Однажды ночью

…Так и сидела у окна, и тени плясали по комнате. Почему, ну, почему мне не думается о новом наряде или прокисших щах в холодильнике?! А ведь они два дня как прокисли, и надо варить снова, и будет новое утро, и новый день, и новый вечер… Интересно, когда я буду умирать в полутьме комнаты, на старой постели, я подумаю о щах? Наверное, подумаю, потому что, если хочешь хоть ненадолго продлить себя здесь, надо думать о вещах самых обыденных, чтобы было чем зацепиться за край жизни.
 Впрочем, это не суть важно. Сегодня заходила к соседке за сахаром, и осталась выпить чайку и даже выкурить навязанную сигарету. Она все жаловалась на мужа, который пьет беспробудно, а если не пьет, то старается задержаться на работе, лишь бы не возвращаться домой. Конечно, - нервно затягивалась соседка, - Конечно, чего ему тут делать – дети обормоты, жена уставшая, ворчливая.… Улыбнулась.… И вдруг помолодела на глазах, и так мы сидели молча некоторое время, словно поминая минутой молчания и горьким дымом ее молодые годы, в которые она окунулась неожиданно, будто мое присутствие вызвало какие-то смутные воспоминания и ассоциации.
Надо варить щи. Ну и что с того, что полночь, все равно ведь не спится.
«В тот день всю тебя от гребенок до ног, Как трагик в провинции драму шекспирову, Носил я с собою и знал назубок, Шатался по городу и репетировал…» - выплывают строчки… А его все нет. Я знаю, конечно, наверняка выпил с друзьями, не смог сесть за руль, опоздал на метро, разрядилась батарея, не хватило денег на такси…. Бульон убежал. Сонная я какая-то. А мясо варится как минимум час. «В тот день всю тебя…» Черт! Стихотерапия. Улыбаешься, откидываешь со лба щекочущуюся прядку и начинаешь читать стихи. Вслух. Помогает, давно заметила. Полпервого… Посолить бульон, не переставая шептать, как заклинание, строки и четверостишия… И думать о нем. Если это закон жизни, то мне следует стать законодателем и переделать все к чертовой матери! Ну-ну, плакать – вообще пошло. И потом, щи со слезами получатся весьма пересоленными. «В тот день всю тебя, от гребенок до ног…» - а потом вот так же - задержался на работе, был на совещании, выпил с друзьями, творческий кризис, что-то ты плохо выглядишь, малыш,(!) ну я же приношу домой деньги и целую тебя по утрам; да, милый, хорошо, родной, ты прав, любимый, да, просто нервы… и улыбаешься, улыбаешься, улыбаешься сквозь слезы и годы.
Полвторого. И бульон готов. Нет, ну совершенно незачем тебя ждать, вот если бы избавиться от этого вечно-болезненного состояния ожидания, тогда можно было бы и горы свернуть. А так оно притаилось где-то внутри и поскуливает, как брошенный щенок. И не дает покоя, и изнуряет, и выигрывает вечную борьбу…
Два. Щи доварились. А прокисшие надо вылить, пожалуй, две кастрюли не поместятся в холодильнике. Зябко, но закрыть окно – значит, лишить себя звуков и запахов ночной улицы, которые хоть немножко спасают от одиночества. «Носил я с собою, и знал назубок, Шатался по городу и репетировал…»
… Вот так всегда, как только часы показывают чуть больше трех, наступает странное состояние безвременья. Одиночество уже не давит, оно парит струйкой дыма над кастрюлей, залетает с улицы свежестью августовского воздуха и гулом редких машин, убаюкивая своей безнадежностью. И я вовсе не тебя жду, просто у меня бессонница, и щи надо было все равно варить, а так и время пролетает незаметно… А еще ночь чудесная, и если бы не смог, и не огромный город с его огнями, то можно было бы увидеть, как падают звезды. Да, самое время им падать, август, так они провожают лето – незбывающимися желаниями задравших голову в небо романтиков…
Вот если представить сейчас, что ты где-нибудь считаешь падающие звезды, и они заворожили тебя, и не отпускают, и припаркованный на обочине загородной дороги автомобиль с потухшими глазами приготовился терпеливо стоять, медленно покрываясь капельками утренних слез!... Тогда не было бы так обидно, потому что звезды – это звезды, ну куда мне до них; и понять, и разделить с тобой эту ночную страсть, и лететь потом по туманному шоссе с целым букетом загаданных желаний. Но я одна, здесь, в темной квартире с открытым окном и остывающими щами, с мыслями, путающимися и переплетающимися как готические узоры, потому что ночь длинная и бессонница уже села рядом и обняла меня прохладной рукой. И я буду ждать, если надо, вот так – тихо, покорно, день за днем, год за годом, жизнь за жизнью. Потому что имя мое затерялось в веках и зачитанных до дыр книжках – Ева, Лилит, Изольда, Джульетта, Мага… А за окном розовеет восход, и день обещает быть солнечным, и лето грустно и виновато улыбается, оставляя нас наедине с самими собой, и ты едешь медленно, и везешь мне память о ночном звездопаде и отражение теплых огней в уставших глазах.