Сказка о Мертвой Царевне и семи нетопырях

(готическая повестЪ)
___________

 Кавер по мотивам
 почти одноименной сказки А.С. Пушкина
 в изложении Ильвы.
___________

Все события, в отличие от персонажей,
являются вымышленными. Любой укол в
адрес того или иного метал-течения прошу
считать случайным и воспринимать
со здоровой иронией. Viva metal!

 Ильва,
 Скальд Каменных Лабиринтов.

------

 В час унынья, злую стужу
 Doom послушай и утешься
 Тем, что может быть и хуже…

 -- Musta Aurinko --


 «В темноте сокрыто счастье,
 В пустоте его истоки,
 Мы глаза окрасим черным,
 Чтобы лучше видеть правду…»

 -- Из речей Гота-Скальда --

-------


Царь с царицею простился,
В путь опасный снарядился.
И царица днями плачет,
Очень нервной бывши клячей.
Слезы льет с утра до ночи –
Уж совсем опухли очи,
И мозоль на пятой точке
От сиденья у окна –
Словом, сделалась больна.
Нет, однако ж, мила друга!
Только видит: вьется вьюга,
Вой волков да снега клочья,
Колдуны буянят ночью.

Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
В феврале лихая ночь
Горемыке дарит дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Войско поручив судьбе,
Царь с войны удрал к себе.
Гордо въехал в двор на кляче –
Все же царь, нельзя иначе.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Счастья не перенесла,
Вот взяла и померла…

Долго царь был неутешен,
Целых две недели. Грешен,
Правда, даже и святой.
Царь женился на другой.
Но и вправду та девица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
Из Satanic Sluts была.
Над придворными глумилась,
Лишь один порок – тащилась
От HIMа и Вилле Вало,
Что царицам не пристало.

Ей в приданое дано
Было зеркальце одно
(Три – для эльфов, девять – людям…
Но о том сейчас не будем)
Властелина Тьмы творенье
Было бабе развлеченьем,
Т.к. свойством обладало:
Гласом Виллиным вещало.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Вилле, милый мой, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете и во тьме
Баба лучшая в стране?»
А зерцало ей в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Кожей снега ты белее,
Всех готичек ты милее.
Честно-честно, то не шутка
Злого финского ублюдка».

И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищелкивать зубами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.


Но царевна молодая
В темном замке подрастая,
Пристрастилась вдруг к металлу,
Клевой неформалкой стала.
Белолица, черноброва,
Нраву жесткого такого.
Бруталхед достался ей –
Гений клавишных Сантей.
Тусой всей к царю в палаты
Приходили дочку сватать.
Поворчав, дает царь слово.
А приданое готово:
Две гитары, байк спортивный,
Ну и лейбл альтернативный.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с HIM:
«Вилле, знать мне интересно,
Не полнит корсет ли тесный,
Как идет мне этот мех?
И прекрасней ли я всех?»
Что же зеркальце в ответ?
«Недурна ты, спору нет;
Но царевна, я заметил,
Всех прекраснее на свете!»
Как царица подпрыгнет,
Да кулак как замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблуком стальным притопнет!..
«Лжешь, мерзавец! Как легко
Променял меня на Ко!
Как тягаться ей со мною?!
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше,
Всех я круче в царстве нашем,
В целом мире круче нет.
Так ли?» Зеркало в ответ:
«Не-е, царевна все ж чудесней,
Ей пишу я, кстати, песню».
Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Постер исколов булавкой,
Позвала к себе чернавку,
То бишь блекершу, и ей,
Подкаблучнице своей,
В чащу говорит лесную
Весть царевну и живую
Бросить, привязавши леской,
На расправу троллям мерзким.

Черт не сладит с бабой гневной!
Спорить нечего. С царевной
В чащу блекерша пошла
И в такую глушь свела,
Что девчонка догадалась,
Разозлилась, испугалась,
Исподлобья смотрит грустно,
Кулаки сжимая с хрустом.
Прошептала: «Вот подстава!
Эта царская шалава,
Турс сожри ее с костями…
Нет уж, ей не сладить с нами!
Ты не рыпайся, девица,
А как буду я царица,
Не забуду про тебя».
Та, в душе ее любя
И боясь, вязать не стала.
Отступила и сказала:
«Ну и ладно, черт с тобой!»
А сама бегом домой.
«Что? – сказала ей царица, -
Где шальная падчерица?»
«Там, в лесу стоит одна, -
Отвечает ей она, -
Крепко скручены ей локти;
Попадется зверю в когти,
Боль крадется к ней и горе,
Жертву смерть получит вскоре».



И молва трезвонить стала:
Металлистка-то пропала!
Тужит хмурый царь по ней.
Санде, финский чародей,
Жертву дав лесному богу,
Посох в руки – и в дорогу
За родной своей бруталкой,
Молодою неформалкой.

А девчонка удалая,
Ночью в чаще злой блуждая,
Тролличьи минуя стаи,
Страшный лес спешит оставить.
Между тем все шла да шла
И на терем набрела.
Тут навстречу волк ей грозный,
Не рычит, глядит серьезно.
И на зубьях вдоль забора
Черепа… Открылись взору
Ворота из стали толстой,
Не пробить их даже войску.
Смело в них вошла она.
На подворье – тишина…
Волк бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, озираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь со скрипом отворилась
И девчонка очутилась
В темной горнице. Кругом
Паутина, мрак, погром,
Пыль и ставни все закрыты,
Диски плесенью покрыты,
Постера истлели малость…
Тут взяла девицу жалость:
Поняла она, что тут
Точно нефоры живут.
Что ж, за взлом тогда не стыдно.
Никого меж тем не видно.

Хату Лея обошла,
Все порядком прибрала,
Диски убрала, помыла,
Nightwish для души врубила,
На кровать тут взобралась
И тихонько улеглась.

Час заката приближался,
Топот по двору раздался.
Сердце Ко заколотилось…
И едва светило скрылось,
Входят семь нетопырей,
Бледных, тонких упырей.
Старший молвил: «Что за диво!
Все так чисто и красиво.
Здесь порядка не бывало
Лет пятьсот, а то немало!
Кто-то склеп наш прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С упырями подружися ;)
Чую я по саундтреку,
Что увижу человека…
Коль ты дед – то нам без нужды
(Нет, они металлу чужды)
Коли парень молодой,
Будешь братец наш восьмой,
Коль старушка – будь нам ужин,
Нам сейчас он очень нужен.
Ну а если ты девица –
То нам очень пригодицца!»
Лея так и обомлела:
«Бля! Вот это залетела…»
Все же смело к ним сошла.
И эффект произвела
Разорвавшейся гранаты –
Так ей рады супостаты.
С ними девка скорешилась,
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те спознали,
Что не готшу принимали;
Обняли ее за плечи,
Крови дали человечьей,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От подобного «вина»
Чуть в себя пришла она
И свой стресс почти забыла,
Как в лесу ночном бродила.

Ради встречи столь приятной
Хавчик подали, понятно,
И музон врубили – грром!
Аж подскакивает дом.
Хуммпа, слэм, отрадно всем,
Симфо, готика и глэм.
Редкий кайф для упыря!
Стихли лишь, когда заря
Разлилась по небесам,
Так, before the morning sun… (Korpiklaani)


Ночью – party, дни мелькают,
А царевна молодая
Все в лесу, не скучно ей
У семи нетопырей.
Перед утренней зарею
Семь вампиров все, толпою
Выползают погулять,
Крови свежей добывать,
Аппетит больной потешить.
На хайвее чурку спешить,
Иль башку с дрожащих плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Сатанистов с черной мессы,
Иль иному гопарю
Показать, что значит true (трю Norwegian black metal)
Им готические крали
Добровольно кровь сдавали.
В терему меж тем одна
За хозяюшку она.
Полабает на басу,
Всласть поматерит попсу,
К пиру хату приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Нежить клевую девицу
Полюбила… К ней в светлицу
Чуть лишь солнце закатилось,
Всех их семеро ввалилось.
Старший речь толкнул: «Девица,
Всем нам кореш ты, сестрица,
Dark Принцесса, и тебя
Все мы любим… Для себя
Взять женой бы все хотели,
Да нельзя… Дык в самом деле!
Помири нас хоть сейчас.
В гроб ложись с одним из нас,
Прочим Темной будь Сестрою.
В полнолунье все устрою,
Укушу совсем не больно –
Будешь ты вампир прикольный!
Изложил я дело ясно,
Что сурова, не согласна?»
«Ой, парнишки… Носферату!
Все вы классные ребята, -
Им царевна говорит, -
Пусть же Мьолльнир поразит,
Если вру, меня на месте.
Ведь кадритесь вы к невесте…
Для меня вы все равны,
Зубы с локоть, все бледны,
Все угрюмы, все патлаты,
Готик-металла фанаты…
Вас люблю, но эка жалость!
Я другому обещалась.
Всех мне рокеров милей
Синтезаторщик Сантей!
Правда, щас мы с ним в разлуке.
Если изменил мне, руки
Отрублю ему по локоть,
Чтоб не мог по клаве цокать!
Муж-вампир же это слишком!»
Упыри с досадой вышли.

Кровососы постояли,
Да в затылках почесали.
И согласно все опять
Стали ночью зажигать!
И музон отменный слушать;
Ну и кровь, понятно, кушать.


Между тем царица злая,
Падчерицу вспоминая,
Не могла простить ее.
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась,
Наконец, об нем хватилась
И пошла за ним и, сев,
Перед ним, забыла гнев.
Постер HIM расцеловала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! Love-metal
Мне давно милее света,
Принц мой темный, так скажи
Да всю правду доложи:
Я ль всех прочих баб милее,
Всех красивей, всех белее?»
Зеркало бубнит в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет…
Только в проклятой чащобе,
В сумрака слепой утробе
У семи нетопырей
Та живет, что всех милей…
К слову, стала только краше,
Видно, все диета наша
Кровяная… Чудеса!
Светом неземным глаза
Засияли, кудри вьются
И заметно выдаются
Два клыка во рту. Белее
Снега стала кожа Леи!»
И царица полетела
К блекерше: «Да как ты смела,
Сука, обмануть меня!
Предала! Что за ***ня!
Недосмотр то мой, но в чем?!»
Та призналася во всем:
Так и так. Царица-стерва
Разыгравшиеся нервы
Успокоила немного,
Наказав шестерку строго.
И решила так царица:
«Сдохну, но убью девицу!»


Раз царевна молодая,
День дождливый коротая,
Не спеша вкушала doom,
Благо, был тот день угрюм…
Братья в гробе каждый спали,
Как всегда, внизу, в подвале.
Вдруг под самый рифф живой
Волк завыл сторожевой.
Лея – вмиг к окну, в досаде
Видит: гостья на ограде
Ждет, шипит змеей гремучей,
В проволке застряв колючей.
«Эй, лохня! Постой немножко, -
Ей кричит она в окошко, -
Отцеплю тебя сейчас…
Фенрир, прочь! А лучше – фас!»
Бабу волк содрал с забора,
Платье – в хлам, бродяге впору.
К слову, нищенкой царица
И пыталась обрядиться.
Говорит она сквозь зубы:
«Ох уж волки, душегубы!
Волк проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Что у оборотня очи!
Выдь, девица!» - Лея хочет
Выйти к ней, жратвы взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Волк ей под ноги – толкает
И к бомжихе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного духа злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, -
Ей царевна говорит, -
На ж, лови!» - и хлеб летит.
Оборванка хлеб поймала;
«Благодарствую, - сказала. –
Вас Аид благослови
И Геката. Вот, лови!»
И к девчонке черный, новый,
Весь шипатый, мегаклевый
Кожаный браслет летит…
Волк как прыгнет, зарычит…
Но царевна в обе руки
Хвать – поймала. «Ради скуки
Вот напульсник те отличный,
Сам носил King Dimond лично» -
Так ей нищенка сказала,
Усмехнулась и пропала…
Вместе с Леей на крыльцо
Фенрир прыг! И ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце волчье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! – Она его ласкать,
Треплет белою рукою;
«Что ты, Фенрир, что с тобою?
Фу!» - и в комнату вошла,
Дверь стальную заперла.
Вновь My Dying Bride врубила,
Но глаза переводила
На напульсник вновь и вновь.
Так хорош! Что стынет кровь…
Из блестящей мягкой кожи,
Весь в шипах изящных, может
Службу сослужить прекрасно
На концертах самых разных!
Подождать друзей хотела,
Похвалиться, не стерпела.
Им запястье обвила,
К пряжке руку поднесла,
Тут замочек тихо щелкнул,
В палец ей вонзив иголку…
Ко, металльная душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила
И браслет оборонила,
Закатилися глаза…
Воет за окном гроза…
Вспышки молний, злобный вихрь…
И в неверном свете их
Девушка на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Лишь спустился мрак ночной,
Вурдалаков семь толпой
Из гробов встают железных,
Из подвала дружно лезут
И на двор выходят строем.
Им навстречу, грозно воя,
Волк затрусил по двору,
В дом зовет их. «Не к добру! –
Братья молвили, - печали
Не минуем». Дверь из стали
Отворили. И, вбежав,
Волк к напульснику стремглав
С рыком кинулся, озлился,
Разорвал его, свалился
И издох. Бесславен бой
С ядовитою иглой…

Перед мертвою царевной
Нежить в горести душевной
Поникает головой.
Старший молвил: «Вот отстой!
Надо было без вопросов
Девку сделать кровососом,
Безо всяких «бла-бла-бла»,
Все равно ведь померла!
Что была за неформалка!
Вот вампир была бы, жалко…»
Мертвой в очи поглядели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под саваном из сна,
Так тиха, бледна лежала,
Кожа фосфором мерцала…
Словно Бальдр жемчужно-белый,
Усыпленный злой омелой…
Вид был странный и чудесный.
Молвил кто-то: «Интересно,
Вдруг она немертвой стала?..»
Ждали дни, но не восстала
Ни немертвой, ни живою…
И вампиры с тихим воем,
Сотворив обряд печальный,
В гроб причудливый хрустальный
Труп соратницы своей
Положили – и скорей
Порешили хоронить;
Будет память вечно жить.
Там собор один секретный
Был времен массонской секты
Заложен, в горе проломан
По готическим канонам.
Гроб приперли в эту гору
И в полуночную пору
Саркофаг к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили,
Пентаграмму начертили.
И пред мертвою сестрой
Сотворив обряд немой,
Так сказали: «Спи во гробе.
Пала жертвой черной злобе,
Пусть же вечность дух твой примет,
В нас же память не остынет
О твоих сужденьях верных,
Муз.пристрастиях примерных,
Как ты с нами зажигала,
Как рычала, как играла,
Нарезала на басухе,
Как чинила нам косухи…
Свадьбе уж не быть угарной
С тем горячим финским парнем»


А царица в тряпках драных
В предвкушеньи слов желанных
Зеркальце, дрожа, взяла
И вопрос свой задала:
«На планете нах… Земля
Я ли всех красивей, мля!?»
У стекла ответ готовый:
«Что за шмоток беспонтовых
Нацепила ты, ну право!
Не идет тебе! Подстава
Задавать вопрос такой –
Ведь ответ ты знаешь мой…
Не хочу опять в помойку!
Иль об пол лететь!.. Постой-ка…
Говорит детектор мой,
Что расклад теперь иной…
Мда… Среди живущих, ясно,
Нет другой такой прекрасной,
Столь же стройной, белолицей,
Словно ты, моя царица!»


За невестою своей
Синтезаторщик Сантей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Едва не плачет.
Все уже объездил фесты –
Нет нигде его невесты.
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется.
К Черному Светилу вскоре
Обращается он с горя.
«Солнце Черное! Ты ходишь
Круглый год по сейшн, водишь
Дружбу с нефорой окрестной,
Скальдов видишь повсеместно
И Жасона знаешь кратко
(Тема эта мне несладка).
Аль откажешь мне в ответе?
Не видала ль где на свете,
Среди байкерской ли банды
Девушки моей?» - «Ах, Санде! –
Aurinko отвечала, -
Я сестрицы не видала,
Извелась сама путем:
На концерт ведь с ней идем!
Знать, ее в живых уж нет…
Жалко, пропадет билет…
Я тебе рекомендую
Тактику принять иную,
Ты отыщешь, коль умен,
Незнакомца-Вне-Времен…»

Долго шел Санде влюбленный.
Сквозь Пустыню, опаленный
Солнцем мира Темной Башни,
Чрез туннель подгорный страшный…
Наконец, на склоне горном
Встретил Человека в черном.
Тот лишь только показался,
Он за ним, крича, погнался:
«Уолтер! Странник в рясе черной!
Знаю, средь миров проворно
Ты проходишь… Мне не страшны
Все твои маневры с Башней,
И не слишком важно знать,
Сколько ей еще стоять.
Но не откажи в ответе!
Не видал ли где на свете
Ты девицы ясноглазой?»
-«Уфф… Спросил бы прямо сразу, -
Отвечает чародей. –
Напугал меня, Сантей!
Думал, Роланд в спину дышит.
Нет, о бабе я не слышал…
И не видел, скоро, видно,
Пробежала…» - «Как обидно!» -
В горе Санде отвечал.
Черный маг же продолжал:
«Знать, тебе иные силы
Стоит расспросить о милой,
Выше рангом… и темней…
Им вопрос задай о ней!»
- «Что же, Самому?..» - «Конешно».
И исчез во тьме кромешной.

И Сантей, не унывая,
В бурю кинулся, взывая:
«Тьмы Хозяин, ты могуч!
Ты, дыханье черных туч,
Докажи свою ты силу,
Расскажи о деве милой!
Не лажай хоть ты с ответом!
Хоть не дружен ты со Светом,
Но скажи, в тени ночной
Ты видал ее?» - «Постой, -
Молвит голос утомленный, -
Там, за речкой отдаленной,
В темной чаще есть гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во мгле печальной
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Возле проклятого места…
В том гробу твоя невеста».

Голос молвил и пропал.
Парень финский зарыдал.
И к указанному месту
На пропавшую невесту
Посмотреть в последний раз
Он идет. И поднялась
Перед ним громада гор,
Старый каменный собор…
Вкруг него страна пустая,
Где-то воет монстров стая.
Под порталом темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним во мгле кромешной
Гроб мерещится, конечно,
И в хрустальном гробе тело
Лишь едва мерцает белым
Фосфорическим огнем.
Спит там Лея вечным сном.
И о гроб подруги милой
Кулаком со всею силой
Бьет Санде. Разбил костяшки
До крови, а гроб – в стекляшки
Вмиг рассыпался… И вдруг
Дева ожила, испуг
На лице ее невнятный,
На ногах качаясь ватных,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба –
Со смеху в покате оба!
Опущу детали встречи
(Очень радостной, замечу :))
В общем, Лею он берет
И из склепа прочь несет.
И, беседуя приятно.
В путь пускаются обратно,
Вслух melodic напевая,
Но уж это им прощаем

И кипит уж вся нефора:
Как Санде поехал в горы
И, хоть пальца два разбил,
Но невесту оживил!



Дома в ту пору без дела
Стерва-мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И мурлыкала пред ним,
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех стройней и всех белее?»
И услышала ехидный
Из стекла ответ обидный:
«Недурна, базара нет,
Лея лучше, ЛУЧШЕ!!! Черти!
На земле и в царстве смерти!!»
Получив нокаут в сердце,
Та вскочила и об дверцу
В гневе зеркальце разбила,
Заревела, завопила,
С стен плакаты посдирала,
Вон из спальни побежала.
Тут, царевну увидав,
Стала, рот рукой зажав,
Сердце бешено забилось –
Бац! И вдруг остановилось.
Конкурентки не снесла,
Так вот глупо померла…

Лишь ее захоронили,
С громом свадьбу учинили!
Поженились Санде с Леей –
Кто там был, не пожалеет –
Ведь никто с начала мира
Не видал такого пира!
Я была, но пива мало
Выпить времени достало,
Ибо скальда всякий раз
Просят вису спеть иль сказ…



 Ильва,
 Черное Солнце.