На вечерней

                Н А  В Е Ч Е Р Н Е Й

Что значит тьма, в которой только свечи
Изнемогают на краю надежды?
Я помню ясно: это в детстве снилось.
…Сейчас трезвеюсь: раннее крещенье
Всё существо моё пронзало тайно.
Бывало, крохой лишь собор увидишь
Проездом по украинской дороге,
Тебя бросает в непонятный трепет.
Я раз, играя, стала на колени
(Прости, о Боже, детское кощунство) –
Вдруг отчего-то плакать захотелось.
Так вот в семь лет, навеянный каким-то
«Подпольным» фильмом, Страшный суд приснился.
Смотрю я вдаль и ввысь. Вдоль полусферы
Стол, а за ним – молчащие фигуры,
Закутанные в белые одежды.
(А в фильме, точно, не было такого).
Я помню ту тоску, что потрясает
Прощаньем с васильковой синевою.
А лейтмотивом был вот этот ужас.
Святой, прореженный сейчас свечами.
Я думаю: миг обращенья
Пусть бессознательный, пропущен мною  в детстве,,
Когда бы я, наверно, исцелилась.
И я ту пору болевым сознаньем
Исследую.  Найти грехи не смею.   

                Н А  В Е Ч Е Р Н Е Й

Что значит тьма, в которой только свечи
Изнемогают на краю надежды?
Я помню ясно: это в детстве снилось.
…Сейчас трезвеюсь: раннее крещенье
Всё существо моё пронзало тайно.
Бывало, крохой лишь собор увидишь
Проездом по украинской дороге,
Тебя бросает в непонятный трепет.
Я раз, играя, стала на колени
(Прости, о Боже, детское кощунство) –
Вдруг отчего-то плакать захотелось.
Так вот в семь лет, навеянный каким-то
«Подпольным» фильмом, Страшный суд приснился.
Смотрю я вдаль и ввысь. Вдоль полусферы
Стол, а за ним – молчащие фигуры,
Закутанные в белые одежды.
(А в фильме, точно, не было такого).
Я помню ту тоску, что потрясает
Прощаньем с васильковой синевою.
А лейтмотивом был вот этот ужас.
Святой, прореженный сейчас свечами.
Я думаю: миг обращенья
Пусть бессознательный, пропущен мною  в детстве,,
Когда бы я, наверно, исцелилась.
И я ту пору болевым сознаньем
Исследую.  Найти грехи не смею.