Некромантия
из пепла выложила знаки,
и кости выкопала втайне
под вой полуночной собаки,
и пятясь, вышла из схорона,
а дома начала верченье,
чтоб жертве легочной саркомы
продлить и по смерти мученья.
Таскаться стали, в смертной злобе,
от страха бледные клиенты,
чтобы соперницу угробить
или подставить конкурента.
Ведь для такого беспредела
достаточно иглы иль слова –
а мертвяка послать на дело –
дешевле все же, чем живого.
Но все ж навьяна прокололась –
она все чаще поддавала.
Сорвался ли в заклятье голос,
кружок ли недорисовала.
Товарку, может, под парами,
напрасно кинула на бабки –
да только в щель между мирами
мохнатые пролезли лапки.
И в полночь новолунья манит
погост - для нового визита.
Да между плит, в сыром тумане,
укрылся юный инквизитор.
Он был в лицее толкинистом,
теперь – борец с бесчинством ада.
Поднялся, страстен и неистов:
«Тебя-то мне давно и надо!»
Холм на разграбленной могиле
волнуется, как в час прилива,
сверхчеловеческим усильем…
А толкинист пошел по пиву.
Душа утекшая хохочет,
по плитам каменным топочет.
А где душа самой Навьяны?
Не спрашивай про то у ямы.
23 августа 2004
Свидетельство о публикации №104093000571