евгении чуприной

Ужели, Женя, в самом деле,
Сгорели карусели все?
Любил я эти карусели...
И вот - потерян насовсем.
Не любы стали мне хореи,
и ямб пирушки холостой.
Не пишет Репин акварели,
и опростился граф Толстой.
В упадке славная держава,
мерзавцы в Думе и, уныл,
бредёт Арбатом Окуджава,
а Блок - во Фландрию уплыл.
Не любы стали струны лиры
отныне мне. Я был поэт -
и кем я стал? Одни сатиры
крошат копытцами паркет
моей запущенной квартиры.
Моя подруга виски пьёт.
Над златом чахнут ювелиры.
Сосед жену под вечер бьёт.
Хулит «Единая Россия»
воров, ментов и беспредел.
Трясёт Японию стихия.
Рябины куст в саду зардел.
И хоббиты, наевшись дёрна
пошли на гоблинов войной.
И сплина прорастают зёрна
на ниве чахлой и пустой
души моей нетерпеливой.
Уже зима катит в глаза.
В моей машине горделивой
примёрзли ночью тормоза.
А вдруг на школьницу наеду?
Дитя невинное с бантом
годами будет к логопеду,
ходить, наверное, потом.
Я сам дитя ещё... Распутство
и кутежи по кабакам
во мне почти убили чувство
любви к берёзкам и стогам.
Но меж брюнеток и блондинок,
и рыжих, что уж тут скрывать,
иду я, кроток, аки инок,.
с мечтой издать газету «Мать».
В метро зловещие старухи
мне кары грозные сулят.
Но тщетно: ухи мои глухи,
и даже зубы не болят.
Я - царь Шумера и Аккада,
Петрония Арбитра зять.
Меня прельщает не награда,
но лишь победа буквы ять.

Увы, утрачены надежды,
и розы вянут и гниют.
И по-уайлдовски одежды
черны мои, и горек брют...