну боли, страха,
По всем страданьям продерут,
Всем ужасам своим, и прут
В тебя от головы до паха
Проденут!.. В цепких, мерзких лапах,

Земных и адских бед страшней,
Тебя задушат черти, Саня!..»
«Вас даже дикий саккудей,
Сказал негромко Алексей,
Красавец и спортсмен, устанет
Так долго слушать. Перестанем

Бесплодно спорить... Эй, Сухарь,
Налей мне белого». «Откушай...»
(Замечу в скобках, что дикарь
Тот саккудей сейчас и встарь
Приписывал предметам душу
Живую.) «Эй, Сангал, послушай.

Отстань ты с воздухом своим!
Вот я терплю, хоть вроде спортом...»
«Ребята, мы здесь угорим»,
Прервал Петров, щелчком одним
Стряхая пепел за ботфорты
Сапог охотничьих. К комфорту

Он равнодушен был всегда.
«Открыть! вдруг требует Латынин;
Молчал он прежде, иногда
Кривил в усмешке рот... Вреда
Не будет нам, мы не простынем,
Лишь закалимся, как гусыня,

Которая и спит, и ест
На льду, себя не простужая...»
Тут раздалось от многих мест:
«Скажи, Модест!.. Модест!.. Модест!..
Скажи, тебя мы уважаем!..»
В ответ им было: «Черт вас знает!»

…Увековечь и ты, поэт,
Нет, не расчет, не страх, не подлость,
Не желторотость юных лет
И не бесчестие, о, нет!
Простую эту осторожность,
Желание найти возможность

Остаться в стороне, не влезть
В чужое, хлопотное дело.
Чем подлости такая честь
Честней?.. И если в мире есть
Расчет и трусость, эта смелость
Чем лучше их?.. Меж тем созрело

Решенье общества: открыть
Путь воздуху, и спор бодрее
И громче набирает прыть,
Его на тему возвратить,
К вопросам главным поскорее
Стремятся все. Как вдруг Киреев

Рукою Першину махнул,
А тот Терешину на ухо
Как будто невзначай шепнул.
Сергей туда-сюда мигнул,
В кулак покашлял, как старуха,
И щелкнул форточкою сухо.

На всех уныние взялось...
Владимир видел всю уловку,
В нем тайно закипает злость,
И в нем она умрет авось.
Но нет, не удержать плутовку;
Он произносит с расстановкой:

«Киреев ты пустой болван!
Что, впрочем, мне ничуть не странно.
К тому ж трусливый интриган!..
Я ухожу!» Ему стакан
Суют. Остаться просят рьяно.
«Мне завтра на работу рано».

Идет к дверям, за ним Петров,
Потом другие, и свернулся
Весь спор... Терешин пару слов
Сказать Владимиру готов.
Но Корин молча улыбнулся
И от Сергея отвернулся.

Уходят... Пусть себе, сейчас
Простимся... «Но с какой же стати,
Позвольте мне спросить у вас,
Укрыли тему вы от нас!..
Где суть? Где общий знаменатель?..»
Ах, тема спора? Что ж, читатель,

Нам хватит форточки вполне.
Расстанемся по форме строго.
Как у пехоты на войне
Мечты о пище и о сне,
Так перед дальнею дорогой
Мечтаю отдохнуть немного.

Потом мы встретимся опять,
И будет вновь роман продолжен,
Сюжет готов лишь записать,
Ну, а пока что... отдыхать,
На отдых!.. Вечность мне, быть может,
На труд мой год-другой одолжит.