Жак Превер. Стихотворения

Смотритель маяка очень любит птиц

Тысячи птиц летят на огонь
тысячи слепнут тысячи бьются
тысячами погибают птицы
тысячи трупиков остаются

И смотритель не может все это стерпеть
не может смотреть как гибнут его любимцы
Да пропади оно пропадом!
он говорит
И гасит маяк
И маяк не горит

А в море корабль налетает на риф
корабль плывущий из тропических стран
корабль везущий тысячи птиц
тысячи птиц из тропических стран
Тысячи тонущих птиц



Кот и птица

     В деревне мрачные лица:
     Смертельно ранена птица.
     Эту единственную проживающую в деревне птицу
     Единственный проживающий в деревне кот
     Сожрал наполовину.
     И она не поет.
     А кот, облизав окровавленный рот,
     Сыто урчит и мурлычет... И вот
     Птица умирает.
     И деревня решает
     Устроить ей похороны, на которые кот
     Приглашен, он за маленьким гробом идет.
     Гроб девочка тащит и громко рыдает.
     "О, если б я знал, - говорит ей кот, -
     Что смерть этой птицы
     Причинит тебе горе,
     Я съел бы ее целиком...
     А потом
     Сказал бы тебе, что за синее море,
     Туда, где кончается белый свет,
     Туда, откуда возврата нет,
     Она улетела, навек улетела,
     И ты бы меньше грустила, и вскоре
     Исчезла бы грусть
     С твоего лица...

     Что ни говорите, а всякое дело
     Надо доводить до конца!

Барбара'


     Помнишь ли ты, Барабара,
     Как над Брестом шел дождь с утра,
     А ты,
     Такая красивая,
     Промокшая и счастливая,
     Ты куда-то бежала в тот день, Барбара?..
     Бесконечный дождь шел над Брестом с утра,
     И, когда мы случайно с тобой повстречались,
     Улыбалась ты,
     Улыбнулся невольно и я,
     и, хотя мы не знали друг друга,
     Все-таки вспомни, вспомни тот день, Барбара!
     Вспомни:
     Под навесом кто-то тебя ожидал
     И он крикнул тебе:
     -- Барбара!--
     А ты,
     Такая красивая,
     Промокшая и счастливая,
     Ты к нему под дождем побежала,
     И он обнял тебя, Барбара!
     Не сердись, Барбара, если я говорю тебе "ты":
     К тем, кого я люблю,
     Я всегда на "ты" обращаюсь:
     Тем кто любит друг друга
     Я оже "ты" говорю,
     И, хоть с ними совсем не знаком,
     Я приветливо им улыбаюсь.
     Помнишь ли ты, Барбара,
     Этот город счастливый и мирный,
     Эти капли дождя на твоем лице,
     Помнишь ласковый дождь,
     Что над городом лился с утра,
     Дождь над пристанью, над арсеналом,
     Над плывущим в Брест кораблем?
     О, Барбара!..
     Как ужасна война!..
     Что стало с тобой под дождем из огня?
     Железа и стали?
     Где теперь человек,
     Что тогда под навесом тебя ожидал, --
     Он убит или жив,
     Тот, чьи руки так страстно тебя обнимали?
     О, Барбара!..
     Дождь над Брестом идет без конца,
     Но совсем не похож он на ливень тех дней,
     Потому что теперь это хмурый и траурный дождь,
     Все вокруг затопивший тоскойй безысходной своей.
     Не гроза это даже
     Из железа, стали, огня --
     Просто тучи,
     Которые, словно собаки,
     Подыхают за городом
     В тусклом сиянии дня,
     Подыхают и прочь уползают,
     Уползают, чтоб гнить вдалеке,
     Вдалеке-вдалеке от Бреста,
     Утонувшего в безысходной тоске.


Зыбучие пески

     Чудеса из чудес,
     Приливы, отливы.
     Море вдаль откатилось лениво,
     А ты,
     Как растенье морское под ласкою ветра,
     На прибрежном песке погрузилась в мечты.
     Чудеса из чудес,
     Приливы, отливы.
     Море синее вдаль откатилось лениво,
     Но остались в глазах приоткрытых твоих
     Две волны. Их море тебе подарило.
     Чудеса из чудес,
     Приливы, отливы.
     Две волны остались в глазах твоих,
     Чтобы я утонул, погружаясь в них.

Под открытым небом

     На бульваре Шанель протирают зеваки штаны,
     Там девчонки красивы, и много там всякой шпаны,
     И бродяги голодные спят на скамьях по ночам,
     И клиента поймать проститутка седая пытается там.
     На бульваре Ришар-Ленуар мне Ришар повстречался Леблан,
     Был он бледен, держался с трудом на ногах, но совсем не был пьян.
     "Поскорее отсюда беги, - он сказал мне, -
     Прошли полицейские здесь,
     Было холодно им - и дубинками их изувечен я весь".
     На бульвар Итальянцев придя, на испанца наткнулся я там.
     Рестораны Дюпона похожи на храм. Был испанец оборван и хром,
     И в отбросах он хлебную корку искал, а потом... у дверей магазина
     "Какая скотина! - воскликнул какой-то месье,
     На испанца метнув осуждающий взгляд, -
     Иностранцы весь хлеб наш съедят.
     И куда только власти глядят!.."
     На бульвар Вожирар меня случай привел, и младенца увидел я там.
     Он в коробке для обуви спал под кривым фонарем.
     Спал так тихо (ах, прелесть!), так крепко он спал (о, кошмар!).
     Спал последним он сном.
     Вот счастливец, попавший тайком на бульвар Вожирар!
     День за днем, ночь за ночью
     Под небом открытым,
     Под чистыми звездами
     Жизнь я веду.
     Где они, эти чистые звезды?
     Не знаю.
     Не видят их те, кто попали в беду.
     День за днем, ночь за ночью
     Под небом открытым -
     Вот так мне приходится жить.
     Это - странное небо и грустная жизнь,
     Очень грустная жизнь.

Поцелуй меня

     Это было в одном из кварталов Города Света.
     В том квартале всегда темнота и холодное лето.
     Там зимою и летом зима,
     И воздуха мало...
     Он стоял с нею рядом.
     Стояли на лестнице оба.
     И ночь выползала
     Из закоулков и темных углов,
     И серою пахло,
     Потому что в полдень морили клопов.
     И ему говорила она:
     - Здесь всегда темнота,
     И зимою и летом зима,
     И воздуха мало.
     Не заглянет к нам солнце,
     Оно своим занято делом в богатых кварталах.
     Крепко-накрепко меня обними,
     Наша жизнь - это то, что сейчас.
     Будет поздно потом.
     Обними меня крепко.
     Здесь все против нас.
     Если холод - нам плохо,
     И жарко - нам плохо,
     Здесь мерзнешь,
     Здесь воздуха нет.
     Если ты не обнимешь меня, я умру.
     Мне пятнадцать, пятнадцать тебе.
     Нам обоим уже тридцать лет.
     В этом возрасте уже надо работать,
     И значит, есть полное право у нас
     Целоваться.
     Потом будет поздно,
     скорее меня поцелуй.
     Наша жизнь - это то, что сейчас.

Париж ночью

     Три спички, зажженные ночью одна за другой:
     Первая - чтобы увидеть лицо твое все целиком,
     Вторая - чтобы твои увидеть глаза,
     Последняя - чтобы увидеть губы твои.
     И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом,
     Непроглядная темень кругом.

Для тебя, любимая

     Я пошел на базар, где птиц продают,
     И птиц я купил
     Для тебя,
     Любимая.
     Я пошел на базар, где цветы продают,
     И цветы я купил
     Для тебя,
     Любимая.
     Я пошел на базар, где железный лом продают,
     И цепи купил я,
     Тяжелые цепи
     Для тебя,
     Любимая.
     А потом я пошел на базар, где рабынь продают,
     И тебя я искал,
     Но тебя не нашел я,
     Моя любимая.

Выключите свет!

     В своем гнезде над воротами
     Две ласточки ночью глядят на Луну.
     Две ласточки вертят головками
     Слушая тишину.
     А ночь такая бессонная,
     А Луна такая огромная.
     Не спят ее обитатели,
     Не спят на Луне селениты.
     Снежный человечек
     Прибежал, запыхавшись,
     И в ворота Луны
     Стал стучаться сердито.
     "Потушите свет!
     Потушите свет!
     На площади Виктуар
     Целуются двое!
     Их могут увидеть.
     Потушите свет!
     И оставьте, пожалуйста, их в покое.
     Я брел наугад,
     И случайно наткнулся на них,
     И мимо прошел, ничего не сказав.
     У него - чуть заметно дрожали ресницы,
     У нее - как два огненных камня были глаза."
     В своем гнезде над воротами
     Две ласточки ночью глядят на Луну.
     Две ласточки вертят головками
     Слушая тишину.

Разбитое стекло

     Человек, который пел без конца
     и который у меня в голове танцевал,
     человечек юности с сердцем проказника
     вдруг шнурок на ботинке своем порвал, -
     и тогда все постройки фанерного праздника
     неожиданно рухнули. Кончился бал.
     И в молчании этого праздника
     я счастливый голос твой услыхал:
     отчаянный, ломкий,
     похожий на голос ребенка,
     издалека он меня призывал;
     и руку я к сердцу прижал,
     где дрожали в отзвуках эха
     семь зеркальных
     обрызганных кровью осколков
     твоего далекого звездного смеха.

Огромное, красное

     Огромное,
     Красное
     Зимнее солнце
     Над Гран-Пале, поднимаясь, всплывает
     И вновь исчезает.
     Вот так же и сердце мое исчезнет,
     И вся моя кровь из меня уйдет,
     Тебя разыскивать сердце станет,
     Моя любимая,
     Моя красивая,
     И там, где ты будешь,
     Тебя найдет.

Голодное утро

     Он страшен,
     стук этот слабый, когда разбивают о стойку крутое яйцо;
     он страшен, если всплывает
     в памяти человека, которому голод сводит лицо;
     и страшна голова человека,
     которому голод сводит лицо,
     когда человек, в шесть утра подойдя к магазину,
     глядит на витрину
     и налиты ноги его свинцом.
     Он видит голову цвета пыли,
     но он рассматривает совсем не ее,
     ему наплевать на свое отраженье,
     которое появилось на стекле витрины,
     он думает не о нем,
     в его воображении -
     голова другая, совсем другая:
     ему мерещится голова телячья,
     голова телячья с острой приправой
     или голова все равно какая,
     лишь бы она съедобной была.
     У человека шевелится челюсть
     совсем тихонько,
     совсем тихонько,
     он тихонько скрежещет зубами,
     потому что весь мир смеется над ним,
     а он бессилен перед этим миром,
     а он начинает считать на пальцах:
     один, два, три,
     один, два, три,
     три дня без еды, три дня без еды...
     И все три дня он твердил напрасно:
     "Так продолжаться больше не может!"
     Но это продолжается.
     Тря дня,
     три ночи,
     совсем без еды...
     А тут за витриной,
     эти паштеты, бутылки, консервы,
     мертвые рыбки в консервных банках,
     консервные банки за стеклом витрины,
     стекло витрины под охраной ажанов,
     ажаны с дубинками под охраною страха -
     сколько баррикад для несчастных сардинок!...
     Немного поодаль - двери бистро,
     кофе со сливками, хруст пирожков.
     Человек шатается,
     у него в голове
     туман слов,
     туман слов:
     сардины в банках,
     крутые яйца,
     кофе со сливками,
     кофе с ромом,
     кофе со сливками,
     взбитые сливки,
     убитые сливки,
     кофе с кровью...
     Человек, почитаемый в своем квартале,
     был среди бела дня зарезан;
     убийца-бродяга украл у него
     два франка,
     что значит: кофе со сливками
     (по счету семьдесят пять сантимов),
     два ломтика хлеба, намазанных маслом,
     и двадцать пять сантимов на чай официанту.
     Он страшен,
     стук этот слабый, когда разбивают о стойку крутое яйцо;
     он страшен, если всплывает
     в памяти человека, которому голод сводит лицо...

Семейное

     Мать занята вязаньем,
     Сын ее занят войной.
     Мать считает нормальным порядок такой.
     А отец?
     Как проводит отец свой день трудовой?
     Отец - человек деловой.
     Жена занята вязаньем,
     Сын занят войной.
     Он же в дела ушел с головой.
     Он считает нормальным порядок такой.
     Ну, а сын? Ну, а сын?
     Что сын-то считает?
     Ничего ровным счетом сын не считает.
     Мать его занята вязаньем, отец - делами, а он - войной.
     И когда воевать он кончит,
     Он тоже в дела уйдет с головой.
     Война продолжается, мать продолжает вязать,
     Отец продолжает с делами возиться.
     Сын убит - больше нечего ему продолжать.
     Идут за похоронной колесницей
     Отец и мать.
     Они находят все это в порядке вещей.
     А жизнь продолжает идти дорогой своей,
     С вязаньем, войною, делами,
     И снова делами, делами, делами,
     И мертвецами.

Как нарисовать птицу

     Сперва нарисуйте клетку
     с настежь открытой дверцей,
     затем нарисуйте что-нибудь
     красивое и простое,
     что-нибудь очень приятное
     и нужное очень
     для птицы;
     затем
     в саду или в роще
     к дереву полотно прислоните,
     за деревом этим спрячьтесь,
     не двигайтесь
     и молчите.
     Иногда она прилетает быстро
     и на жердочку в клетке садится.
     иногда же проходят годы -
     и нет
     птицы.
     Не падайте духом,
     ждите,
     ждите, если надо, годы,
     потому что срок ожиданья,
     короткий он или длинный,
     не имеет никакого значенья
     для успеха вашей картины.
     Когда же прилетит к вам птица
     (если только она прилетит),
     храните молчание,
     ждите,
     чтобы птица в клетку влетела;
     и, когда она в клетку влетит,
     тихо кистью дверцу заприте,
     и, не коснувшись не перышка,
     осторожненько клетку сотрите.
     Затем нарисуйте дерево,
     выбрав лучшую ветку для птицы,
     нарисуйте листву зеленую,
     свежесть ветра и ласку солнца,
     нарисуйте звон мошкары,
     что в горячих лучах резвится,
     и ждите,
     ждите затем,
     чтобы запела птица.
     Если она не поет -
     это плохая примета,
     это значит, что ваша картина
     совсем никуда не годится;
     но если птица поет -
     это хороший признак,
     признак, что вашей картиной
     можете вы гордиться
     и можете вашу подпись
     поставить в углу картины
     вырвав для этой цели
     перо у поющей птицы.

Отчаянье сидит на скамейке

     Сидит на скамейке в сквере
     Человек,
     Который вас окликает, когда вы проходите мимо;
     Человек этот носит пенсне,
     Он в костюме помятом и старом,
     Он сидит на скамейке, и курит сигару,
     И вас окликает, когда вы проходите мимо,
     Или просто подзывает вас жестом усталым.
     Не надо смотреть на него,
     Не надо слушать его,
     Надо мимо него пройти,
     Сделать вид, что его не видишь,
     Сделать вид, что его не слышишь,
     Сделать все, чтоб скорее уйти.
     Если взглянете вы на него,
     Если будете слушать его,
     Он подаст вам знак рукой или взглядом,
     И никто не удержит вас от того,
     Чтобы вы на скамейку не сели с ним рядом.
     И тогда он без просьбы подвинется сам,
     Он смотрит на вас, улыбается вам,
     И страдает вы нестерпимо;
     А он улыбается вам, и вот
     Улыбка такая же сводит вам рот
     Неумолимо.
     И, улыбаясь, терзаетесь вы
     Невыносимо,
     И, терзаясь, ему улыбаетесь вы
     Непоправимо.
     И вы на скамейке сидите, застыв
     В позе его любимой;
     А дети играют около вас,
     Проходят прохожие мимо,
     И птицы летают
     И ввысь устремляют
     Полет свой неудержимый.
     Но вы с ним рядом сидите, застыв
     В позе его любимой,
     И знаете вы, вам врезалось в мозг
     Неизгладимо,
     Что не будете вы никогда играть,
     Как играют дети,
     И не будете так же спокойно шагать,
     Как прохожие эти,
     И не будете вы никогда летать,
     Устремляясь неудержимо
     Ввысь, как вольные птицы.

Красная лошадь

     В манеже лжи
     По кругу бежит
     Красная лошадь улыбки твоей.
     А я неподвижно стою на песке,
     Хлыст правды сжимая в руке,
     И нечего мне сказать:
     Твоя улыбка также верна,
     Как правда, что может больно хлестать.

Песенка

     Какое сегодня у нас число?
     Число? Любое... и день любой,
     Моя дорогая.
     Все дни такие у нас с тобой,
     Вся жизнь такая.
     Мы любим и воздухом дышим,
     Живем и любим друг друга,
     Не зная, что значит жизнь,
     Не зная, что значит день,
     Что значит любовь, не зная.

Зыбучие пески

     Чудеса из чудес,
     Приливы, отливы.
     Море вдаль откатилось лениво,
     А ты,
     Как растенье морское под ласкою ветра,
     На прибрежном песке погрузилась в мечты.
     Чудеса из чудес,
     Приливы, отливы.
     Море синее вдаль откатилось лениво,
     Но остались в глазах приоткрытых твоих
     Две волны. Их море тебе подарило.
     Чудеса из чудес,
     Приливы, отливы.
     Две волны остались в глазах твоих,
     Чтобы я утонул, погружаясь в них.

Все меньше и меньше

     Все меньше и меньше остается лесов:
     Их истребляют,
     Их убивают,
     Их сортируют
     И в дело пускают,
     Их превращают
     В бумажную массу,
     Из которой получают миллиарды газетных листов,
     Настойчиво обращающих внимание публики
     На крайнюю опасность истребления лесов.


Чудо

     Обнаженная девушка плавает в море,
     Бородатый мужчина идет по воде.
     И возникает вопрос: то чудо,
     О котором сказано выше, где?


Эта любовь

     Эта любовь
     Такая неистовая,
     Такая хрупкая,
     И такая нежная...
     Эта любовь
     Такая хорошая
     И безбрежная,
     Как небосвод голубой
     И такая плохая,
     Словно погода,
     Когда погода бывает плохой...
     Эта любовь,
     Такая верная,
     Радостная и прекрасная...
     Эта любовь
     Такая несчастная,
     Словно ребенок, заблудившийся в глуши,
     И такая спокойная,
     Словно мужчина, которого ничто не страшит...
     Эта любовь,
     Внушавшая страх,
     И заставлявшая вдруг говорить
     И томиться в печали.
     Любовь безответная,
     Потому что мы сами молчали...
     Любовь оскорбленная, попранная и позабытая,
     Потому что мы сами ее оскорбляли,
     топтали ее, забывали...
     Любовь вся как есть.
     И в конце и в начале,
     Вечно живая,
     Вечно новая,
     Озаренная солнцем
     Лицом обращенная к вечной надежде.
     Она твоя,
     Она моя,
     И того, кто еще не родился,
     И того, кто был прежде,
     Она, как трава достоверна,
     Трепещет как птица,
     Пылает, как жаркое лето,
     И с тобою мы можем уйти
     И вернуться,
     Уснуть и проснуться,
     Забыть, постареть
     И не видеть ни солнца, ни света...
     Можем снова уснуть,
     И о смерти мечтать,
     И проснуться опять,
     И смеяться опять,
     Остается любовь!
     Как ослица, упряма она,
     Горяча, как желанье,
     Жестока, как память,
     Глупа, как раскаянье,
     Холодна, словно мрамор,
     Прекрасна, как утро,
     Нежна и прекрасна,
     И кажется хрупкой и зыбкой
     И снами она говорит,
     Не говоря ничего,
     И в глаза наши смотрит с улыбкой
     И, охваченный трепетом,
     Я ее слушаю,
     Я ей кричу,
     О тебе ей кричу,
     О себе
     Умоляю ее.
     За тебя, за себя, и за тех, кто любил,
     И за тех, кто еще не любил,
     И за всех остальных,
     Я кричу ей:
     Останься!
     Будь там, где ты есть,
     И где ты раньше была,
     Умоляю, останься,
     Не двигайся, не уходи!
     Мы, которые знали тебя,
     О тебе позабыли,
     Но ты не забудь нас!
     Одна ты у нас есть на земле!
     Так не дай нам холодными стать
     С каждым днем удаляясь все дальше и дальше,
     Знак подай,
     Улыбнись нам,
     Неважно откуда,
     И позже
     Средь зарослей памяти
     В темном лесу ее
     Вдруг проявись,
     Протяни нам руку свою
     И спаси нас.

x x x

     Я такая, какая есть,
     Такой уродилась я.
     Когда мне бывает смешно --
     То смех мой полон огня.
     Я люблю того, кто мне мил,
     Того, кто любит меня.
     Ну, а если я разлюблю,
     Разве в этом виновна я?
     Я нравлюсь. Я так создана,
     Ничего не поделаешь тут,
     Строен и гибок мой стан,
     и движенья мои поют.
     И грудь моя высока
     И ярок блеска моих глаз.
     Ну... И что же с того?
     Разве это касается Вас?
     Я такая, какая есть,
     И многим нравлюсь такой,
     Ну разве касается Вас,
     Все то, что было со мной?
     Да! Я любила кого-то.
     Да! Кто-то меня любил.
     Как любят дети, любила
     Того, кто был сердцу мил.
     Я просто любила, любила,
     любила, любила,
     Так о чем же еще говорить?
     Я нравлюсь. И тут уж, поверьте,
     Ничего нельзя изменить!



Жак Превер
СТИХИ
Перевод с французского Михаила Яснова

ИЗ КНИГИ "СЛОВА" (1946)

КИТОБОЙНЫЙ ПРОМЫСЕЛ

- В море пора! Пора уже в море! -
Разгневанно говорил отец
Сыну Просперу, а тот и не думал вставать, подлец. -
В море пора! Пора уже в море!
А ты тут лежишь как мертвец.
Почему?
- А почему я должен охотиться
На беднягу, который не сделал мне ничего плохого?
Если тебе так хочется,
Сам и иди, отец,
А я никуда не пойду - дома и так хорошо нам
с бедной матушкой
И кузеном Гастоном.
И вот отец в китобойной шлюпке в море выходит, он негодует,
А море бушует…
Море, тяжелое, как свинец,
Сын, досматривающий сон,
Кит, разъяренный вконец,
И кузен Гастон, опрокинувший - вот шельмец! -
Миску, а в ней бульон.
Так и было: волны, не знающие угомона,
Миска наваристого бульона
И Проспер, наконец проснувшийся: - Вот ведь горе!
И чего, - говорит, - не пошел я в море?
И чего, - говорит, - на меня накатило?
Вот поймал бы кита,
И тогда бы его мне на ужин хватило.
И тут открывается дверь, и в потоках воды - красота! -
Появляется кит,
Вернее, отец, на спине волочащий кита.
Он бросает добычу на стол: чудный кит с голубыми глазами -
Посмотрите сами!
- А теперь, -
Говорит, отдуваясь, отец, - разделайте эту тушу да побыстрей:
Я голодный, как зверь!
Тогда Проспер встает у дверей
И глядит в упор на отца, глядит без конца в упор
В его голубые глаза, голубые, живые, точь-в-точь такие,
Какими были глаза кита до недавних пор.
- А почему я должен кромсать беднягу, который не сделал мне ничего плохого?
Ешьте сами!
И нож на землю бросает.
Тут кит оживает, хватает нож и бросается на отца,
И протыкает его, и нарезает большими кусками.
А кузен Гастон восклицает. - Ой-ой!
Словно поймали бабочку и проткнули ее иглой.
И вот перед нами
Проспер - он извещает о похоронах всю округу,
Мать - она носит траур по бедняге-супругу,
И кит - со слезами в очах он созерцает пришедший в упадок семейный очаг
И внезапно горланит как с перепугу:
- И что мне пришло на ум - убивать таких идиотов!
Теперь мне не будет прохода от мотоботов
Да и все семейство мое попадет в беду!..
И, нервно смеясь,
Он шлепает прямо к двери,
Бросая вдове на ходу:
- Мадам, если кто-нибудь спросит меня, не сочтите за труд,
Скажите:
Кит вышел на пару минут,
Мол, ждите, присядьте,
В ногах правды нет,
Он скоро вернется - буквально через пятнадцать лет…


АЛИКАНТЕ

Апельсин на столе
Платье твое на ковре
Ты на волне простыней
Нас таящее настоящее
Прохлада ночей
Жар жизни моей


ШАРМАНКА

Я играю на фортепиано
сказал один
а я играю на скрипке
сказал другой
на арфе на банджо на флейте
на виолончели
а я на волынке а я на трещотке…
Они галдели
они галдели галдели они толковали
как и на чем играли.
Музыки было не слышно
весь мир галдел
галдел галдел толковал
и никто не играл
и лишь в углу один человек молчал.
"А на чем играете вы месье
какие у вас таланты?"
спросили его музыканты.
"Я на шарманке играю и в свой черед
ножик пускаю в ход"
ответил тот который молчал
и вот
из кармана ножик достал
и всех музыкантов убил наповал
а потом на шарманке своей заиграл
и это были такие волшебные
такие живые чудесные звуки
что дочка хозяина дома
вылезла из-под фортепиано
где она задремала со скуки
и сказала:
"Я играла с обручем
я играла с мячом
я играла в песочнице
с ведром и совком
я играла в классы
и в дочки-матери
я играла в куклы
и с младшим братиком
я играла с сестренкой
в пятнашки и в прятки
в полицейских играла
и в разбойников
но теперь это все ушло без оглядки
теперь я хочу играть в покойников
теперь я хочу в убийцу играть
теперь я хочу на шарманке играть"
и тогда убийца взял девочку за руку
и они из города прочь ушли
и в других городах и домах и садах
всех убили кого смогли
а потом они поженились
и нарожали детей
но
старший выучился на фортепиано
второй на скрипке
третий на арфе
четвертый стал играть на трещотке
а пятый на виолончели
а потом они снова заговорили
заговорили загалдели
и музыка замолчала
и все пришлось начинать сначала!


ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

Сидят за столом
Ничего не едят
Они не в своей тарелке
И тарелки взлетают над их головами
И освящают их посиделки.


ОПИСЬ

Один камень
два дома
три руины
четыре могильщика
сад
цветов

и один из енотов-полоскунов

дюжина устриц лимон хлеб
солнечный луч
мертвая зыбь
шесть музыкантов
господин при ленте Почетного легиона
половик засов

другой из енотов-полоскунов

ваятель ваяющий наполеонов
цветок его зовут ноготком
ложе и двое лежащих на нем
сборщик налогов один стул три поросенка
один священник
один прыщ
оса
селезенка
конюшня при ипподроме
один блудный сын два брата-доминиканца три цикады оглашающих сад
подушка под зад
две путаны дядюшка-богатей
один отче наш два папаши обожающие своих детей и коза господина
раввина
каблук Людовика XV
кресло Людовика XVI
комод Генриха II два комода Генриха III три комода Генриха IV
один ящик без комода
моток бечевки две английских булавки один господин в летах
победа при Саламине один главбух два помглавбуха один светский щеголь два хирурга три вегетарианца
один каннибал
колониальная экспедиция конь-производитель полпинты крови муха цеце
американский пирог французский сыр
английский пэр
фрачная пара ливрейный лакей сирота оставленный без внимания
аппарат искусственного дыхания
удачный день
святая неделя
медовый месяц
горькая година
минута молчания
миг отрезвления
и…

пять-шесть енотов-полоскунов

мальчишка плетущийся в школу в слезах
мальчишка бегущий из школы на всех парусах
один муравей
два кирпича
семнадцать слонов и в шезлонге на отдыхе следователь по особо важным делам
пейзаж с зеленой травою по всем углам
корова
бык
две любви три оргaна один телячий язык
солнце Аустерлица
сифон с приятной водицей
бутылка белого и лимон
мальчик с пальчик мужичок с ноготок веревочная лестница каменный мешок
два римских брата три измерения двенадцать апостолов тысяча и одна ночь тридцать две позиции шесть частей света четыре стихии десять лет беспорочной службы семь смертных грехов два пальца руки десять капель перед едой двенадцать месяцев пятнадцать суток пять минут перекура
и…

куча енотов-полоскунов.


ИЗ КНИГИ "ЗРЕЛИЩЕ" (1951)

УЛИЦА РИВОЛИ

На улице Риволи
подле мэрии в утреннем полумраке
полицейский с гнусною рожей сам не свой
толкает перед собой
детский автомобильчик с трупом огромной собаки

А за ним
городские крысы и полевые мыши бегут гурьбой
И вся эта процессия движется к Бастилии
полицейский в отчаянии
крысы снующие по мостовой
и подохшая псина на заднем сидении

Каникулы путешествия увеселения

Банальная трагедия из хроники дня
болтовня
в общем-то недостойная внимания
Скромный герой этого летнего приключения
полицейский с головой как картофелина
слишком рано вырытая из земли
с бесконечной тоской бредет по улице Риволи
На его физиономии
лишь одно и привлекает внимание
это вовсю расположившееся на ней
страдание
У него фурункул на бычьей шее
пустота в душе и
раппорт в заднем кармане

Капрал спит с его женой
и он вымещает досаду свою на клошаре
и в живот ему бьет ногой
подумаешь
обычное дело
И пока на панель оседает тело
он чихвостит его и старается вновь
сапогом садануть

Куда-то пропала его фуражка
а солнце уже припекает вот-вот его хватит удар
У него давление
и кровь как в термометре ртуть
ходит взад и вперед кошмар

Он в щепки разнес домашнюю утварь
поколотил жену
собаку убил наповал
И теперь он бредет куда-то
как Вечный Жид
хоть он и антисемит
чего никогда не скрывал
Куда же теперь он бредет
Бог знает куда он бредет так уныло и сиро

Бог знает тот самый что столько всего сотворил
например
Военную школу которую некогда кончил один офицер
Страж мира.


КОРОЛЕК

На платье молния меня сожгла дотла
и тело как гроза ударила в глаза
и озарилась полночь
и стала ночь светла
И платье на паркет скользнуло с плеч твоих
едва-едва шурша
не громче кожуры сбегающей с ножа
Как был он тих
стук легких пуговиц что зернышек нежней
Пурпурный
королек
огонь твоих грудей
он на моей
ладони линию судьбы опять прожег
Пурпурный
королек
Во мраке уголек


КРОВЬ И ПЕРЬЯ

Пеночка памяти
это твоя горячая кровь
кровь твоя певчая
Пеночка памяти
пальцы сжимаю все крепче я
Пеночка памяти
прекрасная мертвая птица
ты больше не будешь пеночка
ко мне на ладонь садиться
и зерна забвенья клевать


ТЩЕТНО

Старик голосит о смерти
он идет по саду и катит обруч
он кричит что зима настала что все пропало
что окончены игры что брошены кости
что отслужена месса что мечты на погосте
что отыграна пьеса и конец подошел неприметно
Тщетно
тщетно
Дружки что меня ненавидели ходят за мной
старички толстячки надзиратели машут рукой
Будь таким же как мы восклицают эти умы
Тщетно
тщетно
Те что были верны мне отныне в могиле сырой
те что живы смеются вовсю надо мной
а другие взывают и к ним и ко мне безответно
Тщетно
тщетно
Те что стали при жизни мертвей мертвечины
навсегда позабывшие детство мужчины
образцы этой массы воспитанно прущей
как им хочется мир затопить в прорицаньях кофейною гущей
их дорога верна им не ведать в пути поворота
словно столп соляной застывает душа патриота
Но приходит пора мы подводим итог
и в саду за деревьями слышен звонок
закрывается сад
все звонят и звонят
Тщетно
тщетно

Сад распахнут для тех что любили его беззаветно.


ИЗ КНИГИ "ДОЖДЬ И ХОРОШАЯ ПОГОДА" (1955)

СТОЛЬКО ЛЕСОВ...

Столько лесов загублено
истреблено
разорено
распилено и разрублено

Столько лесов принесено
в жертву печатному прессу тиражирующему прессу которая во имя прогресса ежегодно публикует сведения привлекая внимание читателей к опасности сведения леса.


МАЛЬЧИК МОЕЙ СУДЬБЫ

В той блистательной нищете в которой жили мы день за днем
мама с отцом
обучали этого мальчика искусству жить
то есть искусству грез которое позволяет
жизнь легко совершить и естественно завершить
И мальчишеский голос еще ко мне долетает
этот звук невредимый звук разоренный
это гаснущее и веселое эхо
отзвук чистых слез и частого смеха
Я не могу его сохранить
и не могу его подхватить
Как я могу избавиться
от этого милого призрака доброго друга
едва только в зеркале он появится
как тут же хочет
меня научить любить
неумело
и исступленно
и гримасничает
и хохочет
Мальчик моей судьбы
голос дождя и хорошей погоды
доносит сквозь годы
песню лунную солнечную и ревнующую и смятенную
песню будничную и усыпанную звездами
с небосклона

Нет
я так и не стал в их школе выпускником
этим мыслящим тростником
этим растением плотоядным готовым бога убить и пожрать с аппетитом незаурядным как съедают яичницу или пюре а если откажетесь вы от трапезы вас немедленно обвинят в том что именно вы сожрали кюре
Вот я и слушаю улыбаясь
как мальчик моей судьбы счастливый любимый
танцует поет
и дочь мою танцевать приглашает
пока не уйдет
туда куда каждый ребенок уходит и исчезает.


ИЗ КНИГИ "ИСТОРИИ И ДРУГИЕ ИСТОРИИ" (1963)

ДЕТСТВО

О детство бремя скорбей
Небо не хочет синеть
Птица не хочет петь
Солнце не хочет греть
Земля не хочет вертеться

Кончается время дождей
Возвращается время дождей
О детство бремя скорбей
Кончается время дождей
Возвращается время дождей

Бродит старость сажи черней
Никуда от нее не деться
И земля не хочет вертеться
И не хочет трава зеленеть
Возле старости рядом с ней

Этот стон стариков и всхлип
Как рессор похоронный скрип
О детство бремя скорбей
К нашим легким навек прилип
Этот сип стариков и хрип

И когда они в детство впадают
Как реки впадают в море
Море от них отступает
Детство рыдает от горя

О детство время скорбей
Нет печальней его и грустней
Кончается время дождей
Возвращается время дождей.


ВОЗДУШНОЕ КРЕЩЕНИЕ

Эта улица
когда-то называлась Люксембургской
по имени Люксембургского сада
А ныне она называется улицей Гименера
по имени пилота погибшего на первой мировой
И все же
само собой
это та же улица
тот же сад
Люксембургский сад
Та же вода… и газоны… и статуи так же стоят
И те же деревья
живые деревья растут возле тихих вод
И те же птицы
живые птицы поют весь день напролет
И те же дети
живые дети играют себе без забот
И только один вопрос
из головы нейдет
черт побери но тогда при чем тут этот мертвый пилот?


СТУЧАТ

Кто там кто
Никого
Это сердце мое так грохочет
Так бьется
Тишину заглушая
Сердце ждет тебя ждет не дождется
Но недвижная ручка дверная
Ручка мертвая
Ручка стальная
И мизинцем не шелохнет.


ЯЩЕРИЦА

Ящерица любви
Опять ускользнула опять
Только хвост в руке у меня остался
Вот и прекрасно
За ним-то я и гонялся.


ИЗ САМЫХ КОРОТКИХ ПЕСЕНОК…

Птица поет в моей голове
И мне повторяет что я люблю
И мне повторяет что я любим
Птица с мотивом нудным
Я убью ее завтра утром.


ИЗ КНИГИ "ВСЯКАЯ ВСЯЧИНА" (1966)

* * *

Древние галлы отлично разбирались
в одном-единственном деле
Они изучали науку распада
Они были первыми
учеными-ядерщиками.


* * *

Расположитесь на травке
и позавтракайте тотчас.
Поспешите покуда травка
не расположилась на вас.


* * *

Одинокая птица в клетке
по которой плачет свобода
О моя молодость
дай моей радости
силу тебя убить.


* * *

Когда волшебники совершают
какой-нибудь страшный промах
всегда говорят что виноват подмастерье-олух.


* * *

И Бог
застав Адама и Еву врасплох
сказал им
"Прошу продолжайте
и не смущайтесь нимало
Делайте вид как будто меня вообще никогда не существовало".


ПРЕКРАСНАЯ ЖИЗНЬ

Когда жизни наскучивает играть
смерть убирает на место игрушки

Жизнь развлекается
смерть прибирается
не страшно если немного пыли она под ковром оставляет

На свете немало того о чем она забывает.


ИЗ КНИГИ "ВЕЩИ И ПРОЧЕЕ" (1972)

ИНАЯ МЫСЛЬ

Насильно завербованный на фабрику мыслей
я отказался служить
Насильно мобилизованный в армию мыслей
я отказался служить
Я отказываюсь понимать их мысли
их помыслы их мыслишки
У меня и н а я м ы с л ь

Мысль иная
любить кого сам выбираю
и делать что сам понимаю.


ВНЕЗАПНО

Да я тоже сын своего отца
когда я родился матери не было дома
Где же она была?
Наверно на рынок пошла или к соседке зашла
одолжить у нее немного хлеба и бутылку-другую винца
И в ее отсутствие мой отец сделал все возможное
чтобы сделать все неотложное
и состояние у него было наверно очень тревожное
В общем ему пришлось пострадать и весьма отчаянно
Что тут поделать? Ведь столько людей до него и после него страдали во времена Понтия Пилата и Наполеона Бонапарта Цезаря Борджиа Салазара и Франко Адольфа Гитлера и Иосифа Сталина.


КТО ТВОЯ СЕСТРА?

Красота -
отвечает тоска

Нега -
отвечает боль

Жестокость -
отвечает нежность

Равнодушие -
отвечает отчаяние

Смерть -
отвечает беда

А моя сестра -
отвечает счастье -
это любовь
любовь навсегда.


* * *

Предсмертный миг одного
для другого рассветный миг
У времени свой язык:
вздох-крик.


ТЯГОСТНЫЙ ПУТЬ

Кукушка не отмеривает часы
ворон не отмеривает года
Часовщик приобрел украденные часы
и перепродал украденные часы
и не говорит кому и куда.


БАРЕЛЬЕФЫ ПИРШЕСТВА

Годы прошли, опустели столы, почти все сотрапезники ныне мертвы, кое-кто не вернулся с войны, а для тех, кто покуда жив, память выводит своих шутов на скатерть воспоминаний, и каждый из них танцует, танцует столько времени, сколько осталось каждому из живых.


ВОЗВРАЩЕНИЕ К МОРЮ

Употребленные
изнуренные
засоленные
засоренные
зараженные
обреченные
воды кончая свой путь земной
в воду бросаются с головой.


ДОБРОЕ ЮНОЕ ВРЕМЯ

Вода была хрустальной
река была зеркальной
земля была родящей
весна была пьянящей
война была вчерашней
любовь была всегдашней.


http://www.stihi.ru/avtor/prever