На орбите Есенина. Зина
А уже он зело выпивал --
Он любил свою Зину по-русски:
Поколачивал и ревновал,
Вспоминала она, вспоминала,
Как в семнадцатом шалом году
В Петрограде его повстречала,
Полюбила – себе на беду...
А была она редкой красоткой,
Увивался за ней Петроград...
А Сережа, повязанный с водкой,
Сам себе был порою не рад...
Но когда выходил из запоя,
Был он сказочно нежен и мил...
И терпела – прощала побои,
Умоляла, чтоб больше не пил...
Вспоминала она, вспоминала...
Гимназисточкою из Орла
За мечтой в Петроград улетала,
Неосознанно чуда ждала...
И стуча на своем «ундервуде»
В окруженье газетных писак
Все мечтала о сцене – о чуде,
Но втянуло в любовный зигзаг...
Белобрыс, а она – как цыганка.
Он – поэт, но пока – для себя...
Чем завлек – неизвестна изнанка,
Что дарил – неизвестно... Судьба...
Он позвал – и на север помчались,
А четвертого августа вдруг
В Волологодском краю обвенчались...
Просто друг был, а ныне – супруг...
Он над нею куражился пьяно
И – беременную – побивал...
Появилась дочурка – Татьяна...
Вновь побил – и сильней выпивал...
А когда она – снова на сносях –
Поколочена им «по любви» --
Рвет их связь, что казалась – на тросах --
Не вернется, зови – не зови...
Он в зените таланта и славы,
Дети с нею растут в нищете...
Он поет про луга и дубравы –
Зина бьется с нуждой во тщете...
Из Есенинской выпав орбиты,
Потерялась в огромной стране...
Им и дети по пьянке забыты:
-- Ребятишки? На что они мне?
Только раз на ростовском вокзале
С ним свела Зинаиду стезя...
-- Здесь и сын твой... Посмотришь?
-- Едва ли...
Ну, давай, коль иначе нельзя...
Ошарашенно выкликнул:
-- Черный?
Не Есенин! Таких у нас нет...
Будто Костенька был прокаженный –
Так брезгливо скривился поэт...
У него почитателей масса,
Издают и читают взахлеб...
И скандальные – в «Стойле Пегаса»
Вечера... Да, не жизнь, а вертеп...
Знаменитый в стране и окрестно,
Публикуем и славою горд...
А ее – (как и что – неизвестно) –
В музы выбрал себе Мейерхольд.
И она, что считалась бездарной,
Вдруг явила чудесный талант...
Он – на западе в гонке угарной...
А ее театральный гигант
Воспитал – (и теперь она – прима) --
И поэта детей – как родных...
Но сквозь сон – незабытое имя
На устах – и не только на них...
И в душе ее образ поэта
Не угас, не взирая на боль...
Он вернулся, объездив полсвета,
И в крови у него – алкоголь...
Вновь возник в ее жизни Есенин...
Взлетом бывшей жены удивлен,
Он привычно упал на колени,
Мол, прости – и, конечно, прощен...
И детей, позабытых им, фото –
(Пусть черны – но есенинский вгляд) –
Режиссеру оставив заботы,
Он в кармане носил, как мандат...
Были тайные страстные встречи,
Но от них – снова горечь и боль.
И себя до конца искалечив,
Мстил и ей за былую любовь.
Он являлся и трезвым и пьяным:
Мол, пришел, чтоб увидеть детей...
А потом – «Англетер»...
-- Валерьяны!...
Череду непонятных смертей
Начал он, озорной «подмастерье».
Он ушел, не снеся бытие...
А у смертной прощальной постели
Мать поэта винила ее...
Из есенинской горькой орбиты
Не дано на свободу уйти...
И она – по приказу – убита –
Все страданья ей, Боже, зачти...
Свидетельство о публикации №105091900242