Глава 7, 8, эпилог

7
Рублёв

Праотчий простор – тишина!
Желтая славит луна
Ночь и коней стремена!
Сочной травою свой луг
Ночь обегает вокруг,
Дневной остужая недуг!

Утренней дымкою – струги,
Рябью дрожащей – река!
И руки, несущие звуки
Пастушьей тоски – рожка!

В сиянье последнего звука
Гостем ступает Христос –
Святого преданья порукой
На крест, на сыновний пост!

Туда, где тропинки сходятся,
Где Храм торжествующе пуст,
В церквушку Святейшей Троицы
Идет осиянный Иисус!

И в переливах звонницы,
На взгорочке дрогнул куст,
Колоколиной конницы
Забился святой златоуст!

В ее родниковый колодец,
Застывший меж светлых берез,
Спускается лик Богородицы,
Пришедшей из праведных грез!

В немую тоску поколений,
Во славу Преданья Святого,
Лег вдохновения гений,
Геном прапрапраРублева!

Архангела копьями мастер –
Иконописец Рублев
Вонзился в чистилище страсти
Явью евангельских снов!

И снова, и снова, и снова
Над волнами песнопений –
Лики Андрея Рублева,
На стенах в игре светотеней!

8

Гойя

В новозаветном году,
Голову стиснув руками,
Гнал от себя ерунду,
Художник, живущий меж нами!

Секунды – в минуты, а годы – в века,
Пространство сплетается в холст…
Материальна злодейка-тоска,
Художник раним и не прост!

Тоска и смертельная скука,
Веревка, патрон и конец…
Два метра сырого пуха,
Доска, со свечой поставец!

Пусто в стакане порожнем,
Окурки и шелест мух…
Трудно художнику, сложно,
Слеп он сегодня и глух!

С лучиком первым, восторженно,
Прокукарекал петух.
Исстари, как и положено,
Стадо увел пастух!

Свечи фитилек потревоженный
С поздней зарей потух,
И горизонт, как из ножен,
Выпустил солнечный круг!

И тьмою вчетверо сложенный,
Вдруг распрямился лопух,
На волю вышел на Божью
Освобожденный дух!

Рассвет развенчал с погостом
Лукавые облака…
Художнику очень не просто
Схватить за рога быка !

Стрелу в тетиву осторожно
Из колчана да на луки
Вложить… И уже заложник,
Все остальное – руки…

Сделают сами! И можно,
Опять станет можно жить!
Так вдохновенный сапожник
Дратвы вгоняет нить
В боты с клюкою старухи!

В стакане, вспорхнувши, мухи
Искристое плещут вино, и
Под вдохновенные звуки
Грунтованной паранойи
К холсту прикасаются руки
Потомка прапрапраГойи!
В душевной рождаются муке,
Алчущие винопоя,
Танцующие закорюки
С носами, как хобот слона,
С глазищами бешеной суки,
Их скрипку ведет сатана
С серьгой золоченною в ухе!

Гонят потомка праГойи,
Еретика и изгоя,
В костер!
К прапрастыду!...
И… Улетел какаду!

Эпилог

Потомок потомка Гойи –
Ложкою дегтя в меду!
Берет на поруки злое
Во вдохновенном бреду!

Во вдохновенном смиренье,
Провозглашая Спас,
Потомка Рублева творенья,
Множат иконостас!

И непонятная совесть,
Ненайденная красота,
Про попугая повесть –
Прозренье слепого крота!

Материально мгновенье,
Материальна тоска!
И следуют, как повторенья,
Секунды, минуты, века!

Над ними Создатель творенья
Семя и кнут отцов
По траектории времени
Бросает – на стадо слепцов!

Допустим, что выдумка, бредни
И fantasy – какаду,
Но был тот, кто первым заметил:
«Красиво!», – взглянув на звезду!