У знаменитой картины

Античную воду по ступам толочь
Привыкли давно, не потея…
Важнее представить ПОСЛЕДНЮЮ НОЧЬ
Не взвидевшей света Помпеи,
Где зодчий восторгов — кретин блудодей
Отдался распутству без страха:
Он бёдер колонны, лепнину грудей
Купил без обмана, за драхмы.
Змеёй извивалися с цитрой в руке
Культурные дивы — гетеры,
И запахи мирта сливались в букет
С геенновым запахом серы.
В лесбийских утехах срывался покров
С округлостей пышуще-липких,
И вор волочил свой немалый улов
Усердно по каменным плиткам.
Над городом всем асмодеева власть
Росла в ожиданье денницы;
И в храмах любви, симулируя страсть,
Привычно стонали блудницы;
Легла Афродита, и Эрос устал —
Чего бы придумать другого?!
— И пьяный меняла измученно спал
На жирном плече «голубого».
Содомский исход так зловеще мерцал
Итогом уже непременным,
Но… проблеск раскаянья редок в сердцах,
Как в мраморном гроте селена.
Уже сотрясали настойчиво кров
Противоприродные ласки…
Такое писать — покраснел бы Брюллов,
У Босха бы высохли краски!
Когда же под утро свой призрачный шанс
Использовать мир не сумеет,
Ритмичность движений введёт в резонанс
Вселенную по Птолемею.
В роскошных притонах заметно скучней
С почти поголовного счастья,
Но после таких исступлённых ночей
Рассвет наступает не часто.
И некто во сне утомлённо зевнул,
Раздавлен влеченьем безумным,
И страстью взаимной дышал Вельзевул,
Вселившись на время в Везувий.
И бред поцелуйных отравленных жал
Вонзался, как некие иглы,
И гибнуть… не то чтобы было не жаль,
Но было нельзя не погибнуть.