Ожидание

Ожидание лопнуло, как нарыв, покрывая кровью и сукровицей «неисполненного» жалко повисшие крылья. Ожидание обмануло, как =иногда=. Ну вот, теперь опять обмываться, очищать крылья, сушить потом пёрышки, и снова – радостно открытыми глазёнками впериться в будущее ожидание, потому что – оп-ти-ми-ст: это последнее присвистывание гадит в слово – как злой карлик, тролль из коробочки – на выпрямляющейся пружине: с-с-с-ст! Т останавливает движение, и потом – ещё несколько раскачиваний – по маятнику кусочка пространства – с-с-с-с-т! с-с-т. Но в конце каждого движения, пусть на крошечку Хроноса, - тупик =Т=, а потом окончательный тупик, увенчанный гнусной улыбкой-ухмылкой-оскальчиком тролля. И ручки, маленькие, недоразвитые, с раскрытой белой ладошкой – в стороны, в жесте: «А я что? – а я ничего!..» В жесте, впрочем, вполне способном перерасти в: «Ужо я вам!» - в сопровождении гнусного же хихиканья. И вот тогда
Как пилюлю, пытаясь глотнуть комочек осенней грусти,
в покорности старой квартиры увидев чей-то удел…
- зажалеть себя до =невмоготу=! И разобидеться на обманувшее ожидание, выпестывая в себе боль. Боль расползётся по периферии, семеня по маленьким околичным нервам, чтобы потом быстро сбежаться в центр и ударить бейсбольным мячом в мозг и наполнить… И обиду не выплеснуть, а она от этого твердеет, загустевает и становится более ощутимой и неизбывной, смешиваясь с чувством невозможности, недоступности, недосягаемости…
И себя так трудно искать. Тебе бывает трудно себя искать? – мне – да. И ловить за ускользающие хвосты мысли, претендующие в глубине своей на значимость. Норовят забраться на задворки своего мысленно-мыслительно-мозгового пространства. Пытаюсь вытащить их из-за обшлагов рукавов, стряхнуть их с шариковой ручки, проявить их из света настольной лампы… Они уползают, как выскальзывающая из перчатки рука (если пытаться удержать за руку человека на весу). Они упираются лапками и пищат, пищат, пищат, зажмурив глазки. Им нет ни до чего дела, кроме тех складок ткани, где можно уютно свернуться скользким кружком (иногда не очень скользким). Шалят, строят гримасы и не поддаются, требуют автономии. А пока я борюсь с ними – под мягкой лапой кошки заснёт день, заснёт в собственных объятиях, недовольный и умиротворённый.
Июль-август 98.