Коктебельские сны - все

-1-

"Не важно, кто платит, важнее, чьи глотки,
ведь ты не один, если нас уже двое", -
попутный обмылок спрягает земное,
за водкой ступая нетрезвой походкой.
Хоть тело душе - лишь обноски, обмотки,
однако живому радеет живое,
и нет в этой скуке
покоя.

По глянцу на гальке волна за волною
впадает на пляже в фонарные лужи.
Меж сердцем внутри и душою снаружи
должно же помимо ладьи быть иное,
как жизнь и любовь за страницей седьмою(?),
хоть голос надмирный всё суше и суше,
мол, рыба на суше -
лишь суши.

Горит горизонт на окраине моря,
где падший с пропащими звёздами пляшет,
где делится время на "наше", "не наше",
в ладонях моллюсков погасшие зори
хранят отголоски прошедших историй
да дивы на диво всё те же, не старше -
лишь дальше от сердца,
лишь дальше.

-2-

Пил перезрелый виноградный мрак
потомок эльфов гоблин Кара-Даг.
Растительность змеилась не спеша.
На гальке одеяньями шурша,
плыла луна, пылая в пол-лица,
да в полнакала мучились сердца.
И всё слегка, и всё возможно спеть:
любовь на сутки,
жизнь - длиною в смерть.

Щенок богемный, слушая пиита,
страдал от осознанья и рахита.
Ларьки маскировались под овины,
меняя голос veritas на vino.
Собратья по... провялены, испиты,
томились в ожидании finito,
чтоб восплясать в поэзах Коктебель.
И всё умрёт,
хотя не в этом цель.

-3-

Опаловая ночь под Пино-Гри.
Босые волны шлёпают на пляже.
Не сотвори её. Перетерпи -
совсем недолго до четвёртой стражи.

Дань политесу - в пришлых поэтесс
вливают вина пьяные поэты,
и до самосожжения небес
горит душа, нагая, как комета.

Разбив луну о мраморный прилив,
об акварель волошинских восходов,
уж новый свет, о старом позабыв,
всплывает сквозь степные дымоходы.

Не уязвимы ангелы во сне,
но стоит только вынырнуть наружу -
нет ничего, что было бы честней
твоей хандры, докучливой, досужей.

Ах, друже-друже! Свежий антураж -
стучится осень в пасмурные лужи,
работа, дом, бессонница, гараж,
и ты один, и сам себе не нужен.