Дед Кулавский

               


               

    Старший прапорщик Кулавский, пожалуй, одна из самых колоритных и загадочных фигур моего детства. В армии служил ещё с войны, старый боевой конь, не знаю, сколько лет ему тогда было, но в части все его звали Дед Кулавский. В городке рассказы про его выходки ходили, как анекдоты, а потому вызывали у нас, детей, повышенный интерес. Ну, например… Лежал как-то Дед Кулавский в госпитале, лежал, томился, скучал и, наконец, решил немного развеяться. Зашёл в кабинет врача, стянул с вешалки одиноко висевший белый халат и отправился на третий этаж в женское отделение:
-А, ну, уважаемые, я – прохфессор из Благовещенска, приехал на один только день. У кого есть вопросы?
  Вопросов, известно, ни у кого нет – все Кулавского узнают, со смехом гонят из палат. Ан, нет, не все. Кулавский доволен!
-Что болит, уважаемая? Раздевайтесь…
  Дородная мадам, охая и ахая, жалуясь на многочисленные недуги, послушно оголяет свои телеса.
 -Так, так,- задумчиво кивает головой Кулавский, созерцая её пышные формы, и, тыча пальцем в увесистые груди пациентки важно подытоживает диагноз:
-А, у тут  у тебя, жинка, дюже богато, надо трошки отризать!
 Ну и визгу тогда было! На весь госпиталь!
    Нам тоже довелось как-то стать жертвой его неугомонной натуры…
  В субботу забегает к нам капитан Плюшкин, друг отца:
 - Сашка, завтра едем! Кулавский на рыбалку зовёт, куда-то за Горелую деревню. Мужики там во-от таких карасей таскали, говорит, сам видел, берём бредень – и…  Завтра в семь!
  Утро, несмотря на то, что жаркое таёжное лето уже в разгаре, довольно холодное. Я стою, кутаясь в свой походный плед, и отчаянно зеваю. Взрослые копаются в мотоциклах, Дед Кулавский в старом кителе деловито ходит кругами, заложив руки за спину. Наконец трогаемся. Впереди Плюшкин с Кулавским на своём Урале, в их коляске уложена наша надувная лодка – так, на всякий случай, если озеро окажется достаточно большим. Бредень и прочие снасти - в нашем мотоцикле, у меня в ногах, очень неудобно. До Горелой деревни ехать около часа – сначала по трассе на Шимановск, затем по тайге.  Раньше деревня  именовалась по-другому, но со строительством  секретного объекта людей выселили, а спустя время кто-то смеха ради подпалил заброшенные избы. Вот и она. Среди густых зарослей малины – одинокие остовы кирпичных печей, кое-где остатки обугленных брёвен. Ходить здесь опасно, на каждом шагу под зелёными ветками ямы погребов и колодцы. А дальше, за поворотом - надо будет успеть зажмуриться – белый череп лошади, подвешенный на суку берёзы. Уралы  взбираются на вершину сопки, ещё минут пятнадцать - тайга резко закачивается, и мы выезжаем  на край бесконечной мари, так здесь зовут болотистые заросшие травой пространства. Отец с Плюшкиным, взвалив на себя снасти и лодку, уходят к таинственному озеру, ведомые маленьким Сусаниным в зелёных армейских штанах. Я остаюсь сторожить мотоциклы. Уже довольно жарко, воздух наполняется ароматом трав и жужжанием насекомых.  В вершинах сосен перекликается пара голубых сорок. От мотоциклов веет бензином и ещё чем-то горячим, под самыми колёсами покачивают ярко-оранжевыми венчиками саранки.
    Проходит час, другой. Все окрестности обследованы. На ветку карельской берёзки над самой головой садится кукушка, и мне ясно видны чёрные пестринки на её пепельно-серой грудке. Становиться скучно. А всё-таки, какое оно, это загадочное озеро? Идти довольно страшно – земля, а, вернее, плотный ковёр из травы, ходит ходуном под ногами, тут и там поблескивают тёмные оконца ледяной воды – совсем неглубоко залегает вечная мерзлота. Над марью кружатся тысячи бабочек: скромные голубянки, белые с черными прожилками боярышницы, строгие траурницы, крапивницы. Отчаянно цокая, следом перелетает пара овсянок- дубровников, покачиваясь на веточках чахлого тальника – где-то рядом у них гнездо. Рыбаки видны издали. Отец с Плюшкиным по пояс в холодной воде прочёсывают с бреднем в руках двадцатиметровую лужу. Кулавский в высоко натянутых синих армейских трусах бегает по кромке воды, отчаянно жестикулируя:
 -Вон, вон дёрнулась! Ниже бери, ниже! Уходят!
   Он было опускает в воду белую с тёмными бугорками варикоза ногу, но, быстро одумавшись, отдёргивает. Тут и там видны мокрые кучки прошлогодней травы – манипуляции с бреднем проводились неоднократно. Вскоре, уставшие и замёрзшие, взрослые идут обратно. Кулавский невозмутимо шагает впереди:
 - Странно, ведь сам видел! Во-от такие!
   Через пару недель в гости заходит старлей Гончаров:
 - Тут Дед Кулавский на рыбалку зовёт, за Горелую деревню. Говорит караси там огромные, съездим?
 -  Ну, съезди, попробуй, - лукаво улыбается отец.
    А я понимающе хватаюсь за живот и валюсь на диван, отчаянно хохоча и дрыгая в воздухе ногами…