У любви есть рожденье и смерть, у любви не бывает зрелости

В первый раз едем с дедом на дачу после смерти бабушки. Дед заставил меня взять с собой его виолончель. И сейчас сидим в электричке, а он обнимает футляр с виолончелью.
- Что с тобой? - говорю я.
- Что? - переспрашивает дед, словно очнувшись от грез.
- Почему ты плачешь?
- Да так! - дед щелкает меня по носу. - Наверное, от радости и от грусти. Ведь я такой старый и глупый. А почему еще? Чем еще заняться глазам, когда за окном такая красота, а? - он громко высмаркивается в носовой платок - Давненько мы, Рикочка,этак вот не путешествовали. В первый раз едем без Клавочки. Может, и от этого тоже, сопли распустил, от любви к твоей бабушке и от одиночества!
Теперь ты знаешь почему!
- Дулечка( я его так всегда, называю, когда мы с ним наедине), а как же я?
- Ну не обижайся, Рикусь, это совсем другое!
Да, бабуля, всегда была с нами - в красивой соломенной шляпе, маленькая такая, пухленькая, с красивым добрым лицом, с которого не сходила улыбка. Если деду приходилось вспылить, а такое бывало часто, он просто дула ему в лицо. Вместе с уходом бабушки, лето утратило волшебную таинственность, а дедушка никогда уже так не шумел и не радовался, ведь некому было подуть ему в лицо.
- Я, Рикочка, должен еще раз съездить туда. Прежде у меня духу не хватало. Он громко всхлипывал, так что люди стали оборачиваться, и одна сердобольная женщина даже предложила ему лекарство.
- Хочу и, плачу, бесчувственные идиоты! - огрызнулся дед и погрозил тростью - Ясно?
Женщина поспешно ретировалась. И тут я дунула ему в лицо. Сначала он опешил, а потом прямо таки просиял.
- Ах, ты , маленькая ведьма, - ласково сказал он и погладил меня по щеке.
Дом был на прежнем месте, точь -в - точь такой, каким я его помнила, - выкрашенный в зеленый цвет, нелепый и величественный, с балконом, с которого обычно махала нам ба.( так я её всегда называла)
- Вот я и пришел, - сказал дед, обращаясь к невидимому собеседнику.
Мы молча обошли дом. Ничто не изменилось с тех пор, как пять лет назад умерла бабушка и дед запер дом. Закрыл дверь в обитель горя.
Пауки затянули окна тонкими занавесями, цветы, за которыми «ба» так заботливо ухаживала, увяли, сухие листья свешивались из горшков. На обеденном столе стояла супница, аппетитные пары превратились в пыль. Вино в хрустальных бокалах испарилось, оставив на дне твердые красные бисеринки. Бабушкина соломенная шляпа висела на львиной голове, украшавшей резную спинку стула. Её туфли, сброшенные впопыхах, валялись под диваном подошвами вверх, будто лодки, выброшенные на берег. Дед молча ходил по комнатам, прикасался к вещам, поправлял накидки и салфетки. Подобрал с полу шпильку, повертел её в руках, захлопнул открытую книгу на письменном столе, расставил по местам стулья. Вдруг остановился перед диваном. На нем лежала вышитая подушка. Посредине была вмятина, словно там только что покоилась чья - то голова. Дедуля нагнулся и зарыл лицо в подушку.
- Я все ещё чувствую её запах, прошептал он.
- Рикусь, примерь Клавочкину шляпу. Я молча выполнила его просьбу.
- Так выглядела, Клавочка, в первую нашу встречу с ней, - дед обнял меня и затем резко отстранив, пошел за инструментом. Он сел на самый краешек кухонного стула, зажав между коленями виолончель. Легкий ветерок шевелил его усы. Солнце светило неярко.
Смычок осторожно тронул струны. Дедушка заиграл знакомую мелодию, одну из тех, что я слышала в детстве, - Вторую сонату Баха для виолончели и фортепиано. Только без фортепиано. На нем играла Бабушка, а теперь осталась только тишина.
- Рика, ты помнишь эту вещь?спросил меня дед.
- Не знаю, но могу попробовать, - сказала я и неожиданно для себя почувствовала огромную уверенность и села за фортепиано.
Дед играл, закрыв глаза и звуки улетали ввысь, ворчливые и картавые, сердитые и очень нежные, мне чудился в них голос деда. Я играла тихо, чтобы не заглушать виолончель. Музыка рассказывала о дедушкином горе, о тоске по ослепительной улыбке, о любви к своей возлюбленной Клавдии!Музыка продолжала свое грустное ликование! Давно мы так не играли, я даже не заметила , что по моим щекам текут слезы и я незаметно, как то автоматически слизываю их, чтобы не нарушить очень важную связь деда с ней. Я по жизни была такой же чудачкой, как и мой любимый дед. Я чувствовала сейчас в эти минуты, насколько сильно он её любил и, разволновавшись, вдруг я увидела бабушку. Её чуть полное, но величественно - красивое тело с тонкой талией и крутыми бедрами, её платье с кружевным воротничком, умные всегда все понимающие глаза. Она стоя напротив нас казалась реальной, живой и излучающей энергию любви. Затем она подошла к деду и поцеловала его в лысину и исчезла, словно вернулась опять в музыку.
- Неужели такая любовь ещё бывает? - подумала я, - Может, вечная любовь уже умерла, ведь вымерли же мамонты? Музыка смеялась и вздыхала в ответ на мысли девушки, пока ещё не познавшей этого самого ценного ,воистину Божественного дара.
Последние звуки, легкие, как пух одуванчика, летели и устремлялись к небу. Я убрала руки с клавиш, а дед сидел не шевелясь, зажав смычок в руках в руке. Глаха его сияли.
- Рикуся, голубка моя! Спасибо тебе , ты помогла мне пережить еще раз незабываемыме моменты моей жизни!
И я поняла, нет, почувствовала, что их Любовь вошла в меня! Что ничего в этом мире не исчезает бесследно, что существует очень крепкая связь поколений и всё прекрасное переходит от нащих предков к нам, а от нас к нашим детям и так до бесконечности!!!!!!!