Монологи сердитого москвича

*   *   *
                «Что сказать вам, москвичи...»
                (Из эстрадной песенки)

Где, скажите, москвичи,
Ряд Охотный, калачи?
Иль их не было совсем,
Как и монастырских стен?

Виновата, виновата
Буря вечных перемен!
Ты, Москва, опять куда-то
Улетаешь! Что за тем?

Человечество рыдало…
И не раз, неся на спинах
ТО, что уж не раз бывало
В Риме Древнем ли, в Афинах!

Водевиль ты старый правишь:
«Не задушишь, не убьешь!…»
Только песней не поправишь…
Жди, Москва, – ты вечно ждешь!

Куполами свои беды
Золотишь, в них время спит,
Принимаешь за победы –
«Что не тонет, не горит!»

Ну а как же все же надо?
Я не знаю! Я сердит!
Пусть другие, те, что сзади,
Боль сотрут, так Бог велит!




*   *   *

                «Скажи-ка, дядя, ведь недаром...»
                М.Ю. Лермонтов

Москва, а было ль хорошо?
Нет, это вы, отнюдь, напрасно!
Не жаль ни на один вершок
Очередей в рядах колбасных!

Москва, а стало ль хорошо?
Нет, это вы пока напрасно!
Все туже стянут ремешок,
И жить, увы, небезопасно!

Москва, а будет хорошо?
Не знаю, раз на черном – красно!
Природа – зрячий посошок,
Сегодня – дождь, а завтра – ясно!

*   *   *

Москва (поэма)
                «Москва… как много в этом звуке
                Для сердца русского слилось!..»
                А.С. Пушкин
           1

Москва, люблю ль тебя, не знаю,
Куда деваться, ведь живу
И существую, угорая
В твоем чаду, с тобой плыву!

Послушай, пензенец-пензяк,
Курянин, кинешмец, пермяк
И костромич, и псковитянин, –
Нет москвича, москвич иссяк.
Дитя без глаза и у нянек.

Смолянин, вятич, иркутянин,
Тверяк, а лучше бы «тверец»,
Ельчанин, да и самарянин,
Нет москвича, ему конец.

2

Про геометрию окраин
Из деревенек и мостков
Молчу, я – из района спален
И паутины проводов,
Пишу сие из Вешняков!

Про старину, которой славна
Бывала, как гласит молва,
Скажу, она пузырь забавный,
Занятной сказочки слова…

Пусть Кремль пышен и державен,
Лубочный окоем окон
За «жалюзями», вместо ставен,
И холоден, и отдален.
Про детство что ж: ржавеют рельсы,
Срубают тополя двора
Мастеровитые пришельцы
На деньги «черные» ворья.

Арбат давно уж офонарен,
Глядится – фиговым листом,
И вот «Манеж» уже буравим,
А что за сим, а что потом?
Слукавим в собственном поместье,
Прищурим утонченный взгляд
На декларированный крестик
И размалеванных орлят.

Вздохнем от жалкого намека
На старину, с ее возком,
Должно, устали от уроков,
И Бог с ним, с юным седоком.
Давно История на свалку
При нас была обречена,
Но береглась, как повивалка,
Поскольку всем была мила.

Мы утешались, что сгорала
Не раз, и немец, и нарком
Под дых бивал, но восставала
Не под таким ты сапогом…
Зеркал вранье ты укрывала,
Завидев горького гонца,
И слезы тихо утирала,
Которым не было конца…

Молчали мы, а ты теряла
Обличье прежнего лица
И песни грустные певала,
Когда плеснут тебе винца.
Но нам все мало, мало, мало.
Мы примитивны. От Творца –
Нам подавай опять начало,
Как и теперь: весну, скворца!

3

И вот те на! Нас обобрали
В тисках гранита и брони.
Мы так бездарно все проспали
Под грохот планов и стремнин.
Отдайте парк с его катками
И карусели над прудом,
В них наша юность – под часами,
И неба серенького ком.

Еще до нашей колыбели
Подмяли, съели, проглядели
Тебя, доверившись мечтам
О сытости и о постели…
Но и они – не вам, не нам!
Мы, убаюканные гладко
Словами, строим на песке
Куличики, играем в прятки,
До белой прядки на виске.

И вот – пора! Зовут палатки
Москву усесться по рядам,
И в историческом припадке
Слезу размазать по щекам!
А мы уроки позабыли,
Те, что учили и зубрили,
И плыть по штормовым волнам
Дано, увы и ах, не нам!

Апокалипсис, сатана,
Антихрист, собранные вместе,
За вины «до» и «после» нас
Для воплощенья жуткой мести!
Забыта, птенчики, вина.
Себя толкаем в глупой спеси
К привычке длительного сна,
Привитой ядовитой смесью,
Так, что надорвана струна.
Нам без варягов не расцвесть!
И та же хитрая Луна
Приносит весть: варяги есть!

Варяги есть, а ты, хоть тресни,
Москва, пока на прежнем месте,
Над златоглавою волной
Через Остоженку и Пресню
По куполам… идешь домой?

К себе ль? Какою же воскреснешь?
Той выдуманной стариной…
Или чужой, увы, нездешней,
Лишь с камарильной сединой?
И понесешься с миром вместе
В географический тот факт,
Что ты – шестая часть? Не тесен
Дурацкий европейский фрак?

«Ты – дня и ночи провозвестник,
И городов всех старшина,
Надежда, слава…» – эти песни
Уж спеты… Дальше тишина!
И в тишине на том же месте,
Собой одной поглощена,
Плюешь в «Итогах» ты на «Вести»,
Больной дремотою полна…

И спит забытая страна,
Огромная, сопит уставши,
И ждет, когда же пелена
Спадет с часов кремлевской башни!?

Смолянин, вятич, иркутянин,
Тверяк, ужель Москве конец?
Пермяк, курянин, самарянин,
Допустит ли сие Творец?


*  *  *  *  *

Северная аллея Кусково

(декабрьский пейзаж
у архитектурного фонаря оранжереи)


Луна сегодня на спектакль
Не явилась! Светил фонарь,
Как Божья милость!
Или звонарь, –
Не звука – света среди мрака!

Зимой в нем обитает май,
Весной в нем полыхает лето,
В лучах весеннего рассвета,
Маяк он для грачиных стай!

В свечах, чей рукотворный блик
В обивке бархата, сафьяна,
В сопровожденье фортепиано,
В безлунность следует на миг.

И застывает в витражах,
Как задержавшаяся муза,
Которой вечность – не обуза,
Всего футляр для муляжа!

Зачем Луна? Когда окрест
Все освещает вдохновенье,
И света сказочный оркестр
Ежесекундное рожденье
Свое ликует и поет,
И озаряется мгновенье
Тем светом, что к себе зовет,
На праздник вечного горенья!

Фонарь погас, конец спектакля!
Над перекрестием аллей
Мерцает свет бетонной цапли,
В вопросе каверзном, не так ли:
В году двенадцать декабрей?