два отрывка

 «…Контакт производится методами, средствами и на языке, доступном контактеру. Не поднимай камень на уровень глаз и не опускай ветки к корням дерева. Входя в воду, становись водой. Касаясь пламени, сгорай. И всегда помни, что ум ограничен, но возможности его — бесконечны».
 Кодекс чести Интерната.


 I


 «Меня звали Ат.
Меня звали Ат, когда еще было, кому как-то звать меня, и когда я еще был одним из тех, кто звал меня: Ат.
 Как давно это было, я не могу сказать с точностью. Не потому, что не помню событий последнего времени. Просто само Время… Я не могу этого объяснить…
 Ладно, постараюсь начать с самого начала. Хотя самого начала, то есть своего младенчества, я практически не помню. Первое уверенное воспоминание — это кровь на груди у женщины, которая, видимо, приходилась мне матерью, и ее руки, тянущиеся ко мне. Потом я оборачиваюсь. В дверях стоят мужчины, одетые в металлические рубахи. На головах у них блестящие рогатые шлемы, а в руках — арбалеты. Теперь я знаю, что это — Имперские солдаты. За спинами солдат — языки пламени. Это горит наш дом.
 Я оборачиваюсь назад, к матери. Она лежит навзничь на полу, рядом с ней, в такой же нелепой позе — мужчина (отец?). У обоих изо лба и из груди торчат стрелы. Перья на концах стрел — разноцветные, переливающиеся и очень красивые. Почти такие же красивые, как и у той птицы, что жила в клетке в спальне матери (птицу я тоже помню очень отчетливо, вплоть до смешного хохолка на голове, и очень странно — крест-накрест — загнутого клюва).
Потом горло мне больно сжимает ворот одежды, и мать с отцом летят куда-то вниз. Нет, это я лечу вверх и вперед, проламывая оконные загородки. И — темнота. Люди думают, что так умирают. Ведь мало кто в наше время верит в легенды о загробной жизни. Впрочем, Время…нет, все-таки, постараюсь объяснить это позже…
Так я умер первый раз в жизни.
………………………………………………………………………………………
Да. Меня звали Ат.
Не знаю, и не у кого теперь спросить, в честь кого мне дали это редкое в наших краях имя. В честь ли грозного бога, воина-разрушителя Кох-Ата, в часть ли Ат-Варуна, белого волка-великана, обитавшего когда-то очень давно в лесах центрального Хосса, или же в честь наводящего ужас на все живое Бар-Ат-Коона — Змееголового, Изрыгающего Пламя…..

2

 «…Торопящийся неизбежно опаздывает. Догоняющий всегда отстает. Стремящийся не в силах предвидеть цель. И лишь ждущий получает то, что должен получить, и в тот момент, когда необходимо. Любящий быстроту, не спеши сломать себе шею, ибо бесконечная скорость — это полный покой».
 Кодекс чести Интерната.

…Узкие улочки Лодочной слободы были полны народу, несмотря на ранний час. И в этом не было ничего странного. Приближался Великий Праздник Основания, Который почитался одновременно, как день рождения Императора. В Кануны праздника крестьяне и ремесленники, и не только со всего центрального Хосса, но и с предгорий Ороша, и из гор Кардага, в глубину которых погружается Светило, оставив дневную порцию своей благодати на бескрайних просторах Великой Империи во имя Благостного; и с берегов Великой окраинной Влаги, омывающей полуденные края, и с северной Пустыни, где кочуют лишь скотоводы со стадами своими, столь же бескрайними, как сама Пустынь,— все, все, все, кому было что продать, стремились в столицу. И столица принимала всех, и обнимала всех, но не всех выпускала из своих объятий. Нередко случалось так, что домой возвращалась только половина паломников. Или четверть. Или не возвращался вообще никто.
 Какая- то часть вообще не добиралась до Дюбана стараниями многочисленных и безжалостных разбойничьих шаек, искоренить которые не могли ни указы Справедливейшего, ни карательные рейды Черных дьяволов, наемной Гвардии Императора, не знающей ни страха, ни жалости.


…
Ат резко свернул в сторону, направившись к расположенным в переулке лоткам торговцев холодной водой и кислым молоком, и тут краем глаза заметил входящий на площадь Имперский патруль — офицера с бело-золотой перевязью на поясе, и трех солдат в рогатых медных шлемах.
 — Почем товар, красавица?— спросил Ат у молоденькой, ладно скроенной девушки, стоящей за лотком, подбрасывая на ладони глиняный кувшинчик с кислым буйволиным молоком, словно бы примеряясь к его весу.
 Все дальнейшее не заняло и мгновения. Ат бросил молодке золотой, и, пока она ловила его в подставленную ладонь, сделал молниеносное движение, полностью обернувшись вокруг своей оси, обнял девушку, прильнул губами к ее губам, и плащ его, продолжая движение, укутал их головы и плечи, фиксируя объятия. На площади же стало твориться невообразимое. Грубая ругань, проклятия, смех и улюлюканья смешались в гул, от которого, казалось, сейчас лопнут ушные перепонки.
 Ат с сожалением оторвался от обмякшей в его руках девушки, и обернулся, чтобы выяснить причину такого буйного выражения эмоций.
 Трое имперских солдат с идиотскими рожами крутили головами во все стороны, выхватив мечи, а офицер стоял колом, так, словно на него напал приступ столбняка. Высокого серебристого шлема не было у него на голове, а по волосам его, по лицу и по франтовскому камзолу текли жирные белые струи хорошей деревенской простокваши. На левом плече его, подобно эполету, покоился глиняный черепок.

 — Славный у тебя товар, красавица! С меня еще один поцелуй! Немного позже, если ты не против, — произнес молодой повеса, забирая золотой обратно и исчезая в глубине переулка.
Происходящее не площади перестало его интересовать.

 Устроившись за стойкой и заказав порядочную порцию выпивки, Ат с видимым безразличием слушал тот бред, который несли зашедшие в таверну с площади крестьяне. По их словам выходило, что банда мятежников совершила нападение на патруль Собственной Его Императорского Наивеличия Гвардии, и в пух и прах его, — то бишь, патруль,— разделавших.

 — Как мой молодой господин отнесется к бредням этих добрых людей во имя благостных богов?— произнес стоявший рядом монах в клобуке.
 — Боги милосердны к идиотам, отец. Они не терпят только трезвых идиотов. Так говорила мне покойная кормилица, честная женщина.
 — Однако, герой их бредней довольно ловок, не находит ли господин?
 — Герой? Мне казалось, речь шла о шайке разбойников. Впрочем, я не прислушивался особенно… Мой наставник учил меня пить сосредоточенно, ибо иначе питие утрачивает свой сакральный смысл. Вы согласны с ним, святой отец?
 — Руководитель моего молодого господина был мудр. Осталось только уточнить, учил ли он своего питомца делать бессмысленные глупости?
 — Он учил не доверять бешенным псам и бродячим монахам!

Ат сделал молниеносный выпад ребром ладони в сторону кадыка чересчур любопытного собеседника, но рука его вдруг провалилась куда-то, его самого со страшной силой придавило щекой к грязной стойке, а на разгоряченный лоб полилась вода из кувшина.

 — Ты не меняешься, Сокол. Не слишком ли ты тороплив, рискуя сломить себе голову? Ведь в следующий раз меня может не оказаться рядом!

Эти слова произнес проклятый монах.
Голос был до боли родным и знакомым.
Проклятый монах!
Старик!
Горогот!...