Пир во сне. Записки резонёра

Над обрывом проплыло серое обрюзгшее облако и, не обращая внимание на подобный клубку свежих могильных червей плюгавый кустик, оседлавший треснутый в северо-восточной своей части зелёный камень, сочно каркнуло. Пошёл снег.
(Вместо эпиграфа)

Много водки не бывает и на результаты возлияния влияет прежде всего не количество выпитого, а качество сопутствующих аксессуаров: повод, закуска, компания, метеорологические условия, помещение, время суток, продолжительность промежутков между возлияниями, распределение обязанностей между возлияющими и даже разнополость, но… Ничто из вышеперечисленного  не идёт ни в какое сравнение по важности влияния с удачно выбранной темой для разговора. Тема – это катализатор процесса, а её неисчерпаемость, понятное дело, грозит обернуть процесс в нескончаемый. Идеальный набор для автора этих строк: продукт - водка «Финляндия»,  повод – День контрразведчика, закуска органического происхождения, компания одноязычная, время суток – тёмное… тема – структурный анализ поэтического произведения!!! На сегодня ограничить потенциальные расходы на финское зелье и уйти от конкретной абстрактности мне помогла Надя Коган, опубликовавшая давеча заметки «Ещё раз о критике» и попытавшаяся примером структурного анализа  стихотворения Натальи Малининой «Первоснег» дать бой зарвавшимся критикам то ли от сохи, то ли от суши, хотя каждый грамотный потребитель «Стрелецкой особой» знает, что под суши надо пить исключительно томатный сок, разбавленный 75% раствором  спирта для протирания струн концертным роялям. Здесь у меня по сценарию распахивается окно и в гармонирующее с благоприятными метеорологическими условиями своей чистотой помещение из предпоследнего сна вплывают наевшийся креветок в молочном соусе Жирмунский и икающий в отрыве от калькулятора Лотман.
Они молча знакомятся с содержанием статьи Н.Коган и, прихватив бутылку «Финляндии», скрываются за холодильником. Метеорологические условия за окном громыхают беспокойной кровлей.
Надя Коган – дама преимущественно средних лет и, поскольку проживает в российской глубинке, в видении она занимает целую полку книжного шкафа, ранее отведённую под справочники для молодого аккумуляторщика и таблицы Брадиса. Ныне вместо полки скалится отполированными боками глубоководный аквариум с единственным в мире экземпляром  Hydrolagus mattallansi, могущим давать потомство в искусственных условиях, но пока не дающим. В аквариум с соседних полок хищно заглядывают гнилыми корешками разбухшие от влажности тома БСЭ: «Границы лингво-стилистического анализа обусловлены тем, что в понятие художественного стиля произведения входят не только языковые средства, но также темы, образы, композиция произведения, его художественное содержание, воплощенное словесными средствами, но не исчерпывающееся словами.»
«Необходимость органически соединить словесную оболочку с духовным ядром, сделав ее предельно прозрачной для него, выразительной, поэтически осмысленной, приводит к появлению в структуре двух промежуточных оболочек, обычно именуемых внутренней и внешней формой», - вторит им аквариумная знаменитость.
Наденька, дорогая моя Hydrolagus mattallansi, - изящным балетным па обозначая попытку порвать на груди тельняшку, шепчет автор, - ещё, ещё!
Гнилые корешки обнажают последней свежести словесную требуху, рассыпающиеся от кажущегося им главным в своей жизни усилия переплёты вгрызаются в острые кромки гранёных стаканов. Не-е-е-ет! Хреном вас! Хрен и что-то ещё, не менее органическое, изрядно измазывают кладезь человеческого знания и та, под аккорды расстроенной мандолины с антресоли, где ещё с прошлого раза засела какая-то безымянная тварь, на глазах никогда и ничему неудивляющейся публики из БСЭ превращается в поганенького и с отчётливыми следами духовной депигментации на одной из ягодиц БЭСа. С благоприятными метеорологическими условиями за окном делается экслюзивное непохорошение и в красном углу отчётливо вырисовывается блестящий оранжевыми черевичками и конвертируемыми монистами силуэт Наташи Малининой. Лотман осипшим голосом Жирмундского из-за холодильника декламирует «Первоснег»:

И падал снег под новый век.
Он не был цвета непогоды -
Белее белого был снег
Зимы двухтысячного года.

Тот снег - был князь.
Как он летал!
Мы - были крепостные птицы.
Он дань любовную взимал
Ладонью в белой рукавице.

И мы летели вместе с ним
В белее белого постели.
Но уберечь для новых зим
тот первоснег - мы не сумели.

… Он всё же пал.
Весь белый - в грязь.
Так обновляется природа.
Сегодня снег. Но умер князь.
И нам не по плечу свобода

Я невероятнейшим напряжением воли пытаюсь в этом месте придать лицу глупое выражение. Тщетно. Приходится знакомить не особо нуждающуюся в том местную публику со своим жутким видением, так и не избавившись от сократовского лба и всё понимающего разреза глаз, который в худшие времена встречались только у обрезанных сарацинов. C дурным голосом, правда, проблем нет. Вот им и объявляю стихотворение «Первоснег» уникальнейшим и гениальнейшим поэтическим произведением современности, которое в скором будущем совершит глобальный переворот в сознании по крайней мере населяющего одну седьмую часть планеты населения. Чтобы осознать эту уникальность, надобно только покинуть книжную полку, облепленную БСЭ-ной непереваримой гадостью, вырваться на целинный простор салонного коврика, радостно тявкнуть на фамильные ходики и услышать в их ответе подлинную авторскую интонацию «Первоснега», не забывая перво-наперво усвоить, что автор – это вам не какая-нибудь абстрактно сияющая черевичками м-м Малинина, а конкретная Вера – чудодейственная и многотерпимая, лишь по милой случайности затесавшаяся в сон инфантильно моргающей ресничками студенткой гуманитарного вуза, беспомощно кривя рот и позабыв оборвать с воротника новенького каракулевого пальтеца атласную бирочку. Сидит эта Вера, изящно болтая ножками на треногом табурете, водку не пьёт (оно и правильно, неча продукт переводить), а всё в окошко поглядывает.
Снег там? Снег, да не тот!

И падал снег под новый век.
Он не был цвета непогоды -
Белее белого был снег
Зимы двухтысячного года.

Коротка же память человеческая, совершенно выбросившая из себя удивительный порыв давно уже никем не любимого седого алкоголика, хмурым декабрьским вечером 1999 года, не скрывая слёз, апоплексического багрянца и устойчивее любого плана бывшего Госстроя перегара, попрощавшегося со своим народом и неограниченной властью. И падал снег, снег обновления, белее белого, белее самого спектра, снег цвета радужных надежд.

Тот снег - был князь.
Как он летал!
Мы - были крепостные птицы.
Он дань любовную взимал
Ладонью в белой рукавице.

« Кони рванулись, и всадники поднялись вверх и поскакали ». То летел булгаковский Воланд со своей свитой. Князь Тьмы. Так, смею надеяться, летают и князья света. На то надеется и наша Вера, чеша свежую коленку через дырочку в морщинистых колготках. Ну тот самый князёк, с походкой стойкого оловянного солдатика с моторчиком. Неужто и сейчас надо объяснять, кто эти крепостные птицы, радостно летящие на звук моторчика с яркими, как снежинки, избирательными бюллетенями? Вера – она всегда Вера. Надеясь, мечтает о Любви.

И мы летели вместе с ним
В белее белого постели.
Но уберечь для новых зим
тот первоснег - мы не сумели.

О, российская история. Как же скоротечен период вселенского подъёма, как быстро успевают примелькаться многобещающие щёки и честные голубые глазки. И хамские, хамские , хамские рты всё новых образованцев, зовущие в светлое, белее белого будущее, но прежде всего на смертный бой за него в самой что ни на есть Священной войне, никогда не закроются.
«Свинья триста лет лежала на одном боку, а сейчас она перевернулась на другой бок» (Хаим Нахман Бялик)

… Он всё же пал.
Весь белый - в грязь.
Так обновляется природа.
Сегодня снег. Но умер князь.
И нам не по плечу свобода

Давно переплавленный «Курск». Обелиск на Каширке. Кто заказывал такси на Дубровку? Беслан и бессовестные князья-палачи, стреляющие в затылки нашим надеждам. БЭСы, БЭСы… Угловатая, с заплетающимися тонкими ножками Вера забивается в безвоздушное пространство под журнальным столиком. До следующего снега? Наивная маленькая Вера не задаёт вопросов, для неё всё ясно.
НАМ НЕ ПО ПЛЕЧУ СВОБОДА
«Вот и я кончаю тем, что всё русское начинаю ненавидеть … Эти заспанные лица, неметеные комнаты, немощеные улицы. Противно, противно.»
(«Уединённое», В.Розанов)
ПЕРВОНЕГ. ПИР ВО СНЕ. Видимо это и есть пресловутый пир духа. Тема-то какая неисчерпаемая. Водки явно не хватит.