Этот Волшебный Мир

 Пушистый мартовский снежок медленно кружился в желтом свете фонарей. Она любила такой снег. Эти крупные, мягкие снежинки садились на меховой воротник ее розового пуховика, на ее ресницы, на смешную, темно-русую, челку, выбившуюся из-под шапки. Иногда она запрокидывала голову и пыталась поймать ртом этих отважных парашютисток. Но делала это нечасто, так как на улице было еще много прохожих. Слева от нее чернел Петровский парк, так хорошо знакомый с детства. Она любила ходить от метро аллеями этого старого парка, но в этот раз на улице было уже темно, и осторожность победила романтику в ее душе. Размеренно цокая по оледеневшему асфальту каблуками кожаных сапог, она шла домой с очередной репетиции. Дойдя до Мирского переулка, она замедлила шаг, каблуки стали отстукивать более спокойный ритм. Цок-цок, цок-цок. Как будто бегунок метронома сдвинули вверх на несколько делений. Она дошла до коричневого кирпичного здания и, как обычно, посмотрела на себя в большую стеклянную дверь. Ей нравилась эта дверь, потому что в ней можно было увидеть себя сначала спереди, затем сбоку, а, если пройти мимо и оглянуться, то и сзади. Миновав это чудо конструкторской мысли, верного друга и помощника всех местных барышень, она замедлила шаг еще сильнее, ведь из-за здания появилась так хорошо знакомая розовая стена ее родного дома со  скромным  адресом - Мишина 38/40. Всякий  раз она с замиранием сердца смотрела, как с каждым шагом ее взору открываются по очереди три окна ее квартиры. Сначала темное окно родительской спальни, затем окно ее собственной комнаты, тоже темное, и… (это был самый волнующий момент каждого вечернего пребывания домой)… наконец, ярко освещенное окно кухни. Какой же радостью наполнялось ее сердце при виде этого теплого света на третьем этаже! Этот свет означал, что дома ее уже ждет  мама. Или родители вдвоем. Она не любила первой приходить домой, поэтому каждый раз с трепетом ждала появления в темноте московского вечера этого родного огня в окне третьего этажа…
Этот вечер ничем не отличался от других подобных вечеров. Поужинав и поболтав с родителями, она уселась в мягкое кожаное кресло в коридоре и устремила глаза на монитор. На колени к ней тут же забрался ее кот и, доверчиво положив ей на левую руку полосатую голову, задремал, тихонько урча. Ей было не очень удобно печатать, не шевеля левой рукой, на которой покоилась усатая голова, но стряхнуть с коленей доверившегося ей кота она не могла.
Она сидела, смотрела на зеленую ромашку  ICQ и думала: «Ну, почему его нет в «аське»? Почему он не звонит? Может, в это самое время он болтает по телефону с какой-нибудь другой девушкой?».
Она понимала, что глупо надеяться на его звонок, ведь не далее как вчера они уже болтали с ним по телефону. И не мечтала, что он позвонит…
… По квартире пронеслись звуки 40й симфонии Моцарта в исполнении японского телефона. Она замерла, прислушиваясь к цифрам, которые называл определитель… но… электронный голос безжалостно продиктовал номер маминой подруги…
 Ее глаза снова устремились на белое поле «аськи», а пальцы резво побежали по клавиатуре, набивая очередное послание подруге…
…Когда в квартиру снова внеслись звуки бессмертного творения великого австрийца, она не встрепенулась, потому что знала: «Это звонит не он». Но бесстрастный голос определителя вдруг огласил заветные цифры. О-о-о! Она не могла поверить  счастью, которое лавиной накинулось на нее и увлекло в каком-то неизвестном направлении. Еле сдерживая в голосе радость, она взяла трубку и сказала «Алло». В ответ послышался столь долгожданный грудной голос, и она, не помня себя от радости, подумала, что волшебство на свете все-таки есть…


12 марта 2005 года, Москва.