Мазохизм

Я люблю тебя сильно-сильно,тигренок мой яркоглазый,не плачь...

Мазохизм: ну потрогайте шершавыми пальцами за живое, трепещущее… животрепещущее… Не забинтовывайте, не надо пластыря, утешений не надо! Пусть будет больно, пусть мясо ободранное – душа? – скорчится и растечется солеными каплями. Так легче.
Так легче пишется, так руки, трясущиеся в ломке творческого кризиса, сами тянутся к карандашу, так забывается мирное существование с тупым пережевыванием серой реальности, так мир становится цветным, ярко-кровавым… и бесы скачут в глазах, и в тихой спальне за спиной гудит поезд метро, и кто-то/что-то пролетает бесшумно на краю бокового зрения, задевает темным крылом – не спи!
Но засыпаешь. А наутро работа-учеба-рутина, и от истерики не осталось и следа, и ломка утихла, и все как всегда просто до отупения – ни одной стоящей мысли в голове, так, ощущения на полкопейки, смутные воспоминания о мазохистском экстазе…
Только вечером это начнется снова… Молись, детка, чтобы не перехотелось страдать/писать/рисовать и выть на луну…
А ты, радость моя, синеглазый тигренок с мягкими ушами, тоже рвешься жить, писать трепетные и жестокие вирши и до раскровавленных пальцев извлекать звуки из струн гитары и из собственного горячего горла. И подгоняешь себя пинками, как только покажется, что подкрадывается покой, и успеваешь заботиться о ком-то, кто не приспособлен к жизни без тебя. И живешь где-то рядом, но так невыразимо далеко, что, кажется, проще до Альфы Центавра достать протянутой рукой, чем коснуться твоего плеча… Но стоит забыть о тебе – и вот ты уже здесь, смеешься или грустишь, смотришь исподлобья и отпускаешь шуточки по поводу моей наивности. «Я же всегда рядом! От меня не отделаться так запросто…»