Урок Дарвинизма Продолжение, часть7

7

Гироскопический Волчок
Менял свет солнечный на лунный.
Отнюдь был Чарльз не простачок,
А если простачок, то умный!

«Арго» с добычей златорунной
Волна качает равномерно.
«Летучего голландца» шхуна
Наводит ужас на таверны!
Судьба, иль попросту – фортуна,
Всегда срабатывает верно:
В костре горит Джордано Бруно,
В костре спасения от скверны!

Фортуна – мелочь, вот судьба
Скользит, как плачущая рыба!
За тишиной – опять пальба,
И вечный выбор: либо – либо…
Неизреченный вопль-крик…
И облегчающая гибель,
Простор, ломающий тупик!
Но кто придумал линч и дыбу?
В каком колене? Иль иначе?
Вы слышали, как рыба плачет?

Вы слышали, как плачет рыба?
Удачливые, в лени дачной,
Или она не плачет, ибо
Счет за нее давно оплачен?
Вы слезы видели собачьи,
Застывшие в обвислых клочьях?
Вам ужаса шипенье рачье
Не навевало сытой ночью?
Когда под пиво в смраде смачном
Свое предсмертное «тик-так»,
Крушась, вышвыривает рак?
Оплачен и утиный кряк!
Разве не так? Или иначе?

Торшер зевотой затушив,
Нащупайте слезы комочек
И вы увидите воочию:
Над терминалами души,
Гремя удачей, смерть хохочет!

Хемингуэем плачет рыба,
И Гоголем хохочет степь,
Бесовский достоевский выбор…
По-бунински токует вепрь.
Барханьи родственницы, дюны,
Хайямом стонут… Гордо Блок
О незнакомом и о юном
Ведет пронзительный смычок!

Курганы спят, но т-с-с… Молчок,
Не гуманоиды, а гунны
Строчат на «Зингере» сачок!
Песок струится, навзничь, лунный…
Серп завалился, сапожок…
Нет, скифской бабы след чугунный
Санкт-петербургской тенью лег…
На изваяние Петру!
На город, где бродил Евгений,
Где всадник-привиденье меден,
На город бед и наводнений,
Где тень бледна, и каждый – беден!

Зашевелилась на ветру
Латунной седи паутина.
И, второпях гоня причину,
На суд, по тронному ковру,
Век золотой толкая в спину –
Ища причины сердцевину,
Заржали кони на смотру!

И выходил на середину
О рангах табель поутру,
Свободу меряя по чину!
И дар Валдая, и лучину –
На полосатую версту.
Колодок звон, и окрик в спину,
Сибирь клеймила по тавру,
Ломая гордую лепнину!

«Всех к топору! Всех к топору!» –
В неволе вскормленные луни,
Девиз бомбиста: вопли гуньи,
Клааса пепел, и – к костру.
На жертвенный огонь перуний!
Лишь вольный ветер по нутру!

И закачали георгины
Свои головки на лету.
В тоске серебряной по Грину
Встал алый парус-какаду
В лагуне сонной, и картинно
Свобода крылья на мосту
Сводила красной парусиной…
Ваятеля резец старинный
Водил в мистическом поту,
Лепя обожествленной глиной
Всем милосердия сестру!

Гироскопический Волчок
В согласии с Джордано Бруно
Вращался, зрел большой толчок,
«Титаник» лег на дно лагуны!
И айсберг, как Агамемнон,
В Гольфстрим вонзивший Куросио,
В лагуне сонной, словно слон,
Собою занялся красиво!

«Наполеон, Наполеон!
Непредсказуемый масон!
Апокалипсиса и кары,
Войны предвестник – вот кто он!» –
Вскричали томные гетеры!
И надрывался граммофон,
И присмиревшие кентавры
Взбивали локоны персон
Первейших, пожиная лавры,
У перегревшихся корон!

На трон, поставленный на кон,
На айсберг, погруженный в сон,
Садились пеплинки пожаров,
Танцуя медленный бостон,
Шипя, как тысячи омаров.
И полушепот, полутон…
Солдат в окопе, санитары…
Вкус пороха, как кровь – солон!
И кружатся за парой пары…
Романсом, стансом напоен,
Поет предмет со всех сторон
Вертинский под фортепиано!
Тамара Врубеля – Татьяна…
И подметает Фирс салон,
Гоген проснулся на Таити
На фиолетовой заре,
И давший Слово на иврите
Вдруг растворился на горе!
Как скромный созидатель пара,
И не предвидевший иприт,
Он с добротою сенбернара
Прощальный наносил визит!

«Не плачь, дитя, не плачь, Тамара!», –
И засылается патрон
Стальным прищуром комиссара…
А где же трон? Расстрелян он!
И загоняется в вагон
Изобретатель самовара!