Баллада о тринадцати месяцах

… Двенадцать апостолов веры в Рассвет,
А я – их тринадцатый брат.
Мы здесь собрались, чтоб исполнить обет,
Которому сотни и тысячи лет –
Свершить надо мною последний обряд.
Я смертью, как солнцем, согрет.

В зеркальных глубинах – клубящийся мрак.
Тринадцать свечей на столе.
И каждый из нас здесь – опаснейший враг.
О братья мои!.. Словно свора собак
Вы гнали меня по священной Земле.
Я должен уйти, чтобы вам не мешать. Да сбудется так…

Я памяти полон о том, чего нет.
Я ею измучен. Так принявший яд
Сначала увидит темнеющий свет,
Затем подступает удушливый бред…
Но смерть в Эндарате легка, говорят.
Я тоже поверил в Рассвет.

Теперь, когда нет Тебя в жизни моей,
Бессмыслен мне времени ход…
Но боль от утраты гнетёт всё сильней,
И каждый из чёрных безрадостных дней
Под сердце отравленным лезвием бьёт.
Я болен потерей своей.

…Вы помните, братья, как всё началось.
Я вам исповедуюсь днесь.
Ах, в памяти всё воедино слилось:
Любовь, и смятенье, и скрежет угроз,
И нежность, и страх, - и пьянящая смесь
Восторга, печали и запаха роз…

Так всё начиналось… Я встретил Тебя
Случайно на спящей Земле.
И сердце споткнулось в груди, раздробя
Всё, бывшее прежде до этого дня…
Я братьев оставил в их царственной мгле,
Я сбросил их волю с себя.

Бежал я из вечного царства зимы,
Из замка, где мёртвые спят.
Тогда я не знал, как беспомощны мы,
Когда легионы безжалостной Тьмы
По следу влюблённых безумцев летят –
Что были мы обречены.

Безглазый Янгвар, о старший мой брат!
Ты небу померкнуть велел,
И мир превратился в бушующий ад,
Охотник Фабрицио вышел из врат
С колчаном ледовых зазубренных стрел…
Я знал – нет дороги назад!

И псы твои, Мартен, возлюбленный брат,
Взяв след, позабыв о родстве,
Мне рвали запястья – я помню твой взгляд,
Пусть я буду проклят, пусть я виноват,               
Но в братоубийстве и злом колдовстве
Вас шрамы мои обличат.

Аврелий, ты силу ручьёв ледяных
Обрушил на сердце моё,
Велением Джуна сквозь землю проник
Обвившись до самых коленей моих
Причудливый корень, и, точно змеёй
Сдавил и притих.

Пырей, и осот, и терновая рать
Меня окружили стеной.
Огастес и Джулио, как мне назвать
Принудивших брата во тьме умирать?
Я таял под душной зелёной волной,
Начавшей меня прорастать.

Септимус кропил дурнопьянным вином,
Октавий втоптал меня в грязь.
Ещё я держался, моля об одном:
Пусть я, не она!.. – и сверкающим льдом
Сковал брат Ноэмбер, смеясь.
А дальше, что было потом!..

Сквозь мрак и безумную стужу ночи,
Что создал последний мой брат,
К нам вышел в мерцании нежной свечи
Так кроток – а уголья глаз горячи!-
Брат Май, изумрудный наряд.

Он подал Ей руку, певуче сказал:
«Ты будешь одна прощена,
Как только со мною войдёшь в тронный зал,
В зелёном плаще, осиянны глаза, -
Невеста моя и жена».
О, разве бы кто отказал!..

Ты – помнишь ли свой затуманенный взгляд
Под ноги, на тело моё?
Бесчувствен, истерзан, и тёрны торчат,
Из рёбер воздето – вот истинный ад –
На острую ветвь - как клок  на копьё,
Сердце, измученный клад.

Я всё перенёс – и стужу, и псов,
И ужас беспомощных рук.
Но видеть как свет озаряет лицо,
Как палец сжимает чужое кольцо, -
И слышать смеющийся, тающий звук
Далёких теперь голосов!…

… Вы помните, братья, как всё началось.
О милости ныне молю.
Закончите то, что вам так удалось,
Пустите же к сердцу – и дальше, насквозь
Смертельную, властную волю свою.
Добейте всерьёз.

Пусть царственной памяти – множество лет,
И тьмы поколений летят.
«Двенадцать, не более – предков завет…»
Бог с вами, а я – словно не был и нет,
А смерть в Эндарате легка, говорят.

Откройте мне двери в …



                2003-2004