В утро моей смерти

Рассветы засветили все кадры скучной ночи.
Все роли отыгрались, сносился белый грим.
Гримассы просыпались лететь от полномочий,
Как радио просило словами братьев Грим.
И звуки нарастали волнуя пыльный воздух,
И смертные не в силах уже их оттолкнуть.
Пискливые вампиры делили мою воду
И капельками крови взлетали к потолку.
И люди приходили простаивать у двери,
И их терпенье крылось в дешёвеньких часах,
А руки домогаясь дверные ручки грели,
И ноздри раздувались в нестриженных носах.
И слышали соседи, как долго разрывалась
За стенами кривыми глухая тишина,
Но трубка телефона нетронутой осталась,
И сильно взволновалась соседская жена.
А летний ветер с криком врывался во все щели
И к окнам прижимался испуганно-немой.
Уроненные трели, что где-то птицы пели
Звенели и катились под табурет храмой.
И чёткою чертою сползало солнце к полу
И трогало под скулой, нащупывая пульс.
В сплетение грудное мне било ровно колом,
И у машины сердца заклинивало руль.

Пришедший день был также бездарно вами прожит,
Как мною жизнь изжита из оболочки спёртой.
Я в этот день лишь понял, как мало что мы сможем,
В тот день, когда проснувшись увидел, что был мёртвый.