Рассказ без смысла и мата

Вчера. Кафешка на берегу речки Яузы...

- Мущщина!
- Я...
- Вы што там за кружкой прячетесь?
- Опасаюсь я...
- Чего?
- Лишения этой...кхм..независимости...кхм.

Сегодня.
Ровно в 8.30 он всегда долго и нервно заводил машину, старый уезженный экспонат немецкого автопрома, и выезжал из гаража. Почти всегда один и тот же ритуал: тыр, чих, пыр, тыр, дым, затем свист падающей мимо багажника лопаты (успел проскочить! её Мать, надо бы её переставить, ко всем чертям), почти ритуал - это потому, что не ВСЕГДА была кошка, а когда она была, он всегда видел её тушку в зеркале и пытался сделать ей нечаянно наезд задним колесом. Или лучше двумя - сначала задним, а потом передним. Но умная скотина была сообразительной от природы и потому оставалась всегда живой, с целыми лапами, хвостом и филейной частью.
- Фак ю, - говорил тогда он, тормозил в сантиметрах пяти от железной помойки, прочно закрывал красные двери гаража и, затянув нудную похмельную арию, выезжал прочь со двора, обливая грязью из лужи (вот лужа была не почти, а всегда) задумчивого с утра инженера местного ДЭЗа. Инженер продолжал думать дальше, отбрасывая тощую тень сначала на капот, потом на дверцы и, наконец, на багажник проезжающего мимо авто, загадочно и мудро щурясь и с хитрой улыбкой команданте Че.
Но нынче кошке не повезло. Сделав пять-шесть вертлявых прыжков от бордюра к бордюру, и никак не ожидая сегодня такого "западла" от матери-природы, зверюга мрачно вякнула в луже своё последнее "мяу" резиновым шинам и стала удивлённо и медленно "отбрасывать лапы" прямо на глазах тощего инженера ДЭЗа.
Но человек в машине этого уже не видел. Он уже рулил по широкому проспекту с гордым названием, попадая постоянно в просевшие люки канализации всеми колёсами, сплёвывая в окно и вдыхая бодрящий аромат просыпающегося города с не менее гордым названием, чем у проспекта.
"Зачем она вчера так спросила? Она никогда ещё так не спрашивала. Тяжёлая женская доля?" Обычно она под конец всегда хмурила широкий лоб, выпивала залпом оставшееся содержимое второго стакана и молча уходила, вихляя непропорциальным и откляченным задом и шатаясь в такт маятнику здоровенных часов у входа. Интересно было всегда знать, какая проблема её заботит? Хм, и зачем она всегда пьёт залпом остаток второго стакана?. [Он попробовал однажды и чуть не изошёл весь на рвоту и телесные мучения впоследствии]
И она всегда молчала. А тут вот вдруг вчера она спросила... И какой такой тайный смысл был в этом вопросе - он не мог понять никак. Ему даже ужасно плохо спалоcь, под утро он даже встал раньше будильника, и скорее видя (чем предполагая) как тот вот-вот собирается выдать в эфир набор звуков, вмазал по нему ладонью, "Увязни, сука...".
"А может она хотела подать сигнал какой, из тех, что требуют особенно тщательного рассмотрения и особого подхода мышления?" Он где-то даже слышал, что для этого, как правило, надо быть либо подготовленным разведчиком с большим опытом либо знаменитым дешифровальщиком специальных донесений. Но он не был ни тем, ни другим. Оставалось только встать с постели, выкопать из мусорного ведра более-менее приличный окурок и доковылять до уборной, где и утопить потом его, уже вторично употреблённым, в недрах унитаза. Пока шумит-то вода, можно не думать. А что делать после? Он вспомнал теперь утром всё по-порядку, надеясь найти ключ, код, смысл. И так, обычно он сидел за столиком напротив, в углу и молча потягивал из кружки "Козла". Ему доставляло удовольствие разглядывать озорные солнечные зайчики, прыгавшие по её не очень, скажем прямо и справедливости ради, привлекательному нынче, но явно породистому в прошлом лицу; смотреть, как с каждым глотком менялось выражение её лица: сначала оно было, до первого глотка, равнодушным, беспечным и деловитым, даже напоминало ему фотографию какой-то модели с обложки журнала, хранившегося в его уборной. С очередным глотком лицо её приобретало едва уловимое покраснение в местах, где на щеках были маленькие ямки, взгляд её глаз становился мутновато-загадочным и заставлявшим его в это мгновение сделать наиболее затяжной глоток из своей кружки; потом оно становилось осмысленно-тревожным, как у непримиримой коммунарки с плакатов, иллюстирующих стихи поэта Маяковского. После третьего (или четвёртого, когда как) прикосновения к стакану появлялся весёло-праздничный взгляд из-под её чёлки, и тогда задорные зайчики одинаково забавно смотрелись и на завитке её волос, и на верхней пуговке кофты. Затем она, периодически пытаясь навести резкость одновременно обоими глазами, смотрела на него взглядом домоуправительницы малыша, и тогда ему хотелось сказать громко и на весь зал: "А у вас молоко сбежало, мммэдам". А она бы ему в ответ: "какой милый!". И они бы долго и задорно смеялись. А потом...
И он вот так всегда потягивал из своей кружки. Ровно такими порциями, чтобы хватило как раз до того момента, как зайчики начнут бегать уже по огрызкам и клочкам бумаги на соседнем столике. Вторую он никогда не брал, поскольку был всегда при машине, сами понимаете, о чём я.
А он бы дальше ей: "Ммэдам, а сейчас вы увидите...", а она ему "как приятно...", но со следующим глотком ею напитка её взгляд непременно и окончательно терял глубину и контрастность (на несколько минут она ещё была живой Мадонной, только не с младенцем в руках, а сами понимаете, с чем). И она всегда заказывала всегда второй раз, а это означало ни более, ни менее, чем скорый конец свидания, ибо залпом внедряла в себя сразу весь стакан, даже не поморщась...
Но вчера... Вчера всё произошло иначе, чем обычно. Вчера она вдруг спросила...
А сегодня она вот не пришла.
Он теперь утром сидел один и не знал, что ему делать. Кружка плохо умещалась в руке, часы у входа дубасили с такой силой, что казалось, еще немного - и они заорут, как его утренний будильник, только много раз громче.
Ровно в 8.30 уже следущего утра он привычно закрыл красные двери гаража.
Мохнатого зверька не было в зеркале авто. Он это заметил.
- Фак ю..., хотел было сказать он, но вместо этого хлопнул хмуро дверь и поехал на проспект с гордым названием... молча. Лужи уже не было, и только тощий инженер местного ДЭЗа с извечной улыбкой Че Гевары мелькнул тенью по его авто...