Предыдущий и следующий

 
         Искра жизни взметнулась до неба.
         Если правит тобой любовь,
         Если каждое слово - на выдох,
         И сердца удар - на вдох,

         Если ты не вернуться не можешь,
         А неловкость прощанья - что смерть,
         Расстоянье - всего лишь повод
         Без безумства в глазах догореть.

               1

В кровавых застенках
За день до свободы -
Скрежет ключей и
Раздробленных пальцев,
Вытекших глаз и всхлипов – волны.   
Ему – по другому бы все рассказала.
 
Ему – про весну, свой дом, свое счастье
Такое простое, как  раньше казалось,
Ему – все слова, что сказать забывала,
И вряд ли теперь когда-нибудь скажет.

Про птиц, что щебечут за ржавой решеткой
(Значит, все правильно,- ужас не пахнет).
Если цветы поливаются кровью,
Чем, интересно, “благо – ухают ”?

Сердце рвалось наружу – и в небо,
Сердце с лихвою слезами умытое,
Через  отчаянье и  беспросветность 
К нему  - за сто тысяч миль – приходившее.


Лежала в бараке. На досках прогнивших.
-Кто? - №324-
Кожа и кости – Череп с глазами
Из под на!-кинутого одеяла.

Солнце весеннее слишком обманчиво
Греет глаза, но не тело прозрачное
“Прага в такие дни оживает-
В ласточек вороны преображаются”

-Кто? - №324-
(Когда-то  - счастливый, когда-то  - не очень…)
В тридцать два года ставший -  старухой.
Через – нельзя! -
На – всегда стертые
Черты лица – только по памяти,
Да и та – все чаще – стала отказывать.

Повернула голову, и от внезапности,
Отшатнулась, не -
 разобрав в полусумраке -
На нее черной пропастью рот уставился-
Вот тебе –  ее
                улыбка беззубая. 
Засмеялся рот, хрипотой обдав, -
(Надо же – чего испугалась!..)
А потом – затих голос, и без него
От тени – напротив -  ничего не осталось.

-Что вам надо?
-Мне? Поболтать, подруга…
Или, может, ты - меня не узнала?
-Да к чему это все,
На смертном  ложе 
Кто о былом теперь вспоминает?
-О былом – никто, ты  и здесь права,
Вспоминают лишь о долгах не розданных,
Ты же знаешь это -  не хуже меня,
Номер… ТРИСТА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ.
 
Помутнело все, подступив тошнотой,
Суп вчерашний вылился  с  кашлем,
И озноб побежал вновь знакомым путем, 
Голова упала, о стену ударившись. 

               2

Город сказочный, сердце ограбивший
Так, что другим городам не осталось
Ни восхищения, ни любопытства,
Ни ног  за! - хоженых  счастье - усталость.
Город с младенчества  в кровь перекаченный
Первой потребностью жить красотою,
Город уютный, как домик кукольный,
В миг превращавшийся  в  замок волшебника.   

Родилась в двенадцатом, в семье художника.
Вторая – из трех детей.
Волосы – золото, взгляд проницательный
Пражских дождей острей.
Тонкие руки пальцами длинными
Вдумчиво гладили  клавиши,
И на улыбке,  не в меру  искренней,
Не было место фальши.

Училась - с одним лишь стремленьем учиться, -
По волнам плыла беззаботной жизни,
И как - не заметила - в двадцать с лишком,
В руках держала диплом c отличием.   
Потом, как многие, без  ложной бодрости  -
В новый день -  на вчерашний  похожий,
Однажды Его среди тысяч узнала -
Сердце качнулось, и не удержалось. 

Вряд ли ее волновали сомнения,
Счастье не терпит соседства с страданием.
Не увела – справедливость поставила
На пьедестал столько лет пустовавший.

                3

-Эй, спящие красавицы,  давно пора
                Вста-вать!!!
На “танцплощадке” будете
До одури плясать.
Заждались кавалеры – уже который день
Висят по центру плаца – слезать, наверно, лень.
Да сами  и увидите, как плохо заставлять
Ждать – мальчики, от времени,  аж стали  подгнивать.
Но это не помеха, для наших милых дам, ведь верно?
Что  сидите,
                Вста-вать! Вста-вать! Вста-вать!

И с каждым новым криком, раскалывался разум
И от ударов – вопль рождал другой удар.
Плеть прорезала кожу в пример любой из бритв,
Но три удара – много, чтоб смертью  жизнь  прогнать.
   
Никто не шелохнулся, и не запрятал взгляда,-
Вот выгодность  привычки, - не видеть, не жалеть…
“Так, может, даже лучше - заснуть под град ударов,
Но  даже таракашка – отталкивает  смерть”. 

Никто уже не вспомнит о ней через минуту,
И поплетутся тени,  теряя  равновесие,
“Молиться о тебе не будут, разве только,
Чуть слышно процедят сквозь зубы номер-имя”.
 
               4

Над крематорием серыми хлопьями
(Есть ли путь ближе – в небо?)
Души воздушные, пепел стряхнувшие
Стали отсчитывать время.

-Первый,
-Второй…

Сколько же надо, чтобы от боли  им откреститься
Крылья прорезались, но Бог, посмеиваясь,
Их наградил  оперением  - дымчатым.

Между землею и небом  застрявшие -
Такие - ни в рай, ни в ад не годятся, -
Ангелы скорби - спутники  ветра. 

-Девятый,
-Десятый,
-Десятый…

-Считать разучились, сволочи,
Вам только бы – разглагольствовать!
Что ж, ладно, пусть не силен
В этом – можно попробовать.

Вот вижу я вас  - и думаю –
Сколько добра пропадает, -
Лучшее  удобрение,
Крестьяне голодные – плачьте!

А вы – ни себе, ни людям –
Такие вот – нынче – гады.
Ведь, правда, забавно, - голодные
Картофель собою питают!

Да ладно бы это, вот слушайте:
Приходит ко мне одна стерва,
И все – до последней капельки –
Выкладывает про соседку.

Спасибо тебе, милая,  -
Более чем неожиданно!
Да долг платежом красен –
Так уж я, видно, воспитан.

Долго ломал себе голову
В поисках благодарности,
Вот и решил - вне очереди -
Ee к праотцам  отправить.

Дамы и господа,  давай те же поприветствуем:
Человек – воплощенная  искренность,
Человек  - безграничная преданность,
Выходи, покажись, не стесняйся
Аплодисменты! – товарищи.

А теперь – гвоздь нашей программы
Невинная бедная жертва:
Триста двадцать четвертый – на выход!

Аплодисменты! Аплодисменты!


              5

Карлов мост – насколько хватит взгляда
(Пусть не с высоты птицы – все же сверху)
Средь кирпично-красных чуть наклонных пятен –
Крыш и молодой зелени деревьев.         

Через лабиринт двориков цветастых,
Через голоса  оживленных улиц,
Ты к нему пришла: чувствовала – звал
Рыцарь Пражский  твой над водой маренго.

Поспешила дрожь белых рук  унять –
Как глоток воды – воздух схвачен ртом:
- Видишься ты с ним здесь в последний раз, -
Голос из глубин сердца прокричал.

На фигурку долго – без тоски – смотрела:
Сердцу ошибаться приходилось раньше.

Рыцарь невысок, и на взгляд некрепок,
Но ему довериться ты, без слов, могла бы.
 
Проводила взглядом линию от лодки:
Вот бы ей сейчас – под мостами – с ветром!
На зеленый остров между берегами
В сердцевину–вену города – иголкой. 

Чтобы в шприц влилось все великолепье,
Звуки всех времен года и столетий,
Судьбы всех людей –  живших и проезжих –
Воздух, и над Влтавой облаков свеченье.

Но не обмануло в этот раз предчувствие.   
Если бы ты знала! Если бы ты знала…
То у доброй статуи, приложив к ней руку,   
Ты бы не просила: больше ярких радуг!


                6

Дождь – серебристые линии – в лужах
Вздулся: точь-в-точь – гнойные  ранки.
Небо, повисшее ниже обычного, в цвете
Слилось с серой плоскостью зданий.

Выла собака, словно ребенок –
Плакал: у всех свое горькое  горе…
С башни спустился охранник, зевая,
Двор пересек неспешной походкой.

Вот и конец.  В голове проносилось:
“Ревность сильней страха смерти быть может.
 Как не понять ей, что неподвластны
Чувства любым – даже праведным – доводам”.   

Струйки воды по лицу и – за ворот.
Музыка сердца – “Весна” Стравинского.

В пол оборота – “Игра умыкания” –
Чтобы лица белой  пленки  не видеть. 

Эти две жизни сплелись, точно корни
Дерева – насмерть, на смерть в одночасье.
Два человека, еще не сломившихся,
Хоть и познавших: чудес не бывает.

Точно два зверя в клетке двора
(знать – ошибаться, чувствам - поверить).
Столь непохожие, перед лицом смерти
Мы все – предыдущий и следующий.

Не обернулись на шум шагов.
Триста двадцать четвертый,
Все, что еще волновать бы могло
Тебя – безвозвратное прошлое.

И потому не сомкнула ресниц,
И ни один мускул не дрогнул.

К ней подошел вплотную – глаза
В глаза –  и ухмыльнулся эсэсовец.

- Ну, надо же - знакомые лица!
Еще не всех солдат ублажила,
Жива раз… Хотя с такой рожей,
Милочка, я под свою собаку, и ту,
Тебя не подложил бы.

             7

Всплывали  в зажатой памяти кадры,
Сменяя друг друга в бешеном ритме;
Как будто платину прорвало, слезы
По руслам – щекам с дождем – хаотично.

Сталью наручников – к батарее,
Взгляд зацепил –  кровь на стене,
Это – замученных и униженных,
Нестираемый даже временем –
Продолговатый след.

По лицу кулаком – кровь изо рта,
Под всеобщий смех, просьба: “Воды…”
Каждый раз, через силу открыв глаза,
Повторяла себе: “Я должна жить”.

А потом привязав, чуть живую, к столу,
Вырывали  по ногтю – за новый крик.
На  разодранных губ  шевеленье: “Пить…”
В ответ:  на землю – литр воды.



В этот раз – все иначе. Пуля прожгла
Сердце своим острым огнем.
Что же ты, Пражский  рыцарь, молчишь,
Отчего ей спастись не помог?..


13-30 апреля 2004