Я научу тебя просто быть письмо моей дочери

Я увидела тебя первый раз такой красивой. С чьей-то точки зрения, может, ты и не была красавицей, но для  меня – да.  Завернутая в сиротское, как сказала наша бабушка, одеяльце, с бирочкой на нем(рождаемся с бирочкой, и уходим с ней же).
 Странные они, эти куски клеенки- вечные. Идут годы, уходят человеческие жизни, сменяются поколения рожениц. Все изменчиво в этом мире, бирочки- нет.  Крупным, детским почерком выведено(никогда не забыть): девочка, 3045, 50 см.
Девочка моя… Как я плакала над твоим первым плачем, когда ночью тебе было страшно, или болел животик, или просто неуютно стало в этом новом, поглотившем тебя мире. Плакала я от любви к тебе. Дура. А кому дело есть до того?
Я перестала обращать внимание на то, что скажут люди в тот момент, когда впервые увидела твои хитренькие глазки. Веселые, с огоньком, черненькие.
- Твоя дочь. На тебя-то как похожа! Хочешь посмотреть? – ласково медсестра. (Дрессура начнется после). 
- Не хочу.
Не могу то есть. Повернуться не могу. Нежности пока еще нет. Не верится, что жива я и этот комочек.
Первое кормление!...Пытаюсь заснуть ускользающую грудь в маленький ротик. Прижимаю к боку теплый комочек, больше чувствую, чем вижу тебя. Приятное тепло, живое.
Стукает на третий, а, может, четвертый день. Уже позади страшный второй день, когда из рая переезжаю  в ад(-Вставать надо…А ребенка мы забирать не будем, мамаша. Не могу встать, хочу писать, боль напополам, как бы не раздавить комочек, уютно присоседившийся на краю кровати. Приходит недовольная сестра: о себе решила позаботиться, мамаша!), третий – чистилище(сдаюсь, нет сил, бессонница, истерика и бесконечные кормления-плач, засыпаю сидя, сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь).
Потом ТОТ ДЕНЬ. Стукнуло. Держу на руках, нежно. Понимаю – маленькая, устала, страшно, господи, как ей страшно в новом мире, какая она маленькая. Качаю.
Все позади, знаешь, ради тебя – все. И умру, и под нож – все не зря, только живи, дыши в своем «сиротском» одеяле. Больше никому-никому не дам тебя, ты ничья – ни папина, ни мамина, ни бабушкина, только своя собственная…потом будешь, а пока- только моя, пока я нужна тебе.
Потом ты станешь большой, я научу тебя не доверять людям, чтобы не сразу потерять тебя. Ты будешь жить гораздо дольше меня. Ты будешь счастлива не за меня и не вместо меня, а своим, особенным счастьем. И будешь отводить мою руку, когда я обниму тебя на виду у всех. Это будет не скоро. А пока ты нежно прижимаешься ко мне. Я нужна тебе.
Мне не страшна смерть и болезнь, встречу с улыбкой все, лишь  ты была. Катарсис для меня боль за тебя.
Вместе с ребенком рождается страх за него. Вместе с тобою родилась боль и безумное счастье.
Я тысячу раз готова забыть эту боль и никогда не предам памяти нашей первой встречи.   
…У тебя такие смешные розовые пяточки….Я готовая говорить о тебе бесконечно, не боясь показаться глупой.
Раньше я не любила тех мамаш, кто не мог ничего рассказать о себе. Пеленки, соски, смеси, плач, сопли-вопли. Они мне казались дойными коровами, апофеозом биологизма.
Боже мой, с каким вниманием, часами, я сейчас могу слушать и говорить о коликах, распашонках, опрелостях, аллергии, и, конечно, твоих успехах! Улыбнулась, захохотала, перевернулась в первый раз – я все помню и постараюсь не забыть никогда.
Сейчас ты спишь, пока безумно глупая и влюбленная в тебя мама признается тебе в любви. Твои ручки и крохотные пяточки, волосики длинные, ресницы пушистые я поцелую завтра. …Я так поздно и так вовремя поняла, что значит любовь…
 Никаких в мире банальных слов(а они все банальны по своей природе) не хватит, чтобы ответить на вопрос, в чем смысл жизни. Ты будешь мучительно искать его, взрослея и становясь недоверчивой, не понимая, что он совсем рядом, сопит в кроватке, беззащитно вскинув за голову крохотные ручки.
Я не хочу учить тебя быть такой, какой не суждено было стать мне. Я не хочу учить тебя быть правильной и послушной. Я не хочу учить тебя жить так, как надо.
 Я научу тебя просто Быть. А смысл тебе придется искать самой.