Ода Уолт Уитмену Федерико Гарсиа Лорка, перевод с

За Ист-Ривером  и Бронксом
Мальчики пели, показывая на  свои талии,
С колесом, маслом, молотом и резиной.
Девяносто тысяч шахтеров добывали скальное серебро
И дети рисовали лестницы и перспективы.

Но ни один не искал  покой,
Ни один не хотел стать рекой,
Ни один не любил большие листы,
И ни один не хотел ощутить синий язык пляжей  пустых.

За Ист-Ривером  и Куинсборо
Мальчики боролись с индустрией
И евреи продавали   фавну  реки
Розу обрезания.
И небо вливалось в мосты и в черепичные крыши
Бизоньими облаками, гонимыми всеми ветрами.

И ни один не медлил,
Ни один не хотел стать облаком,
Ни один не искал ни папоротники,
Ни желтое тамбуринное колесико.

Как только взойдет луна,
Закрутятся шкивы, чтобы свалить это небо;
Все иглы войдут в наш мозг
И гробы сокроют тех, кто не трудится.

Это колючий Нью-Йорк,
Нью-Йорк смерть приволок.
Как ангел идет скрытый в моей щеке?
Какой праведный голос скажет правду корней?
И какой страшный сон видит его залапанный анемон?

Даже ни на единый миг, красивый старик Уолт Уитмен,
Я не прекратил ни смотреть на твою бороду, полную бабочек,
Ни на вельвет твоих плеч, побитый луной,
Ни на бедра твои в целомудрии Аполлона,
Даже ни слышать голос твой, как пепельная колонна;
Красивый такой старик, как туман,
где стонут на равных, и птица
и дол, схваченные иглой,
враг сатира,
враг виноградных лоз,
любитель плоти под домотканым льном.
Единственный миг,  даже не мужественная красота
Что скрыта в отвалах угля, горах объявлений, железных дорог,
Мечтал ты разлиться рекой, и с другом
уснуть как река, который вольет в твою грудь
Боль малую грубого льва.
Но ты не единый миг, крови Адам, самец,
В море совсем один, красивый такой старик  Уолт Уитмен,
Поскольку под плоскостью крыш,
Сведенных в барак,
В торчащих гвоздях сточных труб,
Дрожа меж шоферских  ног
Иль крутясь пред абсентным питьем,
Сороки, Уолт Уитмен, были в мечтах о тебе.

Также и этот! Также! И зарываются
В твою бороду чистую и светлую
Белокурые северяне, песчаные негры,
Толпы криков и жестов,
Как коты и как змеи,
Сороки,  Уолт Уитмен, сороки
Мутных слез,  спины для кнута,
Сапога и  следа от мелких зубов.


Также и этот! Также! Раскрашенным пальцем
Укажут на берег сна твоего,
Когда ест  твое яблоко друг,
Чувствуя слабый бензиновый вкус
И солнце он пьет из пупков
Ребят,  играющих под мостом.

Но ты не искал оцарапанные глаза,
Ни топь самых темных болот,  куда они прячут детей.
Ни ледяную слюну,
Ни кривизну,   как рваный жабий живот,
Что тащат сороки с машин и террас,
Когда их стегает луна из-за жутких углов

Ты искал голого, который был бы рекой,
Сном и быком, связью водоросли с колесом,
Твоей агонии отцом, камелией смерти твоей,
И стоном в огне твоего тайного экватора.

Поскольку он справедлив, и никому не найти  его наслаждения
В кровавой сельве завтрашних дней.
У неба есть пляжи, где предотвращается жизнь
И есть тела лишние для утренних зорь.


Агония, агония, сон, слюна и сон.
Друг, это мир, агония, агония.
Мертвые разлагаются под тенью городских часов.
Война ведет палача и миллион серых крыс,
Богатые встают на их  пути,
Умирающие, тускло освещенные
И жизнь не становится ни благородной, ни счастливой и не священной

Может ли человек, если он так желает, провести страсть
По коралловым венам или чистому небу.
Завтра любовь станет горами и Время
Одним бризом, шевелящим сонными ветками.

Вот почему  я не поднимаю свой голос, старый Уолт Уитмен,
Против ребенка, которой пишет
Имя девочки на своей подушке,
Ни против мальчика, который рядится в подругу
В темном углу магазинов готового платья.
Ни против одиноких притонов
Что пьют с отвращением воду продажности,
Ни против мужчин с зеленоватым взором,
Что любят тебя и сжигают в молчании губы.
Но да против вас, сорока городов,
Гниющего мяса и грязной мысли
Матерей  грязи, гарпий,  бессонных врагов
Любви, сияющей в короне счастья.

Всегда против вас, когда вы даете мальчикам
Снадобье грязной смерти с ее горьким ядом.
Всегда против вас
Фаерьеса Северной Америки,
Пахароса Гаваны,
Хотоса Мексики,
Сарасаса Кадиса,
Аниоса Севильи,
Канкоса Мадрида,
Флоры Аликанте,
Аделаиды Португалии!

Всего мира сороки, губители голубей!
Бабьи рабы, суки их грим. уборных,
На голых пространствах с их лихорадочным ветром
Или в  засадах где расплодилась цикута.


Нет убежища! Смерть
идет, смотрящая вашими глазами,,
Объединяя серость цветов с острыми берегами.
Нет убежища! Предупреждаю!
Что смутились,  праведники,
Классики, указывающие, просящие
Закрыть от вас двери в шумные оргии!

И ты, красивый Уолт Уитмен, уснувший на берегах Гудзона
С бородою, направленной к полюсу и с распахнутыми руками.
Мягкая глина иль снег, язык твой звонит
Товарищам, которые вспугнули бы твою бестелесную серну.
Он спит,  не становясь ничем.

Танец стен заставляет двигаться большие луга
И Америка оглохла от машин и плача.
Я хочу, чтоб воздушные струи самой глубокой ночи
Смели цветы и надписи с арок, где ты уснул
И черный ребенок известит белых людей о   золотом
Преддверии пшеничного царства.