В дальние стороны сборник стихов

Константин Паскаль

В ДАЛЬНИЕ СТОРОНЫ
(книга стихов)

путь сквозь стихию

    Когда думаю о Константине Паскале и его творчестве, то всегда почему-то приходят на память слова одного из мудрейших отцов нашей Православной Церкви: «Будь дружен со всеми людьми, а мыслию своею пребывай один».
    Наверное, не зря это вспоминается, потому что вижу и чувствую Паскаля именно таким -неизменно дружелюбным, благожелательным ко всем, готовым в любую минуту прийти на помощь, но в то же время и как бы несколько отстраненным, даже одиноким, будто бы постоянно вынашивающим какие-то сугубо свои, скрытые глубоко в душе думы.
    Этим сокровенным, порою обжигающим сердце одиночеством веет и от его стихов, и я все чаще думаю, что Константин Паскаль - поэт нового времени, новой эпохи, в корне отличающейся от той, последней трети двадцатого века, в которую происходило мое литературное становление. Тогда за такой уход к сокровенному весьма чувствительно били. Не по щекам, конечно, хлестали, а стегали по сердцу издательскими рецензиями, критическими статьями, выступлениями на литературных форумах, подобными хлопкам пастушеского кнута.
     Били и Рубцова, и Владимира Соколова, а еще раньше сполна доставалось и Николаю Заболоцкому. Многим доставалось. Не единожды доводилось и мне хлебнуть из этой горькой чаши. Смысл у того битья был один; не отходи в сторону, не отбивайся от стада.
     Хватало в эту эпоху поэтам и других испытаний -премиями различных достоинств, славой, которая казалось всенародной. Этих испыта¬ний многие не выдерживали, не брали в расчет того, что слава порой бывает столь же ненадежна, как и сами прославляющие.
     Теперь совсем другие испытания - равнодуши¬ем, если не сказать больше, высших государ¬ственных структур к судьбам отечественной литературы и, как следствие, катастрофиче¬ским падением ее уровня, снижением читатель¬ского интереса, воинствующим дилетантизмом и агрессивной профанацией нынешней литературной и издательской среды. Да еще и возможностью издаваться только с помощью «доброго дяди», причем без должной оплаты своего труда. То есть бессовестной эксплуата¬цией творчества.
     Так что же все-таки тяжелей для истинного таланта - испытания той эпохи, когда жестко принуждали не отбиваться от стада, или нынешние пытки, когда до истинного таланта среди безумной рыночной толчеи практически никому нет дела? Кому нужен поэт на рынке? Если только продающую-покупающую публику повеселить какими-либо частушками или куплетами? Ну отвлекутся, посмеются малость, пожалуй, еще и мелочишки в шапку  накидают, по плечу похлопают... А потом оттолкнут; хватит, мол, давай топай отсюда, не мешай нам продаваться-покупаться...
     Нет, я думаю, что нынешнее время для поэта намного тяжелей. Так вот именно в эту новую эпоху, среди этой подлой рыночной стихии и происходило становление поэта Константина Паскаля. Мы, закаленные испытаниями той эпохи, принесли с собой в нынешнюю хоть какую-то известность, хоть какой-то печатный багаж, да и то - многие ли из нас выдержали изнурительное шествие «из огня да в полы¬мя»? Одни упали, не выдержав, другие попросту замолчали, приткнувшись в сторон¬ке, а выдержали совсем немногие.
     А каково же было таким, как Константин Паскаль, взвалившим на себя крест поэта как раз во время этой разнузданной стихии? Так вот откуда он, отпечаток одиночества, некоей заповедной замкнутости, который видится мне и в самом Паскале, и в его творчестве. Поневоле вспоминается пушкинское:

Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, cnoкоен и угрюм.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной..
.
     И я знаю, что Константин Паскаль мужественно идет именно такой нелегкой дорогой, именно этими «узкими вратами». Иногда он - тоже с несомненным талантом - пишет песни и великолепно исполняет их, подрабатывая себе на хлеб насущный, но главное для него — истинная поэзия, святая святых для него -настоящая литература.
     Да простит мне читатель, что, процитировав Пушкина, я, вопреки традиции, не привел тут ни единой строки Паскаля. Мне прежде всего хотелось передать, каким я вижу поэта Константина Паскаля в нынешнем времени.
А стихи его впереди. Их в сборнике не так уж и много, но вполне достаточно для того, чтобы читатель сполна ощутил в них и высокое мастерство, и особую сосредоточенность поэта, помогающую ему уловить в нашем жестоком времени и смертельный шепот пули, и мольбу уходящего взгляда, и то, что внушает своим избранным Господь Бог.

Борис ШИШАЕВ




*   *   *

Извечная болезнь у человека:
Стремится к свету и вовсю грешит.
И даже время, пресловутый лекарь,
Ему диагноз ставить не спешит.

Такое время... Звезды под прицелом,
В подтеках небо, в ярости ветра.
А человек идет к последней цели,
Наивно веря в то, что жизнь - игра.
Какие игры в двадцать первом веке,
 Когда двадцатый выстудил сердца?
 Сухи глаза, и каменеют веки
На карте человечьего лица.

Уж бледный конь копытом бьет о землю,
Уже грядут иные времена!
А человек живет, как будто дремлет,
И в голове такая целина,
Такая пустошь взор его венчает,
Такая немощь и такой упрек...
Что лишь Господь в потемках различает
Потухшей веры слабый уголек.


*   *   *
Я сегодня проснулся рано,
Чтоб умыться лесной росой.
Помолился на купол храма
И пошел по земле босой.

По разбитой дождем дороге
Под веселые трели птиц
Хорошо рассуждать о Боге
Вдалеке от знакомых лиц.

А вокруг золотое поле,
Синей речки зеркальный блеск.
На холмистом степном раздолье
Океаном разлегся лес.

Что еще мне искать, бродяге,
На пустынной моей земле?
Каплю водки в походной фляге
Да звезду в предрассветной мгле?..

Я спешу, чтоб росой умыться
 Под листвою седых берез.
Как легко в тишине молиться,
Не скрывая счастливых слез...


*   *   *
                М.Ш.
Молчи, лукавая история!
Куда б тебя ни заносило,
Здесь - на запретной территории –
Умерь свою шальную силу.
И богоносца, и безбожника
Она в преданьях возвышает,
Но я-то знаю — лишь к художнику
И Бог, и дьявол вопрошают.

Пускай порой он жаждет почести,
В себе самом творит кумира,
 И только злое одиночество
Хранит его от злобы мира,
 Но не блистательные качества,
Не кратковременная слава –
Благословенное чудачество
Ему дает на это право.

Живя неспешно и мучительно
В заботах о насущном хлебе,
Никто не видит, как значительно
Звезда сгорает в черном небе,
Как, опаленный быстротечностью,
Минуя лишние ступени,
Художник гонится за вечностью,
Сбивая до крови колени!..

Молчи, лукавая история!
Переплетая небылицы,
Здесь - на священной территории
Храни безмолвия границы.

*   *   *

Пушкин, Пушкин - шепот пули...
Грешным взором, спешным словом
Распиная, помянули
В токовище бестолковом.

Поджигали ветошь сплетен,
Прокоптили смыслом ложным,
Понаделали отметин
На твоей гранитной коже.

Разбазарили построчно,
Растащили поцитатно,
Припечатав жирной точкой:
Ай да Пушкин - гений штатный!

Главный козырь тех и этих,
Щит и меч иных и прочих –
Ты у нас за все в ответе,
Кто бы что ни наворочал.

Стерли зубы от бессилья,
Все, что гнется, перегнули.
И молчит, молчит Россия.
Только слышен шепот пули...


*   *   *
Когда дыханья не хватает
И сердце мечется в груди,
Уже не очень-то мечтают
О том, что светит впереди.
И не особенно жалеют
О неустроенных делах,
А просто-напросто болеют,
От посторонних пряча страх.
Как вероломно и некстати
Вонзает боль свое копье!
А уж когда всерьез прихватит –
Не жди пощады от нее.
Едва очнешься на подушке,
Себя успеешь ощутить,
И о сорвавшейся пирушке
Уже не хочется грустить.
И, право, тут уж не до флирта,
Не до сочувствующих лиц...
Ну разве пару капель спирта,
 Законспирированных в шприц,
Чтоб, не дрожа перед врачами,
Войти в больничный антураж,
Вздыхать холодными ночами
И уповать на «Отче наш...»

Тишина

Я держу в руках бушлат простреленный
И боюсь поверить тишине.
Неужели быль о смутном времени –
Это о тебе и обо мне?

Где закрыл ты очи васильковые,
Что искал с мечом в чужих краях?
Слышишь, это Русь - солдатка вдовая
Плачет о таких, как ты и я.

Ты нашел приют под глыбой каменной,
Я живу, что выполнить приказ.
Может, вправду дьявол неприкаянный
Поселился где-то среди нас?

Может, это он рукой небрежною
Раскидал границы по стране,
Чтобы мы, от крови одуревшие,
 Не вернулись больше к тишине.

В этой тишине поля ухожены,
Колосятся спелые хлеба.
На краю деревни бревна сложены –
Значит, будет новая изба.

Где Ока лежит косою девичьей
На подушках заливных лугов,
Спят в лесной глуши Иван-царевичи,
Сторонясь Иванов-дураков.

Там стоит церквушка за околицей,
Там сиренью пахнет за версту.
И поют старушки-богомолицы
Славу вознесенному Христу...

Завернулся месяц рваным облаком,
Поклонилось небо тишине.
И звонит о ком-то старый колокол.
Может, о тебе и обо мне?


*   *   *

Падал снег на зеленые листья,
обжигая древесную плоть...
Эта осень недолго продлится,
и зимы ледяная жар-птица
хочет в сердце меня уколоть.

Эти белые рваные хлопья,
я боюсь, не растают к утру, -
то-то ивы глядят исподлобья,
тополя ощетинили копья,
и осины дрожат на ветру.

Но ничто не минует распада,
 уже не спасает ничто:
ни дыханье застывшего сада,
ни мольба уходящего взгляда,
ни ладоней моих решето...

Я к забвенью дороги не знаю,
а за дверью чужого жилья –
только долгая песня ночная
да вселенская мука сквозная,
от которой душа не своя.


Я ВЕРЮ В ЗНАМЕНА

Я верю в знамена.               
                Их цвет кровяной
навеки оправдан
               великой войной.
И сколько 6 знамен
                ни меняла страна,
Священной
         останется
                эта война.

Я видел солдат
              той далекой войны:
они и сегодня
             знаменам верны.
Воскреснув однажды,
                они и сейчас
готовы
      отдать
            свои жизни за нас.

Я видел,
       как вновь умирали они
теперь уже в наши
                бесславные дни,
когда на развалинах
                павшей страны
держали удар
            ветераны войны.

Под свист негодяев
                и смех дураков
 они целовали
                знамена полков
и падали замертво
                в землю лицом —
 солдат
        за солдатом,
                боец
                за бойцом...


А души взлетали с распятой земли,
и ангелы знамя Победы несли...


*   *   *

смотрю на жизнь из маленького мира
своей чужой пеприбрапной квартиры
в которой вымер даже домовой
ни голоса
ни тени на обоях
нас за пределы вынесло обоих
и слышен только шорох неживой

зачем здесь я
в гирляндах паутин
так стойко и бессмысленно один
уже не существуя существую
тяну себя за ниточку живую
как будто никуда не уходил

мне от себя не скрыться
уходя
дождаться бы весеннего дождя
как вестника из Нового Завета
отмыть окно
и солнечным лучом
найти тебя за собственным плечом
и задохнуться от живого света



*   *   *

Бросить все - наплевать и вернуться!..
Убедиться, что все как всегда:
Что по-прежнему капает в блюдце
Из разбитого крана вода,

Что все так же луна за окошком
Проплывает, нема и легка,
И домашняя сытая кошка
Сладко дремлет под песню сверчка.

Тишина деревенского дома.
Мерный шаг запыленных часов.
И такая разлита истома,
Что не нужно движенья и слов.

О, забытое царство покоя  -
Остановка на бренном пути...
Но уходим и машем рукою,
Чтоб покой никогда не найти.


*   *   *

Жара. Деревня дышит зноем,
Земля в мазуте и в пыли,
Покрылись травы желтизною,
И солнце плавится вдали.

Ни ветерка, ни капли с неба,
Ни слова, ни одной души...
Перемешались быль и небыль
В моей классической глуши.

Здесь леший в раскаленной чаще
Визжит, гонимый комарьем,
Здесь по ночам в росе звенящей
Русалки ходят босиком.

И только дедушка-водяник
Не кажет носа из пруда,
Да месяц, одинокий странник,
Плывет неведомо куда...

За ним и я навстречу звездам
Бреду усталый и больной
Туда, где сон и свежий воздух
Накроют легкою волной.

Но передышки час недолог –
Чуть заалеет свет зари,
Уже выходят на пригорок,
Спросонок лаясь, косари.

богатырь

По родимой стороне, где степная пыль,
На ретивом скакуне мчится Богатырь.

Колосится в поле рожь. Чем тебе не рай?
Хлеба - глазом не возьмешь, только не зевай!

И в какой ни глянешь дом - всюду ребятня.
Пахнут села молоком, бабы да стряпня.

За рекой гармонь поет, пляшут огоньки,
Девки водят хоровод, бают старики.

Слева бани мастерят, а смотри правей –
Красным золотом горят маковки церквей.
«Что за праздник на Руси, что за чудеса?» -
Я у Всадника спросил, опустив глаза.

Рассмеялся с высоты он на мой вопрос,
Святорусский Богатырь - наш Иисус Христос!


*   *   *

Еще один растает снег,
Еще одни пробьются травы...
Мне по душе твой быстрый бег
И необузданность - по нраву.

Не знаю, что люблю сильней,
Но даже, если рвешь подпругу,
Не забывай в галопе дней,
Что жизнь - всего лишь бег по кругу.

*    *    *
                В.Б.
Зима. Рассвет. Какая тишь...
Идут часы неторопливо.
Я знаю, ты давно не спишь
И улыбаешься стыдливо.

А за окном - как в детском сне,
Сквозь кудреватые узоры –
Церквушка в белой тишине,
Леса, застывшие озера.

Все приготовилось к утру,
Все дышит ровно и спокойно.
И, как березка на юру,
Дрожит седая колокольня.

Ни звука не услышишь ты,
Ни шепота, ни дуновенья...
И так пронзительно чисты
Любимых рук прикосновенья.

Песня

Если ты улетишь,
я не вспомню, в каких босоножках
и какою помадой
ты красила бледные губы.
Я не стану грустить,
если скажут, что я тобой брошен.
Если ты улетишь,
я не знаю, что будет.

Может, выпадет снег,
или дождь, или то и другое,
может, новый комплект
усталых морщин под глазами.
Если ты улетишь,
я скажу: «Значит, счастье такое...»
Значит, так и должно быть,
наверное, с нами.

Если станет темно,
я зажгу свои руки, как факелы.
Распили мое сердце,
если холодно станет и скучно.
Я хочу, чтобы ты
никогда ни о чем не заплакала.
Если ты улетишь,
значит, так мне и нужно.

И пускай будет ночь,
я умею ночами молиться.
Я умею терпеть
и не ждать за молитву награды.
Если ты улетишь,
пусть с тобой ничего не случится.
Если ты упадешь,
не печалься - я рядом.

*   *   *
Суетимся, как мыши,
Все куда-то спешим.
Что-то пишем и пишем
И не слышим души.

А душе-то неймется,
Ей бы слово сказать.
И куда она рвется –
Не мешало бы знать.

Может, просто устала
От пустой маеты,
Или места ей мало
В том, что делаешь ты?

Кубометрами фальши
Завалили печать...
Эх, послать бы подальше,
Да сначала начать!

Только жизнь почему-то
Не меняет свой ход...
Помолчим хоть минуту,
Пусть душа отдохнет.


*   *   *

... А мне не хочется сомнений,
И от надежды я устал.
Скупая вязь стихотворений –
Еще не путь на пьедестал.

И нищета - еще не плаха,
И бездорожье - не беда.
Была бы чистая рубаха
Да хоть какая-то еда.

И можно жить!
Дышать весною,
Забыв о вьюжном феврале,
Искать прохладу в летнем зное
И редкий луч в осенней мгле...

И как бы ни было привычно
Стремленья долгу подчинять,
А все равно душа первична –
И ни прибавить, ни отнять.


сон

Мне приснилось, что я на войне,
На привале пою под гармошку.
Привалившись спиною к сосне,
Набиваю себе козью ножку.

И не слышно разрывов вдали,
И не видно тревоги на лицах.
Отдохнули и дальше пошли
По сырой, по осенней землице.

И в просторной шинели своей
Я шагаю с пехотою в ногу.
«Веселей, веселей, веселей,
До победы осталось немного!» -

Поравнялся крепыш политрук,
Смуглолицый и вроде знакомый:
-  Что плетешься, намаялся, друг?
- Ничего, доплестись бы до дома, -

Отвечаю ему не спеша
И в глаза заглянул на мгновенье...
И заныла от боли душа,
Угадав в них свое отраженье.

Просыпаюсь: «Не может быть, нет!»
Наяву продолжая беседу.
И смотрю завороженно вслед
Уходящему без вести деду.

*   *   *

Холодно. Теплее. Горячо! —
Детская забытая игра.
Положи мне руку на плечо,
Помолчи со мною до утра.

Мы с тобою жаждали вершин,
А нашли жемчужину в пыли.
Миллионы женщин и мужчин
Этими дорогами прошли

И пройдут, наверное, еще
В поисках желанного тепла...
Холодно. Теплее. Горячо!
Просто я искал, а ты ждала.


*   *   *

Мне говорят,
она горящим взглядом
умеет сердце прожигать насквозь.
Но что это - порок или награда,
и кто я ей - хозяин или гость?

Я видел бесов у нее в глазах,
в небесно-синих,
широко открытых,
я видел их,
ухоженных и сытых,
чертовски живописных, так сказать!
Мужскою козыряя наготой,
они бесстыдно пялились наружу
и встречному заглядывали в душу:
мол, погоди,
повремени,
постой! —
Мы для тебя полночный жар храним,
возьми,
освободи его из плена,
раздуй пожар,
сомненья спрячет дым!..
Так из Огня рождается Измена.

Лишь искры возвращаются ко мне...
Что может уцелеть в ее огне?

*   *   *
 «Здравствуй, милый К.» -
вот и все итоги...

Прыгает строка.
Подкосились ноги.
Захрипела грудь.
Вверх температура.

Значит, в добрый путь?
Эх ты, дура, дура...

Развела судьба,
видно, нету фарта.
Бейся, голытьба,
до последней карты!

Кто еще придет,
сердце отогреет?
И опять сожжет
и опять развеет...

*   *   *

Мое слово крепкое —
Заживу умеючи!
Выпорхнул из клетки я,
Остальное - мелочи.

Мне с любовью холодно,
Надоело маяться.
Я шагаю молодо,
Мне на воле нравится.

Зацвету калиною,
Заиграю скрипкою,
Песню соловьиную
Затяну с улыбкою.

Пусть другие маются
С золоченой клеткою.
Я не стану каяться –
Мое слово крепкое.


*   *   *

Душа спокойна перед неизбежностью.
В ней все былое выжжено дотла.
А сердце задыхается от нежности
И среди ночи бьет в колокола.

В нем больше нет ни боли, ни усталости,
 Оно горит рассудку вопреки.
И не хватает только самой малости —
Благословенья любящей руки.

*   *   *
                маме
Мы с рождения тянемся к небу –
все выше и выше,
не болея о прошлом,
не зная преград на пути,
прибавляем шаги
и становимся к вечности ближе,
и хотим на бегу
свое счастье земное найти.

И проносятся годы
за окнами старого дома,
и давно стали взрослыми
яблони в нашем саду...
Только мама не спит,
не умеет она по-другому,
если я незнакомой тропой
одиноко иду.

Так и в этот апрель
я войду с головою склоненной,
под ногами темно,
и на небе безлунное дно.
Очарованный странник,
бедою на миг ослепленный,
принимающий все,
что от Бога принять суждено.

И пускай содрогнется земля
от нежданного грома,
и завоют ветра,
и задуют в ладонях свечу, -
мама слышит меня,
не умеет она по-другому,
если я, заблудившись,
молитву, как в детстве, шепчу.

Но отступится ночь,
и душа отзовется теплее,
и далекое солнце
протянет мне руку свою.
Значит, я поднимусь
и дорогу свою одолею,
и кому-то спасенное сердце свое
подарю.

И когда рассмеется весна
возле нашего дома
и проснутся влюбленными
яблони в белом цвету –
только мама поймет,
не сумеет она по-другому,
если я свое счастье
вдали от нее обрету.


*   *   *

Катятся дни, словно камни замшелые
В яму бездонную.
Где же оно, бытие совершенное,
Свету подобное?

Над бездорожьями, над пепелищами
Голос простуженный:
- Слышишь ли, матушка, пасынка нищего,
Дорог ли?.. Нужен ли...

Помнишь, как мы уходили с молитвами
В дальние стороны?
Там, где крепили Державу великую,
Празднуют вороны.

Там, где полки умирали холеные
 С честью и славою,
Нынче деревья стоят опаленные,
Церкви безглавые.

Тяжкою ношею помыслы грешные,
Паче деяния.
Так и скитаемся, всюду нездешние,
Без покаяния.

Матушка, есть ли дорога к спасению,
Как распознать ее?!
- Только одна. Что ведет к Воскресению
Через Распятие.