Февральские крайности

Мне надоел этот стыдливый пейновский серый,
хрусткие тюники утр повлажневших
и ханжески полуоткрытые форточки-мидии.
Я также терпеть не могу суетливый
московский мышиный рукав реки.
Мне бы хотелось исчезнуть
в бархатной духоте пустынь,
пересчитывая песчинки крыш золотого города Индии.
Умереть и увидеть весенний Париж
и вырастающие за ним, зеленые холмы Африки.

Я успею свалить дурака,
честно выиграв у него в казино Вегаса
и обжечь гортань печеным китайским мороженым.
Я успею родиться вновь
в зеленом шатре итальянского винограда
стараниям акушерки не благодаря, а вопреки.
И вернувшись домой обновленной,
с глазами блестящими и новой прической,
замысловато уложенной,
Я примерю на белый конек бабочку Чистых прудов
и манжету мышиного рукава реки.

По длинной минуте-лестнице, медленно,
зима удалится, прощаясь на каждой ступеньке,
пока не достигнет последней - нижней.
И тихо закрыв за ней дверь,
я, в ожиданьи весеннего желтого солнца,
закинув на антресоль коньков перламутр,
оборкой рассеянной прошуршав,
слегка пробегусь по неровным клавишам полки книжной
стеклянными пальцами серых,
унизанных жемчугами оттепели,
пахнущих мартовским ветром, февральских утр.