Граду и миру urbi et orbi

при смене третьей и четвертой страж,
когда великий город спит, тревожно смежив веки,
из гнилостных трущоб, где бедность прижилась,
свой еженощный путь к дворцам начнут калеки.
пугая сонных птиц и зля ночных собак,
что также бродят в поисках нечаянной добычи,
они идут к холмам, немного ускоряя шаг,
чтобы занять там место поприличней.
торопит ветер их, толкая мягко в спины
альпийским холодом, прихваченным в пути,
тем самым становясь еще одной причиной
их трудной поступи средь римской тишины.
по Соляной дороге, из садов Лукулла,
где все же можно собирать упавшие плоды,
Верхней тропой, покуда сводит скулы
настырный голод им, идут плебеи и рабы.
уже свежо. светлеет слева небо,
кусками тел шевелится придавленный туман.
кто-то вздохнет - денарий мне бы,
и я бы тоже съел похлебку из семян...
мечтают все, даже поэт Вергилий,
что пишет в стиле капитального письма,
и он спешит - близки часы вигилий,
когда ночная муза птицей смотрит в небеса.
Рим спит, но близок к пробужденью:
порок и чувственность, богатство, нищета и власть,
подземные мистерии и тайные ученья,
желанье править миром и наесться всласть...
все так намешано, что тухнет,
вокруг себя творя распад, зловоние и гниль.
здесь серы люди, слишком черны мухи,
кровавы розы. впрочем, это римский стиль.