Толстой и толстовцы

Русскому человеку идеал любомудрия по большому счету представляется малоценным.  Он колеблется выбрать между образованностью и христианским опрощением, но никак не между самостоятельностью или тривиальностью мысли. Поверхностный ум одинаково совместим и с образованностью, и с опрощением, он любит скрываться за образованностью и выдавать себя за мудрость и христианское смирение в случае опрощения. Ницше называл христианские умы связанными, и потому искал своего сверхчеловека в антихристианине. Но на примере  того, как связанные умы уцепились за антихристианизм марксизма-ленинизма, мы можем заключить, что антифилософ может прекрасно существовать в любой идеологической и религиозной системе. Он может не только соглашаться (как все), но и отрицать (как все), причем последнее создает ему имидж мудрого человека.
Лев Толстой и толстовцы, казалось бы, связаны  - они последовательно отказываются от всего лишнего, освобождают себя от мусора, опрощаются. Разница только в том, что Толстой - любомудр, а они - нет.

Правильно ли  делал Лев Толстой, когда шел учиться писательскому мастерству у крестьянского ребенка? Конечно, правильно.  У ребенка любомудрие можно обнаружить в чистом виде, без налета образованности, который прячет от нас умственную дифференциацию человечества. И «философы», и «антифилософы» в младом возрасте проявляют себя для мудрого наблюдателя отчетливо. При этом у детей-«философов» действительно есть чему поучиться - они мыслят также оригинально, как и взрослые-«философы», при этом их можно и не спрашивать: сам придумал, или подсказал кто. Разумеется, сам придумал, разумеется, никто не подсказал.
Но если Толстой учился у крестьянских детей, то толстовцы учились у Толстого. И это немудро в высшей степени, ведь у зрелого мыслителя никогда не узнаешь,  сам он придумал, или подсказал кто, Руссо там скажем или Гегель, и потому, ставя задачу быть преданным толстовцем, можно (смотря что возьмешь за основу) оказаться гегельянцем, сторонником французского просвещения или еще бог знает кем. Чтобы, идя вслед за Толстым, непреднамеренно не оказаться гегельянцем, надо изучить Гегеля и вычесть из Толстого все гегелевское. Чтобы, идя вслед за Толстым, непреднамеренно не оказаться шопенгауэрианцем, нужно изучить Шопенгауэра и вычесть из Толстого все, что касается его мучительных рефлексий по поводу воли как свободы выбора. Если при этом не останется в тебе ничего - значит, ты шел за Толстым как за просветителем, а не как за мыслителем.
Толстой, будучи оригинальным художником и мыслителем, в рамках теорий и учений не оставил ничего, за что можно было бы ухватиться.
Если из Толстого вычесть Шопенгауэра,  Гегеля, Руссо, все знания, которые он получил из книг, пожалуй, останется лишь его жизненный опыт, стремление к святости по-русски (минус пришедшая от Шопенгауэра и соединенная с русским старчеством идея самопожертвования и аскезы) и любомудрие. Но это позаимствовать напрямую совершенно невозможно. Поэтому кто такие толстовцы? Скорее всего, поверхностные умы, нашедшие очередное надежное прикрытие.