Городища - города. Часть 2

Малопиитические размышления
 на Тверской,у памятника Долгорукому
                Посвящяется Ю. М. Лужкову
               
                * * *
                Вступление

История в руках толкователей – рыба. Скользит в руках, то в сети попадется, то вознесется, опережая волну, или заляжет на дно так, что никакой приманкой ее оттуда не выудить. Ловля рыбы – занятие непорочное.
Ну, сидит себе человек, глубокомысленно уставясь на поплавки, и думает несуетно.
Вода очищает! А История учит и повторяет, и повторяет для усвоения самым неповоротливым умам.
И, если удается выловить рыбку, радуется рыбак! Так и упоминание летописца, всего упоминание и не больше, говорит о том, что Москве можно начать отсчет с 1147 года.
А поворотливый ум спрашивает: а на самом деле?

Потомки чуди да и мерь,
Пришельцев с Запада, Востока
Заволновались: кто ж теперь
В четвертом Риме у истока?
Ведь не могла сама столица
Без основателя явиться, –
Так вот же он – абориген!
И не забыли летописца, –
Пусть в отделении проспится,
Поскольку свой, и с буквы «Н»!

«У столицы должен быть основатель», – сказало пра-вительство и основало постамент: коня, с вкрадчиво сту-пающей ногой, булавой, шлемом, кольчугой, мечом, хвостом лошадиным, и даже чуть-чуть с лицом, конечно, бородатым!
Напоенная тетра-этил-свинцом, издырявленная Москва не делится на советскую «до-и-послешную», и стоит каменюга державная, и оживает в воображении своею душой!

                * * *
                На Тверской

Почему вечный «пат»,
Вечный «шах» на Руси?
Это все не грешно, а потешно!
Шаг вперед, два назад!
Как умны «караси»!
Но сопим мы при этом прилежно!

Мы все в той же стране,
Где Ока по лугам,
Обмелев, протекает неспешно!
В питие и в вине –
Все веселие нам,
Стоеросовым палкам, безгрешным!

Виновата юра
На речных берегах –
Это пласт, образующий землю,
Виновата дыра
На московских холмах,
Что бурилась по плану, на тему…

Над дырою – Москва,
Тридцать тысяч шагов,
По-научному шаг – это метр,
Над Москвою листва,
Рубль – сто медяков,
Иль копеек, ведь меди уж нету!

В отложения «юр»
Зарывается бур,
Подбираясь к прослойке иль линзе,
Раскрывая сумбур
В хронологии «Юр»,
Обстоятельства странных коллизий!

Но сумбур есть сумбур,
В коем логики нет,
А вне логик родится проблема!
Как и Шур, много Юр,
Ими полнится свет,
На Москве их лишь двое, отменных!

Посмотри на Кавказ:
Над Арагви – туман,
Облака, как козлиные рожки!
На Тверской и у нас
Есть такой ресторан,
В подземелии на три порожка!

Над «Арагви» – Москва,
А в «Арагви» гарсон,
Подавала, по-нашему, здешний,
А напротив – эсквайр
На старинный фасон
Булаву держит бронзовой клешней!

«Где Ока по лугам –
Град Калуга лежит», –
Тихо в ус себе дует эскваэр,
«И в быстринах к лесам
Приближаясь, спешит…» –
Но с Орла уж орел не летает!

«Где Ока широка,
Град Кашира стоит…» –
Продолжает и смотрит быком он.
«И волна там легка,
И с волной говорит! –
И глотает слезу медным комом!

Тверд его пьедестал,
И гранитом облит, –
Основатель и градостроитель!
А напротив – портал,
На балконе стоит
Его тезка, земляк знаменитый!

Мутна речка глядит
В бережков парапет,
Речка та же, Москва, но – в граните.
Юрий – первый – отлит,
А другой – «всем привет!» –
В «мерседесе» – наш распорядитель!

Командора рука
Тяжела с булавой,
Командор наш из прочного сплава,
Между Юр тех – века,
Но стоят на Тверской,
Один – жив, а другой – наша слава!

           * * *
          Диалог

– Здравствуй, тезка живой,
Сколько зим, сколько лет, –
Командор невзначай начинает, –
Все один на Тверской,
Я стою, тебя нет,
Я заждался, тебя не хватает!
Ты жеманиться брось,
И окно мне открой!
Я – твой каменный гость,
Я – твой гость дорогой!

От «Арагви» гарсон
К пьедесталу идет,
Он с подносом, – все по протоколу!
И бокал, что патрон
Приказал, подает,
Не дрожит, – кончил высшую школу!

Угощенье приняв,
Юрий, древний, клешней,
Древний, значит, эсквайр Долгорукий,
Булавой помахав,
Молвил каменно: «Гой!» –
«Гой» – привет, по-старинному, други!

– Гой еси, демократ,
Юрий – тезка и брат,
Наконец-то дождался вниманья!
Я давно уж остыл,
Но все ж глазом косил,
На все ваши дела и старанья!

На все ваши дела
Мне смотреть нету сил,
Ваше счастье, что «статуй» холодный!
Все как сажа бела,
И зачем я месил
Столько грязи по весям, голодный?

Я за совесть, не страх,
Город выстроил твой,
Для людей, не царям на потребу!
На семи на холмах,
Где был лес вековой,
Над рекой, под бесхитростным небом!

Прорубил я Арбат,
Тому лет, сколько зим,
Для верблюдов, слонов, караванов…
Ты почто его, брат,
Превратил в магазин,
Застолбил для дельцов-наркоманов?

Колокольной тоской
Бил не раз уж набат,
Только звон уж не тот, он не прежний!
Над Москвою-рекой
Не летят, не парят
Журавли к своей родине нежной!

Все не так, и давно,
Все, ребята, не так,
Виноват враг, конечно, не внешний.
Наливайте вино,
Я скажу вам за так,
Виноватый во всем климат здешний! –

Отдрожало стекло,
Замер голос густой, –
Это спич завершил Долгорукий, –
«Отлегло, отлегло…
Командор в доску свой,
Не умрешь с ним от славы и скуки!»

– Значит, ты – демократ,
Юрий – тезка и брат,
Обвиняешь во всем непогоду!
Знать, в крови наших вен
Одинаковый ген,
И восхвалим за это природу! –

Так земляк отвечал,
Глядя на пьедестал,
Между «Думой», «Арагви», «Манежем»!
Но, однако, пора
За дела: «К топорам!» –
Приказал лимузинов кортежу.

– Нет, дружище, постой,
Кто из нас есть какой?
Сей вопрос не вали на погоду!
Разберемся сперва,
Демократ я – едва,
Я варяжьей, искони, породы!

Что такое варяг?
Это, брат, не понять,
Потому что остыли навеки!
Это – флаг, это – стяг,
Это меч, это – знать,
К демократам ходили мы «в греки»!

Витязь, ратник, стрелец,
Воевода-подлец,
И кругом – за изменой – измена!
Ждал того лишь венец,
Кто был смел-удалец,
Не боялся ни смерти, ни плена!

Убивал и крестил,
Всех врагов загонял,
Конь копытом измерил равнину!
Не хватало мне крыл,
Там, где падал, вставал,
И вручал я княжение сыну!

Ставил много церквей,
Много рыл я могил,
И грешил, преступая зароки!
Суздаль – мать матерей
Придавала мне сил,
И, прощая, терпела пороки!

Все, ребята, не так,
Все не так, и давно…
Вам плохие давали уроки!
Если б знал бы я как?
Так ведь нам не дано
Уложиться в границы и сроки!

         * * *
          Спич

Спич продолжил Юрий-брат:
«Уж ли мне не горько?
Не серчай, виноват:
Русь, да перестройка…
Не в руках, а в суме
Да в деньгах вся сила.
Пусто ежели в казне,
Не бежит кобыла,
Саблей легче махать,
Бронзовый стратег,
Как купить и продать,
Не впадая в грех?!

Ну а вече наше – рать
Журналистов – смело
Может только поорать
На весь свет, на белый!
Эхма, в шкуру мою влезь,
Булавы стратегии
Позабудутся, и спесь.
Хан да печенеги!
Хорошо тебе стоять,
Близ «Арагви» – нега,
Да на то, на се пенять,
Древний мой коллега!

       * * *
   Эпилог - fantasy!

Вдруг коллега, через цепи,
Перепрыгнул, старожил,
Но Москва, отнюдь, не степи…
«Мерседес» он одолжил!

Тезка – лошадь под уздцы!
На знакомую всем кепи
Шлем тяжелый нацепил,
А под ним – шел юный Репин,
И, опешив, заспешил…
А потом от этой жути
Некто, не вникая в сути,
На Лубянку позвонил…

Ночь проходит, день уходит.
Потемневший, сникший, сед,
К постаменту князь подходит,
Говоря:
            – Довольно, бред!
Я свое уже отгрохал,
Но такого и во сне
Не видал переполоха…
Апокалипсис вполне!

Вертолет дай лучше свой,
Голубой, чтоб в небо взмыл…
За твоею «кольцевой»
Я поплачу у могил,
Отдохну от вахты вечной…
Отче, Отче, не предай,
Наш заступник человечий,
Суздальский мой снежный край!

Не предай волны ты плеска,
Не рассказывай про то,
Почему в красе и блеске
Серп и ухо свел в затон?

Почему намыл косу
Под изгиб плакучих верб?
Изломал Оку-красу
Ты в Коломны гнутый серп!

Средь народов, средь чудских,
Под коломенской косой,
Из поречий – до Оки
Речку вплел, назвав Москвой!

Ручеек Москвой пролег,
Междуречьем, не иссяк!
Вот и кончен эпилог,
Знать про Юр обязан всяк!