Земляки

Собака

Усталый и голодный я шел с работы домой, когда увидел бедную замученную собаку в подворотне нашего дома. Полуметровый черный пес сидел, сжавшись комочком, у ступенек и смотрел выжидающе всем проходящим в глаза, словно хотел просить о помощи. У пса висел до пола хвост, болтались уши, он подпрыгивал на трех лапках, так как четвертая лапка была перебита и перебинтована каким-то сердобольным человеком. Как мне его было жаль, как мне его было жаль! И я заплакал, и, честное слово, — мне еще никогда так не плакалось, и никто не вышибал у меня столь едкую слезу.
«Пойдем», - сказал я ему, позвал рукой, и мы пошли в лифт вместе, потому что пес оказался добродушным и отзывчивым, словно давно уже ждал своего хозяина.
Жена, когда увидела пса, то закричала: «Он огромный, он грязный, он вшивый, а у нас кот не привитый, а тебе давно уже пора зашиться, а ну-ка дыхни».
Я дыхнул, но продолжал плакать, так как мне еще в жизни никого не было так жаль, как этого пса.

Стенгазеты

В школе Прохору Прохоровичу доверяли рисовать стенгазеты, хотя учился он плохо. Поэтому часто пиходилось изображать самого себя — то в позе взлохмаченного и неряшливого разгильдяя, то в виде неотесанного и вздорного драчуна.
Позже, в старости, добившись не только всесоюзного, но и мирового признания как модернистский живописец, он не раз перед журналистами признавался, что первые свои автопортреты писал в столь юном возрасте, что они не сохранились.
Журналисты и знатоки громко охали, качали головами и прицокивали языками, как бы давая понять, что очень плохо, искусство лишилось первоклассных шедевров и это жаль.
Прохор Прохорович ехидно улыбался, а я, если присутствовал с сыном Павликом, то ему незаметно подмигивал, понимая, что Прохор Прохорович имеет в виду.

Сэр

Как-то раз я пришел с работы домой и потребовал называть себя сэром, потому что, как мне казалось, добился внушительных жизненных успехов, а это требовало отражения в почтительном ко мне обращении.
Жена ничего не сказала, но стала при встрече со мной немного приседать, словно делала книксен и добавлять:
А не вынести ли Вам мусорное ведро, сэр.
-А не сбегать ли Вам занять к соседу денег, сэр.
А не помыть ли Вам сегодня полы, сэр
А не починить ли Вам текущий унитаз, сэр.

Земляки

Бандит Алешка приехал в Москву из Тамбова откуда бежал из под следствия, выйдя под залог из тюрьмы. Так как в девяностых не было единой милицейской базы, то с его паспортом ему ничего не угрожало, потому что даже объявленный в федеральный розыск он проходил лишь по Тамбовской области, а не по столичным сводкам.
Несмотря на полную отмороженность и диковатость он все-таки усвоил, что теперь откровенным гоп-стопом лучше не заниматься, ибо слишком велик риск попасться заново. Поэтому решил развить риэлторский бизнес по покупке и продаже квартир, трактуя его по-своему.
Найдя еще таких же четверых друзей, он обращался к алкоголикам, бабушкам и старикам, и выгонял их из квартир на улицу, подделывая документы через Манурика, закончившего юридический МГУ. Манурик являлся мозговым центром и бегал по БТИ, Москомзему и комиссиям по опеке, резво раздавая взятки направо и налево и полагая, что в эпоху первоначального накопления капитала отвечать ни за что не придется и рано или поздно примут закон об амнистии.
Все шло хорошо, и бизнес процветал, если бы не тяга Алешки к женскому полу, причем тяга уголовная. Он любил разогнаться на мерине и въехать незнакомым проходившим красоткам прямо в юбки. Красотки пищали, а Алешка широко открывал дверь, хватал их за бедра и тащил на заднее сиденье, ничего не страшась.
Так он закадрил Лену (оказалась землячка), студентку Текстильного института. И хотя Лена отдалась ни без применения силы - ей понравилось. В голодное и суровое время Алешка с подельниками подъезжал на джипах и меринах к общаге и раздавал еду и шмотки, а Ленка с подругами визжала.
Летом она вклеила его фотографию в кошелек и поехала показывать родителям, как жениха, но отец – Тамбовский опер со стажем – узнал в нем сбежавшего из под следствия Леху и посадил его вместе с друганами, дав каждому по пятнахе.
Как не странно уцелел только Манурик, наверное, потому что никого с использованием бицепсов не укокашивал, голову под пули не подставлял и, обладая хоть какими-то мозгами, успел скрыться в неизвестном направлении.

Троллейбусы

По Люблинской улице пустили новые троллейбусы с турникетами. Пустые и унылые они ползут к Волгоградскому проспекту, шевеля усами, словно загадочные весенние жуки.
У них открывается только передняя дверь и все входящие упираются в железные метрополитеновые штыри, куда надо воткнуть проездной или посадочный талон, и тогда через железяки можно пройти.
Если ты вбежал по ошибке и скопился на передней подножке, то надо быстро выпрыгнуть обратно, а не то водитель, заметив твое смущение закроет дверь. После этого уже невозможно выйти и пересесть в автобус или троллейбус без автоматического контроля. Так и едешь толпой в тамбуре вместе с бабушками и дедушками.
Иногда находится смелый человек и он покупает вполторадорого талон у водителя. Все расступаются и с интересом наблюдают, как бедняга заходит в салон, садится на пустые места и с гордым победоносным видом едет куда надо.
"Во это да, вот это да", - все качают головами.
"А вы что думали, а вы что думали", - ответно задирает нос счастливчик.
На следующей остановке все выходят с передней площадки, молчат и следят, как в троллейбус заходят новые жертвы, чтобы все началось по кругу. Некоторые им машут вслед руками и громко, горестно вздыхают, словно происходит последнее расставание.

Не Р.Г, а Ч.А.

В наш образцовый аул часто приезжали знаменитые писатели малых народов и, чтобы их встретить, мы собирали длинные предлинные столы, заставляя их едой и закусками.
Сначала все выходили вперед и долго кланялись, потом подносили хлеб с солью на болтающихся полотенцах и целовались три раза, а иногда воздевали руки к небу, сложив их плотно ладошками.
Если писатель был особенно велик, то читали ему стихи или пели песни, а если областного значения, то просто маленькие девочки в коротеньких платьицах его облепляли и превозносили громко-громко, чтобы ему было лестно.
В этот раз по всему видимо приезжал очень большой и известный архитектор человеческих душ, потому что директор два раза прикрикнул и сильно суетился. Делал круглые глаза вытягивал лицо и махая вытянутым указательным пальцем перед нашими глазами повторял: "Только запомните, не Расул Гамзатов, а Чингиз Айтматов, только запомните не Расул Гамзатов, а Чингиз Айтматов. Иначе если опять все перепутаете, то разукрашу вам физиономии и пойдете искать другую показательную школу для своего продвижения по службе".
Мы горько вздыхали и мучались, а некоторые записывали имя-отчество приезжающего писателя на запястьях.

Я прекрасен

Старый кандидат Матвеич был низкоросл, плешив, кривоног и краснорож. Каждое утро он открывал рывком дверь лаборатории нашего военного ящика и нараспев произносил: "Я прекрасен! Я прекрасен!"
Секретарша Идочка вскакивала из-за стола, хлопала в ладоши и кричала: "Это ария! Это ария!"
Мы оборачивались и широко улыбались. Белокурая бестия Идочка смотрелась библейским ангелом на фоне адова создания, а противоположности всегда завораживают.
"Идочка, - вопили мы, - "идите за Матвеича замуж, потешьте старика".
Идочка скромно улыбалась, а Матвеич насуплено кряхтел.

Химический пилинг

У моей жены появились первые морщинки, и она от этого очень беспокоится. Покупает разные кремы и масла и втирает их в кожу у зеркала. Охает и напряженно рассматривает себя, а потом говорит: "Мне нужен химический пилинг. Только он спасет меня и разгладит морщинки".
"Хи-ми-чес-кий пи-и-и-и-и-и-и-и-линг", - нараспев повторяю я - "хи-ми-чес-кий пи-и-и-и-и-и-и-и-и-линг", - и закатываю глаза.
Жена на это бьет меня наотмашь и обижается.

Парфюмерный магазин

"Арбат-престиж" самый большой в Москве магазин косметики. В нем тусуются все женщины города и нюхают духи, пробуют лаки, втирают кремы и наносят губную помаду. Час за часом проходит время, а они, как наркоманы переходят от одного стенда к другому и утоляют скопившуюся за долгие годы дефицита жажду до престижной косметики.
Когда я первый раз с двумя сестренками попал в него, то чуть не задохнулся. Сестры развели меня как лоха и сказали, что забегут на минутку, а я еще тогда не знал, что мужчина не должен ходить в такой парфюмерный магазин, потому что в нем все построено против мужчин.
Там нет скамеечек, не разложены автомобильные журналы и нет бара с пивом. Когда есть бар с пивом, то можно перетерпеть. Сидишь, цедишь, думаешь о вечном и куришь табачок.

Западная цивилизация

Вся западная цивилизация это харасмент, трэсперс и сталкер. Харасмент - это сексуальные посягательства, трэсперс - посягательства на частную собственность, а сталкер - назойливые преследования.
Чтобы понять их культуру надо знать, почему при посягательстве на частную собственность сразу палят из огнестрельного оружия, а если убьют, то любой судья убийцу оправдает, так как он защищал частную собственность от посягательств.
Если же он таким образом не защитит собственность, то по их законам через какое-то время вообще ее может лишиться, так как действует прецедентное право.
Например, сосед любит болтать с вами через забор и в это время облокачивается на вашу калитку. Если он это будет делать семь лет, а на восьмой вы ему запретите облокачиваться на калитку, то суд посчитает ваше требование не справедливым, так как до этого он семь лет облокачивался. Поэтому все и стреляют сразу. Вдруг через семь лет потеряешь.