Поэтическая какофония

 ***
 Неровности лака на ногтя пластинах,
 Под корень недавно обрубленных,
 И зубы, хоть видно, что утром почищены,
 Едва ли напомнят поэтом воспетые перлы.
 И пряди волос с остатками маминой краски
 Уныло спадают концами сеченными
 В глазах, очерченных обводкою темною,
 Столь мило тускнеет лишь неприятие
 И вызов, целому миру брошенный,
 С оттенком враждебного непонимания.

 Какофония*

 Гражданам трудоголикам после
 окончания рабочего дня
 


Возвращусь в обитель дома,
И запнувшись о порог,
Я небрежно ношу брошу
На потрепанный ковер.
Не спеша, пересеку я
Десять метров комнатушки,
Еле ступни передвигая по бугристому паркету.
Я свалюсь на ложе скрипучее
Под названием «кресло-качалка»,
И под мирный звук постукивания
Я прислушаюсь к отзвукам
Семиэтажного общежития.
Надо мной во всю динамика акустику
Оглушает ушные раковины
Молодежный ноктюрн современности
Так, что стекла с оконными рамами
Дребезжат, как листок по ветру.
Снизу же соседи – интеллигенция,
Те не прочь тоже помузицировать,
Такт симфонии возмущенно отстукивая
Барабанами-батареями,
Шваброй по потолку.



 ***
Содрогаясь от тысячных многоголосий,
Полулежа на сером, безликом бетоне,
Мне орган, что притихшая флейта,
Прозвучит средь грома людского.

 ***
Мне миг вздоха каждого опротивел,
И мышцы натянуты до предела,
Земли гравитация тянет спуститься
На грешную почву страсти людской.

 ***
Потоплен Титаник-Россия,
Имперская сгинула суть!
Кровавый след большевизма
Утопии устлал путь.

 ***
Чудак Онегин странный,
Он нам знаком?
- И да, и нет.
Изрядно Пушкин постарался,
Живописав в причудливом романе
Героя своего.
Но мы его немного понимаем –
Как неясна судьба эпохи той
В ее стареющем обмане.



 Gotterdammerung
 
 Чахнут душонки, что мертвечина в чистилище,
 Заразы зловоние распространяющие.
 В царстве темном раболепия общего
 Ниже плинтуса главы смиренно опущены.
 Иные в полный рост подымятся,
 И бунт поглотит гнилое святилище –
 Смена невежества дикой жестокостью.
 Другая элита у власти в чистилище,
 И снова толпы пред нею склоняются.
 Перевороты власти – формальности,
 Разрядка народного недоверия,
 Метаморфоз угнетаемых в деспотов,
 Подобие рая в наземном аду.

 ***
 посвящено всем, чей рассудок
 борется с сердечным недугом

Груди диафрагма сдавлена грузом
Наивного самовнушения, что мозг
Породил в электрическом импульсе.
Идея, иллюзия коей бесспорна.

Эмоция эта – вот сила толчковая
Мышцы сердечной и остановка
её автоматии, а может vice versa.
Довольно! Запуталась напрочь
В своих рассуждениях. А может
и хватит заранее полиморфировать
То, что и так кубиком-рубиком названо.
Но я объясняю свои загогулины:
Ты жертвенный агнец, политый идейной
Эссенцией, рожденной вкушением
Всякой романтики нас ослепляющей.

И снова, подобна Татьяне я Лариной,
Рисую другой уже вензель признания.
А все виновато изощренное, больное,
Испорченное воображение, мечты,
Облачают в обмана туманности
Живую, ни в чем не повинную душу.
 
И снова за призраком кану высоко,
Я знаю, что прыгну и упаду. Но снова
Дерзну я отторгнуть чуждую ноту,
Увы, суждено мне познать многократно
Привычно знакомое разочарование
Очнуться от боли удара о почву и камень.
 
 ***
 
Нет не любовь, а заблужденье
Дотронувшись меня, пропало,
Рассеялось под натиском сомненья,
Воскресло и не унывало.
 

 
 
 ***

«Нелепо, скучно мне все оказалось, обидно, досадно,
И в рамках вселенной себя я не в силах представить,
Где бесконечность системы галактик, а звезд того боле
Ведет к упразднению главной персоны, то есть себя,
Единицы, венца мирозданья, а также пристойно добавить,
Что «Я»- это то, что стоит впереди, а не сзади. До коле
Храниться сей букве в конце алфавита? Отнюдь не отрадно,
Что предки ученья, Кирилл и Мифодий, нам так завещали:
Оставить заботы о собственном благе и помнить всегда
О ближнем своем, о роли общественной. Архаизмы ,кстати,
Преследуют слух наш в речах исключительно недалекого,
От жизни отсталого аборигена. Грядет эра нового человека
Без предрассудков и догм прочих ветхого, старого света»,-
Мне голос противно твердил, все шептал, бормотал.
Он всколыхнул мне души отвращенье, замолк, наконец,
Ведь осознал личина уродства, что слушали его недолго,
Кривились от экспрессий этих и явно предпочли остаться
Глухим к его стенаньям, песням бесполезным. Не выдержав
Отсутствия вниманья, питавшее злонравья музу, сей глас
Угас, но эхо повсеместно разносится среди холмов и скал,
На перепутьях жизни, в то час когда ты, я и он в сомненья
Был душою погружен, и одиночество стелило тень на думу.
Свободен тот лишь человек, кто облегчил других мученья
И дал другим вздохнуть от бремя. Он избежал плененья
Червем внутри себя и паразита умертвил желаньем жарким,
Волею своею и стараньем гармонию посеять в мирозданье.