Корова в городе

1 КОРОВА В ГОРОДЕ



КОРВА В ГОРОДЕ

Корова жила в деревне,
Не знала места иные,
Теперь комбикорм, а не сено
Питает худое вымя,
Теперь ее скотское счастье –
Скупые газоны России…
…………………………….
Куда ты попала, признайся,
Здесь людям невыносимо.




НОВОГОДНЕЕ

Помнится в прошлом году
Рашпили пели в саду,
Глупые черные крестики
Нолик гоняли в пруду.
Только случилась беда,
Пруд перемерз до дна,
И старая дура зима
Сад до краев замела.
Сделав над городом крюк
Рашпили снялись на юг,
Крестики сдохли и нолики
От похоронных вьюг.
Но от жестокого сна
Их разбудила весна,
Лето прошло второпях,
Осень гудит допоздна.
Глупые вы мои,
Крестики и нули,
Вам не дает житья
Глупость родной земли.
Дали бы вам свобод,
Дали бы вам идей,
Вы бы кормили народ,
Вы бы растили детей.
Только кому же легко
В климате вечного сна,
Ежели круглый год:
Осень, зима, весна.
Ежели каждый раз
Рашпили вам не дают
Времени для проказ,
Только все пьют и поют.
Где-то роняя помет
Тройка промчится вперед,
Это Похмелье спешит
К нам поутру в Новый Год.




ПИ = 3,14…

Пи - это круг,
и тоска парадокса,
Складки карманов –
извилины мозга,
Мужчина и женщина –
только одежда,
Редко со вкусом,
чаще – небрежно,
Сбоку любовь,
приглядишься – халява…
Это вращенье –
с рожденья –
 подстава.




ПРЕОБРАЖЕНСКОЕ

Я морил тараканов,
И давил их потом, -
Они жили халявно,
И загадили дом.
Их несметная стая,
Я один столько лет,
Они – подлые твари,
Я – ВЕЛИКИЙ ПОЭТ !

Мухи скрючились быстро,
И летать не могли,
Эти музы нечистой,
И ущербной любви,
Погибали в эфире
Прокаженного сна,
И тонули в кефире,
Недопитом вчера.

Муравьи, злые клещи,
Блохи, кланы клопов
Оставляли поспешно
Свой отравленный кров,
Я же АРМАГЕДДОНОМ
Смерть коварную нёс
Не потопы, не громы,
А простой «дихлофос».

Вот и кончилась битва,
День померк за окном,
И опять покатилось
Все своим чередом,
Я собрал свои вещи:
Мысли, Прозу, Стихи,
Перетряс, и, конечно,
Сдал наутро ключи.

И стоял у подъезда
Как последний изгой,
А из окон соседских
Наблюдала за мной
Насекомая стая,
И смеялася вслед.
Они – подлые твари,
Я – бездомный ПОЭТ

я – НАПРАВЛЕННЫЙ ВЕКТОР
вдоль обглоданных стен,
МОЙ УБИЙЦА – РИЭЛТОР,
Его Нож – РЫНОК ЦЕН,
Как бесплодное семя
Самой страшной из вьюг
Надо мною развеял
Он заразу свою.



В ЭТОЙ КВАРТИРЕ

В этой квартире есть сортир, горячая вода,
Газ, телефон, балкон и мир,
Что виден из окна,
Есть в доме лифт и домофон,
И даже интернет,
Мусоропровод, даже вонь,
Но вот меня там нет.



ДОЛГИ (графоманский опыт)

Не давайте деньги в долг,
Не берите денег,
Ну, какой вам с того толк,
Хоть бы и на время.
Если кажется сейчас,
Что, забыв угрозы,
Мир откроется для вас
Как Сезам безмозглый,
 Знайте, что его карман, -
Ловкая уловка,
Сыр для мышки задарма
Только в мышеловке.
Даже, если совесть – прыщ,
Косметолог вряд ли
Удалит вам этот свищ
Многим не понятный,
Ну, а если уж рожден
Без того изъяна,
Видишь, мокнет под дождем
Долговая яма.

Кто ж шагает широко
По горбатым спинам,
Пусть не тщится, будто он
Гвоздь незаменимый,
У кормушки постоять
Много есть талантов,
Но не каждый чей-то зять
Виснет аксельбантом.
Дали денег, спрячь в чулок,
Если нет колготок,
Будь прижимист как сурок,
Как овечка кроток,
А придет незваный друг,
Скажет вам: «Братишка,
А нельзя ль пустить на круг
Все твои излишки?»
Притворись глухонемым
Или идиотом,
Пусть пойдет, поищет сам
Пыльную работу.
Если хочешь, обогрей,
накорми бродягу,
И забудь, да побыстрей,
Что отдал – награда.
Ну, а если альтруизм
В жопе заиграет,
То слабительный цинизм
Вам должник подарит
А как сам пошел в разнос
Клянчить-унижаться,
Это каверзный вопрос,
Лучше не касаться.

Я открою вам секрет:
Здесь секрета нету,
Кто присвоил горсть монет,
Так, его монеты.
Вот купюра в кошельке,
Кошелек в кармане,
А карман на пенжаке,
А пенжак на дяде.
Где он взял купюру ту,
Нам не интересно,
Главное: ОНА ЕМУ
Покупает место.



2 СОЦИ-УМ (посвящение всем Чубайсам мира)



АПОЛИТИЧИЕ

Брахицефал на Буцефале,
на Росинанте Дон Кихот,
а я в троллейбусе вдоль Клязьмы -
провинциальный анекдот.

Денаминация в настрое,
Инфляционный интерес,
Мну тыщу, что рубля не стоит,
Все это срань, а не прогресс,

Демократические дрязги –
парламентарское дерьмо,
а мы давно в долгах погрязли,
и наши на вернет никто.

Метаморфозная нескромность
И диалектик паралич,
Меня смешит эта нескромность
И раздражает словно свищ.

Иммунитет на живодерню,
Не альтруизм, не пацифизм,
Назло царям, ворам, героям
Мой непорочный похренизм.

Примерий общество обноски,
Утиль Европы скроет срам,
Я ж приготовлю себе водки,
И за обедом выпью сам.

ЭКС-ГУМАНИЗМ

Увидев бабушку босую
На льду с протянутой рукой,
«Бог в помощь», - скупо адресую,
не дав рубля ей на пропой.

И не хожу теперь местами
Любимыми когда-то, где
На костылях старик с крестами
С мордой сексота КГБ.

И плотно придержу карманы,
Увидев беженцев гурьбу,
Они, конечно, не цыгане,
Но привезли с собой «траву».

Не плачу над бездомной кошкой,
Пусть дикий зверь живет в лесу,
И не гляжу на то окошко,
Где бьют по пьяному лицу.

Смеюсь над геморроем лохов,
Отдавших деньги под процент,
И не жалею ни на кроху,
Если получит пулю мент.

Я не живу чужой бедою,
Всем сестрам по серьгам, - увы,
Лишь детям подаю едою,
Что ж, их родители – козлы.


ГИПЕР-АТЕИЗМ

Сказали нам: Адам и Ева,
Но запретили ад и рай,
и поделить напра-налево
спешили, только выбирай.

Давно те листья облетели
с корявого ствола идей,
а мы любили, как умели,
и жили, чтобы веселей.

Курю, смотрю с балкона в космос,
Какая ахинея там,
И здесь все глупости по росту
Висят как флаги по столбам.

Беда. Тоска. И беспредметность,
Раскрашенная в яркий хлам, -
Все вместе пошлая бездетность
Кастратов и фригидных дам.

И стать бы кем-то в среднем роде,
Бесполым, но не «голубым»,
А снисходительной Природе
Сказать надменно: «Бог един.»

И придержать в кармане дулю,
Неся архангелам поклон,
Но сын прищурится: «Папуля,
Когда пойдем играть в футбол?»




ИНТЕР-ШОВИНИЗМ

Сплетите лапти мне на праздник,
И браги жбан налейте мне,
Спросите упоенно: «Разве
Культуры мало по стране?

И балалайка, и матрешка,
Пусть не родные, но зато,
Мы раньше всех взлетели в космос,
И опустилися на дно?!»

Из всех идей еврейских немцев
Мы выбрали всего одну,
Чтоб сунуть в зад Европе перца
На всю стручковую длину.

Но вот беда – ошиблись задом,
И на кол сами сели так,
Что шутка оказалась адом,
Теперь несем ее как флаг.

Родная русская забава –
Устроить маленький бедлам,
Чтоб пол страны зарыть сначала,
А после миром строить храм.

Стою печально я у входа
Всегда зачуханных пивных,
Мне стыдно жить с таким народом,
Мне страшно за детей своих.



ПАРТ-ПАТРИОТИЗМ

Меня зовут на баррикады,
Но мне, как - будто , не с руки
Носить дешевые награды,
Что учредили дураки.

Меня склоняют к созиданью,
И я, как – будто бы, не прочь,
Но свяжешься со всякой рванью,
Не сможет даже Вор помочь.

Мне обещают демагоги
Рай бесхребетных муравьев,
Сменить дороги на остроги,
Мозги – на сифилис мозгов.

Страна родная как люблю я
Твою безоблачную дурь;
Сквозь мордобои поцелуев
В алкоголическую смурь.

И ранний клекот опохмелья
Над незасеянной межой,
И бред распнутых вдохновений,
Висящего вниз головой.

Какая радость мне открылась,
что я родился и живу
там, где к подошве прилепилась
любовь, так схожая говну.




СВЕРХ-СОЦИУМ

Да, пусть умрет во мне мой гений,
Гонимый бытом и нуждой,
Вот, хрена вам, а не творений,
Созданных сложною судьбой.

Ради чего души порывы
Мне мазать краской по холсту,
Смотрите в дыры всех сортиров,
И там ищите красоту.

Взгляните: вот что вы создали,
Чего хотите от меня,
Чтоб я безумствовал, скандалил?
Кричал, что вертится Земля?

В гробу, в костюме, в белых тапках
Лежат идеи, Я – смеюсь,
Все потому, что жизнь в заплатах
Еще не означает грусть.

Углы расставлю, их четыре,
Над ними крышу от дождя,
Замажу щели, норы, дыры,
И, может, проживу не зря.

И если спросит всяк и каждый,
Отвечу, чтобы не пенял:
Кто что искал, не так уж важно,
Важнее - кто что растерял.




3 ДИЛЕММЫ (и невольные посвящения)

ДУРАКАМ

Кругами вращая планету,
не эту,
иного порядка,
напичканное пространство –
убранство
для мягких мозгов –
стремится отмыть до рассвета
не эту,
иную дилемму,
дилемму о том, что не стоит
выслушивать дураков.

Не могут никак быть смыслом
их мысли
в запутанных фразах,
в задраенных намертво шлюзах
протухшая
бродит вода,
но даже если и брызнет
та клизма
от скопленных газов,
поверьте на слово: не стоит
фонтан
принимать за слова.




НЕБУ

Я отломил себе хлеба,
Вдаль засмотрелся опять,
Там лишь пустое небо,
Некого и позвать.
 ЭЙ !!

Молью вспорхнули мысли
Вслед за вчерашним днем,
Нету в родной отчизне
жизни, но мы живём.
 ЭХ …

Стоит ли плакать об этом,
Если в глухой синеве
Кто-то престранным предметом
Выдернул гвоздь в потолке.
 ЧПОК !!

Там и исчезло мгновенье,
Что козлоногий Сатир
Тихо шептал мне как сплетню
О первозданности дыр.
 ПШ-Ш-Ш…

Чай из немытой чашки
Сиро глядит мне в глаза,
Мысли как злые букашки
Кусают, вернувшись назад.
 АМ !!

Все существо мирозданья –
В дырочке от гвоздя,
Я лишь его исчадье,
Мне бы взглянуть, но нельзя.
 ВОТ.





ДЕМИУРГАМ
 
Кроме прочего,
совершенно не нужного,
даже чуждого пролетающим птицам,
неразборчивое понятие
и знакомое ощущение
существует совсем не по правилам
и законам ньютоновой физики.

Снова меряют Землю диаметром
в доказательство Кришны и Дарвина,
а потом совсем безнаказанно
отрывают друг другу головы;
если б весело было странствовать,
я ушел бы, да разве радостно
видеть общее сумасшествие
кроме собственной нищеты.

Вот когда бы не те обстоятельства,
да не жадная глупость правителей,
да не глупая жадность подданных,
не сердился бы Бог на нас,
перестали бы нищие пьянствовать,
перестали бы сильные зверствовать,
и хватило бы покомандовать,
и хватило бы исполнять.

Дуракам бы дали по дурочке,
не хватило – отвесили по две бы,
батракам – водки вдоволь с закускою,
даже совести б дали чуть-чуть,
меценаты бы пили с художником,
а купцы бы спали с актрисами,
право, всем бы хватило радости,
если жили бы по уму.

Но покуда истории тягостно
с сослагательным наклонением,
я смотрю с чуть заметной иронией
на убогость отеческих мест
и крапаю нетленные гадости,
не особо в пророки желаючи,
потому как не знаешь заранее,
что кретину взбредет в башку.
 



МУЗАМ

Не стаю парусов, не прапора трусов
не облака, не запах с огорода,
веселая Весна, беспечна и боса,
несет с собой волнующее что-то.

И вместе с тем всегда, как талая вода,
несущая с собою зимний мусор,
поступки и слова, но слышу: тра-та-та…
стучат ко мне простуженные музы.

И кто не постучит, всё боком, да молчит,
Или мычит невразумительное что-то,
Не жаль, стакан налью, и что-нибудь спою,
А утром буду похмелять рассолом.

Беда совсем в другом, налево за углом
Весну насилуют дворовые мальчишки,
А я сижу всю ночь, и не могу помочь
Ни им, ни ей, - я сочиняю книжку.




КОСМОСУ

Прежде я думал,
что все проходяще:
грех - первороден,
я - неугоден.

Кометой смердящей,
всем космосом вместе,
вьются идеи молью
над шерстью
гниющей планеты.
Тоска. Налей-ка и тресни
стакан о стакан,
и ты – ВЕЛИКАН ! -
рукою достанешь Юпитер,
но свитер подмышками лопнет
в натуге от мысли
вселенского беззаконья,
где пьяницы вновь
нарушают пространство,
и время для них – не помеха,
и даже злой червь сомнений –
закуска.
Да, грустно, грустно весьма,
от энуреза зачахнет Луна,
и будет в затмении не видна,
и Солнце, страдающее с бодуна,
зажарит до углей котлету Земли,
орбиты планет разнесут те угли,
и в дыры провалятся где-то вдали.

Прежде я думал: закономерность,
если есть смысл
нам влачить повседневность,
что же теперь?
только самая малость:
водка, стихи…
вот и все что осталось.




ПРИРОДЕ

Последнее, что я слышал –
Звон уходящей ночи,
В щелях – тараканы и мыши,
В окне только звезд многоточье…

Ответь мне, пустая Природа,
Ну что ты молчишь как дура,
Открой эту дверь коридора
Небесной архитектуры,
И я забегу насекомым
В ту кухню настольного Солнца
Где старцем совсем незнакомым
Создатель шутя улыбнется,
Оставит свои манускрипты,
Опустит свои окуляры
На кончике носа и тихо
Прошамкает: «Ах, бродяга !»
Склонив надо мною темя,
Рассмотрит внимательным взором,
И чаем горячее время
Потянет в прикус с бутербродом.

И я, сумасшедший от счастья,
Вернусь рассказать своим братьям,
Что можно всю жизнь дожидаться
Лишь крошки Святого Причастья.


ЧЕРНОВИКИ

Я потерял черновики –
и не намерен отыскать их,
не потому что так плохи,
а просто не желаю тратить
на них бесценные часы,
что прозябаю по причине
неимоверной пустоты
и раздвоения личины.

Ночь обещает быть глухой,
немой и даже не моею,
но все равно – пойду в запой,
и утром тоже онемею
от перебора скользких рифм
пустопорожнего глагола,
что раздевал тщедушных нимф
и отпускал на волю голых.

Мое вранье течет струей
из незавинченного крана,
и далее скользит трубой
в канализацию обмана,
и что мне остается петь –
так то уже – дизентерия
зловонных одиноких дней,
заразных как и ностальгия.

А где-то спревшая весна,
а где-то тряпкой старой лето,
и кажется давно пора
послать подалее обеты,
и жить как люди в городах,
как крысы метрополитена,
как общий бесконечный страх,
и социальная гангрена.

И набело черкать мотив,
и безошибочно смеяться,
когда глотнув апперитив,
нам снова хочется надраться
до положенья новых риз
на мертвое чело Содома,
что всем показывал стриптиз
в окне бедового алькова.

Но вот споткнувшись запятой,
я падаю лицом в подушку,
желая быть не с той, одной,
а с полой ветренной чекушкой,
поскольку все черновики,
все письма в недра интернета -
не ведают тепла руки,
не понимают суть предмета.




КТО-ТО

Кто-то советовал мне
быть попроще,
я не судил его, но не ответил,
кто-то сказал,
что я груб как извощик,
и не втыкаюсь в изгибы материй,
кто-то заметил,
я даже не спорю,
что не ловлю направление ветра,
кто-то кричал,
что живу его кровью,
пользуясь правом ангажемента,
кто-то учил быть
предельно дотошным,
и разошелся с женою-еврейкой,
кто-то кивнул, мол,
не циклись на прошлом,
и не вернул ни рубля, ни копейки.



МИМО
Юность – наивная дурочка
шла по тропинке и пела,
мимо бежала курочка,
квохнула, и полетела.

Следом шла Старость горбатая,
что-то тащила, скрипела,
мимо летела пернатая,
квохнула, и охуела.




ЦЕНЗУРА

Придумайте закон,
собравшись в пышной зале,
чтоб никакой гандон
не портил нам морали,
чтоб весело дышать
нам было б, как проснемся,
чтоб никакая ****ь
не заслоняла солнце,
чтоб песни звонких струй
нам в воздухе звенели б,
а самый подлый *** -
не в праве их похерить,
и чтоб ебучих мук
не ожидали люди,
прогнать всех гнусных сук,
могли б святые судьи,
Я – буду всем истец,
чистилищем абзаца,
чтоб никакой ****ец
на шаг не мог подкрасться.




БЫЛИ (Пушкину)

Были, были, были
теплые деньки,
а теперь в полыни –
сучья и пеньки,
мокрая дорожка,
скользкая ботва,
«подожди немножко» -
вечные слова.

Плыли, плыли, плыли
в небе облака,
прошлое зарыли
на зимь в погреба,
сладкое печенье,
только не моё,
«чудное мгновенье» -
вечное вранье.

Вы ли волком выли,
я ли пел ослом,
только всем обрыдли
горсти глупых слов,
сплетен злая стружка,
и признаний крем,
снова - «где же кружка» -
вечная из тем.




ГЛАГОЛЬНО

Перечитаю,
что срослось в слова,
и удивлюсь
насколько жизнь мила,
и затошнит,
но не от простоты,
а от того,
что сожжены мосты,
но не туда,
куда вернуться лень,
где, как всегда,
усталость и мигрень,
а в те сады,
что так и не взошли
на берегах
безумства и любви;
и посмеюсь –
вот дурака свалял,
зато за час
как смог – так наплевал,
на все устои
гениальной лжи,
что умерла
над пропастью во ржи.



ЛАЗАРЕТ

Все то, что мне останется –
Несдержанность поэм,
Мне муза – бесприданница.
Мешок бездомных тем,
И беспардонных шалостей,
И радостей бомжа,
Все то, что не считается –
Исчезнет не спеша.

Придет сестрица-сводница
И тень чужого рта,
Ответит так: «Все сходится,
Удавкой в тень лица».
Пойдут плясать безногие,
Немые станут петь,
И все, что мне останется –
Бесплатно умереть.

А после водки с праздником
Поминок по словам,
Объявится признание, -
В святилищный бедлам,
Как шлюху нагловатую
В альков ее сведут,
И в лиф – купюру мятую,
С подтекстом: «Сиди тут».

Итог всему окажется –
Бичующий глагол,
Что пел бы и куражился,
Оставшись наг и зол,
Что жег бы, …только кариес
Беззубым сделал рот,
И он канву сценария
Перекричать не смог.

Не наша тема - праздники,
Нам будничный чертог
Отмерил наказанием:
Любовь – это предлог,
Чтоб не мечтать неистово,
Вернувшись в лазарет,
Где лечат, только исподволь,
Болезнь, которой нет.

И что ж теперь печалиться
С улыбкой на лице,
Все то, что мне останется –
Начало о конце,
И только раны скрытые
Неизданных поэм
Сожгут медбратья сытые
Купюрами гангрен.

И вот оно, причастие, -
Лишь словооборот,
Что произнес к несчастию
Этот беззубый рот,
Что суицидом хвалится
Мне, высунув язык…
…………………………….
Вот то, что мне останется –
Я к этому привык.



БОЛЕЗНЬ

Вы не болели словами как я.
чтоб не творить,
надо так напиваться,
чтоб незаметно для многих
скончаться.
Вы не болели словами как я.

Вы не носили в утробе детей,
зная, что мира они
не узнают,
домом им станет могила.
все зная,
вы не носили в утробе детей.

Вы не встречали себя самого.
жалкого старца,
забытого всеми,
что он спасал от нужды
и гонений.
вы не встречали себя самого.




ДОБРО

Общедоступные мечты
поели мхи чужих амбиций,
но над стилистикой трухи
серьезные склонились лица,
что ищут все слова для слов,
банальной буквы закорючку
возводят в ранг полубогов,
царицей, называют сучку,
и вожделяясь от вождей,
на целлюлозу льют чернила,
а может гной или елей,
стараясь удивить полмира,
все что-то спорят второпях,
все что-то прячут от забвенья,
наверное, бесстыжий страх,
и меркантильное презренье.

Но вот закончена игра,
приходит скучная фиеста -
тот тошнотворный общий рай,
где я не вижу себе места,
а в тишине схожу с ума,
и в одиночестве палаты
ищу, наверное, добра,
что мне почудилось когда-то,
что я прочел по карте звезд,
по призрачным огням жилища,
когда блуждал в ночи в мороз,
не пряча нож за голенищем,
когда дарил его горстьми,
тем, кто был близок, рядом прежде,
оно же было, черт возьми,
иначе бы, зачем надежды.

Наверное, расплата мне
за панибратство и гордыню:
я умираю от измен
в чужой зачуханной квартире,
и зло, как ржавая вода
бежит из труб водопровода,
и бесконечна пустота,
и нескончаема зевота.


ЧЕТВЕРОСТИШЬЕ

Субботняя ночь. Светает.
В городе сон и затишье.
Зачем написал тебя я,
убогое четверостишье?




ПРОСТО

Просто –
метель превращается в дождь,
дождь наугад
превращается в лужи,
если кому-то еще ты нужен,
он позвонит,
и попросит в долг.

Если молчит,
значит, все хорошо,
или не может
с тобой поделиться,
или не хочется
суетиться,
если и было,
так вскоре прошло.

То, что согрето,
скоро умрет,
то, что не сказано –
позабыто,
видишь, старуха
с разбитым корытом
в сказку попала,
и сказки не ждет.

Я улыбнусь тебе,
да не срослось,
ты лишь уткнешься
глазами в книгу,
что же, в подземке
не слышно крика
в лязге вагонов,
сквозь грохот колес.

Мы не знакомы,
и ты не поймешь
этот недуг,
потому я сконфужен.
дождь и метель,
все равно - просто лужи,
если уже
ничего не ждешь.




ИСЦЕЛЕНИЕ

Вот я проснулся к обеду,
странное дело, не больно,
что же так мучило? Вспомнил.
Как-то непроизвольно
я захотел стать счастливым,
только не получилось,
а вместо этого буквы
сами в слова скривились.
Ладно, оставлю на память
этот рецепт исцеленья,
дам прочитать по пьянке,
вот уж будет веселье…