К Сафо

 
Я Млечного Пути вдоль и тоски
к тебе тяну свои слепые уши
и слоги не могу твои не слушать,
не слышать, и меня ты зареки
и распрями как можешь мой порог –
он деревом бессильно занемог.
Стою лицом к Афинам, “Ремингтон”
и тянет в низ, и пробуждает к жизни.
Нагая мышь и белый патефон
несут мне правду о твоей харизме.
Отчизне лет я чуждо одинок,
но твой увидел Запад и Восток.

Склонясь на все озёра, обхожу
и воду взглядом, и остатки тыла.
Сквозь наслоенья жизни не остыла,
не остывает радость. Погляжу
как словом ты умеешь вышивать
и позволяешь вышивке внимать.
Я – перегной. Подпольный чародей.
Шутник из уготованного пара.
Погонщик контрабандного товара
из Кандагара. Оселок ничей,
но твой и папин. Папочкин и твой.
Под лютню ночью для меня запой!

На восхищенье – чёрная дыра,
как там, где вырыл медленную яму
я для себя. Не смог и Сантаяна
тогда помочь. Не смог “Король Убя”.
Все сети, копья, шлемы и мечи
в Истории с тобою. Не молчи!
Иду по распрямляющимся кочкам
в Пасхалии религий даровых,
изречно перемалываю стих
и старыя пути свои песочком
просеиваю, чтобы только взять
твоих посланий пламенную прядь.

Я – пустота последнего пальто
и невозможность Карадаг-дурмана.
Мне завещала бесприютность Анна.
Для перепевов я твоих - никто.
Позволены мне радость и тоска.
Настроены струна мне и доска.
Среди семи красот, семи чудес,
восьмого чуда света на иврите –
кричу и упираюсь: “Помогите!”
иль “Помоги, послание небес!”
На полном или медленном скаку
метни в меня опять свою строку!