Кара-Даг

Живые глыбы и мертвые города…
Господа,
снимите обувь перед полетом,
когда оскалится Кара-Даг,
разобран  по камушкам в тысячах фото –
и с моря, и в профиль -  на юго- восток,
он  снят поминутно,
в палитре  заката
искусно уложен  в  столбики строк
и сплюснут в удобных проспектах  и  картах,
ущербно двумерен в окне монитора
и недостоверен…
Лишь  воздух,  который
доступен за столько-то:  от и до,
и тот  окрыляющий вмиг  холодок,
и спуски,  и взлеты  почти без труда,
и алчная  в пасти вулканьей  вода,
и вверенный ей  «незалежний»  пятак,
и даже по-прежнему  русскоязычный 
(великая сила и слабость привычки!)
пресыщенный дивом морским капитан,
корыстно причастный к ваянию тайн,
гармонии хаоса, гимну руин…
Оставшийся с речью один на один
ушелец отсюда торжественно нем
и чужд нетерпенью пришельца извне,
но тот и другой
на мятежные сны
базальтовой рвущейся к морю волны
обречены…
Черны и безмолвны жилища ветров,
черна мезозоя остывшая кровь,
и темен загадочный  тюркский словарь,
полжизни  -  за будущий миг  торжества -
к престолу Творца поднимается тварь…

Полмира - за взгляд,
присягни высоте
былинкой, кузнечиком, каменным львом...
О чем говорят или пишут потом?
Приходят слова, безнадежно не те…
Безгласная  осень,  приникшая лбом
к стеклу, и компьютерный фотоальбом…
Вернись и смотри,
отвернись и сотри,
но тянет и теплится где-то внутри
все  то, что навеки потеряно тут,
и то, что, наверно, другие найдут,
придут и напишут…  не то и не так
про дар невозвратный
и  мой Кара-Даг.