Там и другие стихотворения

Там


Там где тысячи птиц прочь летят из распахнутых окон,
А меня окружает и гнёт моих горечей кокон.

Там где тысячи рыб собрались у поверхности моря,
А меня камнем тянет ко дну моё вечное горе.


Прогнившие дома изъедены светилом.


Прогнившие дома изъедены светилом.
В очах манифест ужаса.
Папарацци с кровавым мерилом
Над сенсацией тужатся.
Свинопасы изогнутых улиц,
Кровососы, отъевшие брюхо!
Ваши лица улыбками вздулись.
Нам, лишенным зренья и слуха,
Вы всучили соцветия сплетен,
Прикрываясь свободою слова.
Жизнь - лишь пляска спины и плети.
И пускай это вовсе не ново,
Мы живём, умирая и каясь,
Прикрываясь Екклесиастом,
Наша совесть - испуганный заяц,
Который измучен астмой.
Ожерелье из наших страданий
И то на поверку фальшиво,
В фундаменте мирозданий
Не цемент, а нажива.
 

Нет

В мире много есть разных вопросов.
В мире много есть разных ответов,
В мире всё далеко не так просто,
И не все пробудятся с рассветом.
Нет, не всё в этом мире нетленно,
Не о каждом останется память,
Нет, не все возвратятся из плена,
И не каждое гасится пламя.



Сюрреалистическое

Пожар есть прелюдия к тленью,
Моря колыбель для коралла,
А замок придаток для башни.

Закравшееся сомненье
Медузою расцветало
В сердце его черепашьем.

Ему все казалось фальшивым,
Стрекозы глаза застилали,
А пальцы касались надгробий.

Он почивал на вершине
Ему лишь понятной морали,
Взирая на мир исподлобья.

Он озирался с опаской,
Свою выпрямляя выю,
Вступая в родные чертоги,

Где под облупленной краской
Молчали древа родовые
Загадочно, как осьминоги.

Завидев его, дрожали
Придворные все поэты,
На них взирал он надменно.

Заточенными ножами
Над ним пролетали кометы
С ангелами попеременно.

Иммигрант.


Моя судьба, как отощавший скряга,
Что крючится над толстым сундуком.
И жизнь идёт в тени чужого стяга,
И речь чужая, словно в горле ком.

Обветренно лицо, и опалён затылок.
И время как скакун, что сбросил седока.
Покой я нахожу лишь в обществе бутылок,
Я жив пока ещё, но это лишь пока.



Из вопросов к Дельфийскому Оракулу



1.
Если снова молчать нет мочи,
Если путь мой войной опорочен,
Если сам я твёрд,но не прочен,
Что тогда?

2.
Ты услышь мой глас похоронный,
Ты привык отвечать на вопросы,
Как же стать мне белой вороной,
Если все вокруг альбиносы?

3.
Зачем мне глаза?
Зачем мне уши,
когда мне некого видеть и слушать?
И зубы зачем, если нечего кушать?
Была бы душа, я продал бы душу.
Монолог прокурора был недослушан,
Но все были "за"!
Зачем мне глаза?
Зачем мне уши?

4.
Её глаза, и этот локон русый,
Как омерзительно быть трусом,
Но если я, хмельной, набравшись куражу,
К ней подойду,
То что я ей скажу?!!!

5.
Зачем,
У матерей умирают дети,
И кто за это за всё в ответе,
На этой третьей по счёту планете,
Где у матерей умирают дети?






Hold the line, does anybody want to take it anymore*


Ночь и ветер, тьма и бури.
Все умрём мы несомненно.
Пусть в шприце и много дури
Всё вгоню я постепенно.
В мои вены, в мои вены,
Что плющом обвили руки,
Не наступят перемены,
Мы загнёмся здесь от скуки.

Как сегодня небо грозно.
Стол ломится наш от водки.
Вот и нож, он раз был создан,
Значит алчет чей-то глотки.
И её сейчас вспорю я,
И увижу плоти сок.
Пистолет вот, он горюет
Ищет чей-нибудь висок.
Все в крови паркет и стены,
Правой не отмыть руки,
Не наступят перемены,
Мы загнёмся от тоски.


Название стихотворения это строчка из
песни группы Queen "THE SHOW MUST GO ON"



Я - огромная чёрная цапля.


Я - огромная чёрная цапля
С хищной душою мангуста,
Я ужасно амбициозен,
А в желудке отчаянно пусто.

Обойдётесь без заупокойной,
Я вкушу вашей крови с размахом,
В пеликаний мешок я засунул
Топоры, вериги и плаху.

Свои цепкие лапы вараньи
Смертоносным укрою я ливнем,
Мы живём в этом мире напрасно,
И напрасно в мире мы гибнем.




P.S. В момент написания этого стихотворения мне
было 17 лет. Не судите слишком строго.





Фривольный сонет


Радостей больше уже нет в помине,
О вас вздыхаю которые сутки,
Ваш дивный профиль, как и стан ваш хрупкий,
Пребудут вечно в снах моих от ныне.

И мухой обречённой в паутине,
Из ваших взоров цвета незабудки,
К вибрациям всех нитей ваших чуткий,
Я к вам взываю, как пророк в пустыне:

О дивный, белокурый мой тарантул,
Продемонстрируйте глубокий вырез,
Гоните прочь стыдливость и страданья.

Не хватит мне уменья и таланта,
Ведь я червём из грязи только вылез,
Грудей запечатлеть чтоб колыханья!



Эпиграмма на ДДТ

Тихо в гроб я ложусь, никого не виня,
А над мною собрался навозных мух рой,
Это всё, что останется после меня,
Это всё, что возьму я с собой.



Эпиграмма на Малахова


Вот новое сейчас начнётся шоу,
Малаховым здесь каждый куст помечен,
Стирал Андрюша раньше по-большому,
Теперь мозги нам сушит каждый вечер.





Орифламма любви


О тот безумен, кто любви поверит,
И на счастливый понадеется исход,
Того я участь знаю наперёд,
Пред ним удача все захлопнет двери,

Коль пламя разгорается по мере
Бескомпромиссного движения вперёд,
Он, опалённый, молча упадёт,
Как сотни до него, служа Венере,

Себя до тла сжигали, но презрев
И ад и рай, и выси и пучины,
Из воздуха свой сотворили замок.

Но бог позволил, свой умерив гнев,
Чтобы над замком эти паладины,
Любови водрузили орифламму*.

* орифламма (от лат. aurea flamma - золотое пламя),
здесь - просто алое знамя.





Канон Петрарки(2)


Губами пить всю нежность вашей длани!
Богатства Креза все и Марка Красса
В сравненьи блекнут. И я жду лишь часа,
Когда вас вновь я встречу на поляне,

И ожиданий встреча не обманет.
Боитесь вы, что я из ловеласов,
Но говорю ведь языком Парнаса,
Лишь потому, что был Амуром ранен.

Хочу сказать, что нынче вами болен,
Но вас мои слова вгоняют в краску,
Боитесь вы, что стану вас неволить,

А я меж тем сдувал бы с вас пылинки,
Я жизнь отдать готов за ваши ласки,
Я стал б для вас той самой половинкой.




Вид из общежития Сенат (в Технионе)



Лиловые тучи, плоские крыши,
И Хайфа как на ладони.
Ни Бог, ни Дьявол меня не слышат,
И в сон непрерывно клонит.

Устало застыли пожарные краны,
И ветер - законченный нытик,
И Тауб* гноится, как старая рана,
В проёме меж общежитий.

Дорога вьётся змеёю гремучей,
Вот кот с улыбкой виконта,
Над миром моим распластались тучи
От гор и до горизонта.


* Тауб - здание компьютерных наук в Технионе.
См. моё стихотворение Технион.
 




Как ныне сбирается гордый Игнат


Как ныне сбирается гордый Игнат
Отмстить неразумным соседям:
Их чёрный, махровый, болгарский халат
Игнатом безжалостно съеден;
Пусть перестанет сей наглый народ,
Путь урезать чрез его огород.

Но наш не окончен покуда рассказ,
Ведь сладкая месть долго длится,
В их дом он врезает колхозный КАМАЗ,
Ещё б не забыть поглумиться.
Велико отмщенье, а он конопат,
О ангел гнева, наш славный Игнат.

Но вот долг оплачен, идёт он на пир,
Торжественен он и спокоен,
Пример для мужей, и для дев он кумир,
В деревне отныне герой он.
Глядит: прёт навстречу Василий Клошар,
Кажись раздобыл он магический шар.

О гордый и гневный, великий Игнат,
Деревней ты зря коронован:
Соседи тебя нынче благодарят,
Ведь дом этот был застрахован.
Так молвил ему Василий Клошар,
И тут у Игната случился удар.

Ковши круговые, запенясь, шипят
На тризне плачевной Игната:
Его кумовья и сыночки сидят,
У всех уж пропита зарплата.
Эх, был богатырь, отвернёшься, уж нет.
Соседи ж на тризну прислали букет



P.S. Это стихотворение является частью более
крупного юмористического произведения
"Сказ про молодильные яблоки и ещё кое про чё",
которое возможно будет впоследствии опубликовано
полностью.









Я ночью волоокой, ночью липкой


Я ночью волоокой, ночью липкой
Под козерога двупалою вилкой
Новочеканную бросаю вновь ошибку
В свиноподобную бездонную копилку.
Ошибки все звенят колоколами
Старинных деревенских колоколен,
Ну почему мы столь упорно сами
Для ран своих всё не жалеем соли?
Окутан белоснежной синью ночи,
Иду бреду я по лесу угрюмо,
Мой плащ печалью древней оторочен,
Пускают в землю корни мои думы,
А всё кругом пропахло чёрным цветом,
И снег багровою звочит сонатой,
И вертится усталая планета
Меж двух огней: рассветом и закатом,
А сверху безразличен, неподвижен -
Лазурный Бог со старческой улыбкой,
Им был неоднократно я обижен,
Один плюсует он к моим ошибкам.



Представим: замок, ночь, средневековье...



Представим: замок, ночь, средневековье,
Плющом прикрыли башни наготу,
Избыток яств у герцога во рту,
А третье голодает всё сословье,

Мечи обагрены невинной кровью,
И менестрель, что славит красоту,
Летит дракон с хвостом длиной в версту,
И заняты монахи пустословьем,

Красавица - чиста и непорочна,
Её возлюбленный - храбрее всех живых,
Поставила она ему условье,

Но он всё выполнит, союз их прочный,
Собою увенчает этот стих.
Представим: замок, ночь, средневековье...





Ли Юй (Мелодия Чжегутянь)


Цзиньлин*, услышь, о град моей печали,
К тебе взываю нынче из темницы,
Я видел как твои горели кровли,
Навеки нам с тобой пришлось проститься.

Я знаю, ты, как я теперь унижен,
Кто о страданьях мне твоих расскажет?
Бессонница треклятая терзает,
Опять рыдаю в час четвёртой стражи.**

А за окном
всё тот же робкий месяц
И девушки, наверно, на свиданье
Спешат сейчас, как некогда спешили,
Чтоб юношей согреть своим дыханьем.

А юноши, те ждут своих прелестниц,
Пленённые волос их ароматом,
Цзиньлин, уже ли же ты помнишь,
Что я таким же точно был когда-то.



Это стихотворение является подражанием
китайской классической поэзии в жанре цы.
Общепризнаным мастером цы был Ли Юй (937-978), последний правитель Южной Тан, одного из девяти царств. Это государство было вероломно захвачено более сильным государством Сун. Ли Юй был заточён в темницу, и после трёхлетнего заключения, отравлен.

*Цзиньлин - старое название Нанкина, Столица Южной Тан государства Ли Юя.

**В старом Китае время с семи часов вечера до пяти утра делилось на пять страж, по два часа каждая.





Стихотворение-головоломка с мыслью в каждой строфе.



Кто всепрощал, тот всепростит меня,
Я презирал, пусть буду презираем,
Но если мир немыслим без огня,
Давай, мы любопытством воспылаем!

Как много недомысленных идей!
Как много на странице многоточий!
Возможно бог не досоздал людей,
Иль вышло просто у него не очень?

А этот зленогривый кипарис,
Ужели создан был для бомбы иль ракеты,
Быть может, этот мир его каприз,
Недоосмысленный ещё при этом.

“Капризничает кипарис иль бог?” -
Четверостишья прошлого загадка.
Двусмысленность - изящества чертог.
Наполним ЕЮ строки без остатка!

Я корень "мысль" намеренно вложил
В стихотворенья этого все строфы,
Пусть мысль есть корень самой гнусной лжи,
Без мысли - жди кровавой катастрофы!