К погибшим в муках прошлое инертно...
К погибшим в муках прошлое инертно.
Теперь моя весна смеётся надо мной,
Таким безжизненным, поэтому, бессмертным,
Но и она сама мне кажется больной.
Я ослепил её в преддверии рассвета.
Я верил, что она – моё убежище в аду,
Шёл напролом сквозь зной по дулу пистолета,
По отмели зари, запаянной во льду.
Кривые зеркала изображали склепы…
Она уснула на обочине войны.
Она была напугана кипящим небом,
Дрожащим, бледным и на ощупь ледяным.
Арена паутины жгла свечением недр…
Не слепнет от такого света только тот,
Кто сам уже сверкал таким же ярким светом
И ослепил других, чтоб зрячим быть потом.
И вновь друг к дружке прижимались остановки,
Чтоб только все трамваи встретились в пути.
В библиотеке снов таились полукровки,
Тая сплав мудрости и ярости в груди.
Она в меня бросала камни и кометы,
Она мечту дразнила уголками рта,
И трепанировала ночь из арбалета,
А я всё верил, что она – моя звезда.
Мы стали шрамами друг другу. Да, мы квиты,
Но отчего не вижу шрамов я на ней,
И почему на мне все шрамы снова вскрыты,
Вновь стали ранами от оргии камней?
Она смеялась над оазисом в пустыне
Моей судьбы, а я всё верил, что она –
Моя последняя надежда и святыня,
Моя живая первобытная весна.
Её душа заволоклась теченьем Леты,
Ослепшие глаза зарубцевались льдом,
А я по-прежнему надеялся, что это –
Моё последнее пристанище и дом.
30.06.2005
Свидетельство о публикации №105070101511