Жертвам дельфинариума

О вашей смерти нет стиха.
Никак не схватывалась рифма,
Ломался карандашный грифель,
И сыпалась вокруг труха.

На что бы ни ложился взгляд,
На чём бы мысль ни задержалась,
Всё рушилось или бежало,
Причём – назад, назад, назад.

Хоть хаос свой являл оскал,
Но всё казалось до забвенья,
Что вдруг ещё придёт спасенье.
Да видно Бог его проспал!

Мы проиграли в карты вас,
В те политические карты,
Где козыри у Арафата.
Ну, а другой расклад не спас.

Страна рыдала и рвалась
В сплошной горячке похоронной
И имя Арика Шарона
Невольно втаптывала в грязь.

Политика, она как танк:
Прёт по живым, ползёт по тёплым.
На своей шкуре знают толпы,
Что было так и будет так.

Поглубже, сын Израйля, спрячь
Всё, что трагично и печально.
Всё это индивидуально,
Хоть и влилось в всеобщий плач.

И "Дельфинариума" факт,
Подобный микрохиросиме,
Стал знаком мирного бессилья
На фоне вздыбленных клоак.


О смерти юных нет стиха.
Есть рассужденье, покаянье,
Интеллигентно - окаянный
Всхлип, что беда всегда лиха.

Но безысходность - та же ложь
На свежевырытых могилах,
Куда венки, клянясь кладёшь
Не допускать того, что было.

Так пусть же каждый в горький час
В преддверье нового урона
Предстанет Ариком Шароном,
Чтоб связь времён не прервалась.