Внутри меня живёт насекомое тля...

Внутри меня живёт насекомое тля -
изнутри капилляры сосёт мои.
А её сосут, усиками шевеля,
на меня непохожие, чёрные муравьи.
А иногда подкрепиться
прилетает священная птица.
Её никто не зовёт, она сама себя называет "Леди Корова".
Она не сеет, не пашет,
носит с собой священное слово
и медальончик с фотографией системного администратора Паши.
Пашу никто не видел,
даже рыжие, уводящие чёрных в рабство.
Говорят, что в паспорте у него вместо ФИО стоит "Предъявитель",
он никому не служит, не рад стараться.
Паша не любит Корову, зовёт Корой,
сыплет ей пестициды в кофе,
подозревает, что священное слово - двойное,
пугает войною,
просит, чтобы она ему спела.
Но Кора, не проронив ни слова,
пьёт кофе, отбрасывает подковы,
но, будучи подкованной и в этом вопросе,
немедленно воскресает из табачного пепла...
Тем временем капилляры сохнут -
наступает осень.
Паша не пишет писем.
Кора впадает в детство:
вспоминает Тото, Веснушку и Хоху,
просит всех звать её Тосей,
мечтает прилюдно раздеться,
повеситься-утопиться.
Но Паша в другом городе, на другой планете,
в другой вселенной, в другом индивиде
проповедует, что имеющий брутто, да не имеет нетто.
Он и сам в это верует и потому невидим.
А пестициды всё слаще и слаще...
Кора, кутаясь в плащик из складок, выходит в рощу, закуривает сигарету.
Сигарета не тлеет, Паша не пишет, не греет плащик,
личинки майских свернулись калачиками - это
наступает зима. Идёт снежок за сетчаткой
иногда на стёкла очков налипая.
Коре холодно, хочется согреться и пообщаться.
Но Пашу никто никогда не видел,
Пашу никто никогда не выдаст -
Кора глухо-слепая.
И тогда я думаю: "Если бы это происходило, ну, скажем, снаружи,
был бы я кем-нибудь внутри себя обнаружен?"