Руководство по эксплуатации Пегаса обыкновенного Pegasus vulgari

(Личный опыт. Два месяца в седле).


Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый по-своему лошадь.

Маяковский В.

Мне из всех коней как раз
Не подвластен был Пегас.
Мне доверен сивый мерин,
А искусство не для нас.

(куплеты Министра изящных искусств
из оперетты «Фиалка Монмартра»)


  Древняя арабская мудрость гласит: «Когда Бог захотел создать лошадь, сказал он южному ветру: «Я хочу, чтобы из тебя произошло существо. Сгустись!».  Воистину, арабы были поэтичным народом! 

  Видимо с тех далеких пор любое скопление поэтичного народа никак не может обойтись без светлого образа стройного травоядного копытного млекопитающего, с крыльями или без. Одних «лошадиных фамилий» на Стихире столько, что поневоле начинаешь чувствовать себя на виртуальном пастбище или в стойле виртуальной конюшни:
Белый конь (http://www.stihi.ru/author.html?gesal),
Конь (http://www.stihi.ru/author.html?kentavr),
Конь в пальто (http://www.stihi.ru/author.html?konvpalto),
Конь педальный (http://www.stihi.ru/author.html?horse_t),
Лошадка (http://www.stihi.ru/author.html?n7),
Лошадь-критик (http://www.stihi.ru/author.html?loshadkritik), 
Кляча (http://www.stihi.ru/author.html?clever),
Коняшка (http://www.stihi.ru/author.html?helenko),
Иноходец (http://www.stihi.ru/author.html?inohodetc)
И т.д. и т.п.  (Да простят меня все те, кого я не упомянула, ну или наоборот – все те, кого упомянула (в зависимости от результата). 
  Надо отметить, что стремление поэта идентифицировать себя с этим благородным животным как нельзя лучше сказывается на самих стихах – удовлетворившись подобной самоидентификацией, авторы редко поминают «всуе» нелетающих родственников Пегаса, чему эти родственники должны быть только благодарны.
  Ибо возвышенное стремление поэта осчастливить лошадь одой, поэмой или песнью на поверку оборачивается для нее тяжкой хулой и наветом. Впервые встретив такое несправедливое  отношение к этим животным на Стихире, автор этих строк уже не могла остаться равнодушной к происходящему, и, оседлав рабочую лошадку своего трудолюбия,  два месяца не слезая с седла,  гонялась по виртуальным просторам  за   нарушителями Международной Конвенции «О защите животных от жестокого обращения». И даже иногда настигала таковых.


  Каких только обид не было нанесено разным представителям конной породы, опрометчиво лишенным природой дара речи, а, следовательно, и способности самостоятельно выступить в свою защиту перед судом поэтического сообщества Стихиры! Какими только наветами и оговорами не погрешили авторы за истекшие два месяца против истины о красоте и благородстве,  о жизни и судьбе этих прекрасных созданий.
  Слез нельзя сдержать, например, рисуя в своем воображении (как советует нам автор Gremlin ) пропорции животного, измененные поэтом до полной неузнаваемости по сравнению с теми, что были даны лошади при рождении.

Нарисуй мне, пожалуйста…
Gremlin
http://www.stihi.ru/2004/04/29-05

Нарисуй мне, пожалуйста, солнечный шар золотой,
Летний зной и с водою холодной забытый колодец.
Пусть галопом промчится по лугу гнедой иноходец,
Чтобы жажду в жару утолить той кристальной водой.

  «На слово «длинношеее» в конце пришлось три «Е». Я вот всегда думала, что это песня про жирафа, а оказывается – про лошадь! Но как иначе, не обладая от природы жирафьей шеей, «гнедой иноходец» сможет «утолить жажду» из «колодца»? Видимо, недостаточно глубоко припадали мы в детстве к истокам советской эстрадной песни, где поэтичность присутствовала наряду с хорошими познаниями в зоологии:

Как олени с колен, пью святую твою
Родниковую правду, Беловежская пуща…


  Надо сказать, что изрядный импульс на два месяца залезть в седло мне придали номинаторы и номинанты, можно сказать «придержали стремя». И тут события разворачивались, как в известном ветеринарном анекдоте:
  «В ветеринарной академии на семинаре преподаватель вызывает студента:
- Как бы вы поступили, если бы лошадь упала и сломала ключицу?
Студент:
- Остановил бы кровь, забинтовал бы, наложил бы шину...
Преподаватель:
- Неправильно! Прежде всего, зовите фотографа, звоните в зоологический музей и сообщайте, что вы первый в мире обнаружили лошадь с ключицей!

  Впору самой вооружится фотоаппаратом и звонить то ли в Минздрав, то ли в Минсельхозпрод,  читая на главной странице такие  строки:

http://www.stihi.ru/2004/02/29-1382
Времена (Тяжёлый песок)
Black Spirit

Если бы я был лошадью, согнувшейся под тяжестью крупа маршала Жукова…

  Лошадь тут, как говорится, отделалась легким испугом. Маршалу Жукову досталось куда серьезнее, потому что круп у лошади  - всего лишь деталь ее задней части, но круп у маршала??? Конечно, такое несчастье как круп случается и у человека, но обычно в раннем детском возрасте, в виде острого воспаления гортани и трахеи - заболевания верхних дыхательных путей. Бывает он истинным, дифтерийным и даже ложным. Но маршал явно вышел из нежного детского возраста и запечатлен на памятнике в бодром парадном здравии.  Видимо, поэт своим внутренним взором способен проникать в суть любого заболевания гораздо глубже, чем Минздрав, и эпидемия тяжелейшего крупа угрожает всем  конным статуям Москвы, а, возможно, и Петербурга.
  С трудом удалось мне удержаться от скоропостижных звонков в северную столицу с призывами к знакомым поэтам спасать Медного всадника, Александра III и укротителей коней Клодта. Как показало дальнейшее развитие событий, и в Питере, где коней (пусть  чугунных, медных или бронзовых) на душу населения куда больше, чем в Москве, обращение с ними ничуть не лучше, чем в столице.

  Если доверить поэту сложное и ответственно дело -  запрягать лошадь, можно с уверенностью сказать, что полученная в результате поэтических усилий самоходная конструкция из лошади, телеги и конной сбруи ни за что не сдвинется с места. И тут уж  шлея под хвостом  покажется наименьшим бедствием.
  Как в силках запутался в упряжи горячо любимый мною питерский поэт Дмитрий Богатырев:

МЖ
Дмитрий Богатырев
http://www.stihi.ru/2000/12/25-167

И думал конь, привязанный к оглоблям,
О том, что жарок день и слепни злы,
Но легок груз. И конь сосал удила.

  Нам, городским жителям, только понаслышке знающим, что есть на деревне такая длинная палка под названием «оглобля», умом деревню не понять. Далеки мы от знания того, что конец оглобли инженерно состыковывается вовсе не с лошадью, а с дугой и с гужом хомута. Ну а такие термины  из оглобельно-дуговой запряжки, как «черезседельник», «подбрюшник», «гуж» и «супонь» для нас вообще представляют собой птичий язык,  слегка знакомый на слух благодаря парочке русских пословиц и поговорок: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж», например, или та же «шлея под хвост попала».
  Однако попытки освоить и даже модернизировать  этот язык  продолжают предприниматься с завидным постоянством.  Приветствуя стремление человека к знаниям, попеняю авторам лишь на одно отрицательное последствие таких изысков – процесс понимания между поэтом и читателем заходит в смысловой тупик. И застревает там надолго.

КОНЬ НА БОЙНЕ
Ахамша
http://www.stihi.ru/2004/05/19-242

Понял конь и бил копытом
Удила, в кровь закусив
Он прощался с миром, с милой,
Слез, старясь уж не лить.

  Ну, как тут понять поэта? Ведь скелет лошади никоим образом не позволяет ей бить копытом собственные удила, ежели, конечно, удила находятся во рту. Если же сделать допущение о неправильно поставленной запятой, жанр произведения начинает медленно дрейфовать в сторону «ужастика», ибо тогда удила превращаются в некий живой организм, наделенный кровеносной системой, раз их закусывание может привести к кровоизлиянию. 

  Надо сказать, что в отсутствии понимания между поэтом и читателем могут происходить страшные явления, резко увеличивающие смертность среди литературных травоядных. От поэтических изысков нынче мрут не только мухи.  Но иногда даже кони.
  Конечно, все мы смертны, и что самое печальное, как известно, внезапно смертны. От самых разных причин. Но даже классик, увековечивший среди нелепых способов покинуть этот мир Аннушку и подсолнечное масло, позавидовал бы оригинальности мышления некоторых наших авторов Стихиры.

http://www.stihi.ru/2004/06/11-1007
На бойню.
Геката

Хромала кляча по селу,
Полуслепая и больная,
На целом свете никому,
Осталась не нужна такая.

А было время по полям ,
Как ветер лихо пролетала.
К далёким сказочным краям
Младую лошадь сердце звало.

Но у людей свои дела,
Поймали и хомут одели,
Пахала для всего села.
А дни всё шли и шли недели.

Хромала кляча по селу.
А позади бежали дети...
Слезу роняя на ходу ,
К своей она влачилась смерти.

  Видимо, для младой лошади вид «одетого хомута» оказался настолько невыносим, что она тут же состарилась, заплакала и устремила копыта свои по направлению к смерти. Правда, автор не уточняет, как именно был одет «хомут» - во фрак или в телогрейку, но несомненно, что его одежда произвела на лошадь действие, сходное с каплей никотина. Этот полезный опыт можно смело рекомендовать нашим животноводам: мало того, что, изловив младую лошадь и продемонстрировав ей одетый хомут, можно добиться от нее подчинения, но зрелище это в течение нескольких дней или недель неминуемо приведет животное к скоропостижной кончине на бойне. Видимо, тонкая душевная организация младой лошади не позволяет ей видеть одетые хомуты – только обнаженные.

  Другая поэтесса, Рязанцева Ольга, решила не ограничиваться в своем стихотворении упоминанием какой-то одной детали конной упряжи, а разобраться с ней, что называется, «от» и «до», перечислив как можно больше предметов, поэтессе известных:

Дорога черного коня
Рязанцева Ольга
http://www.stihi.ru/2004/06/03-690

Звон подков и скрип седла,
Тень мелькнула, снова свет,
И конь – богатырь, закусив удила,
Мерно ступает – а всадника нет.
Попона и упряжь чернеют в крови,
А в луку седла стрела вонзена.

  Трудно догадаться, для чего именно снаряжал этот всадник своего коня – для войны ли - «под седло», или просто «в конюшне постоять» – под попоной?  Но одновременно седло и попона на одном коне смотрятся довольно нелепо, входя в резкое противоречие с консервативной лошадиной модой, требующей на отдыхе для утепления носить попону, а под всадником для удобства – седло.  Видимо, перепутала Ольга попону с броней конной, что использовалась в средние века для защиты этих рыцарских спутников от стрел и копий. 
Вот и стрела, вонзенная в луку седла, все больше убеждает читателя в том, что речь идет о лошади военной. Однако, не уточняет автор, в какую именно луку седла вонзилась стрела – в заднюю или в переднюю. А задуматься об этом внимательному читателю стоит, потому что в переднюю луку попасть стрелой довольно проблематично – мешает лошадиная шея. Если же стрела вонзилась, что более вероятно, в луку заднюю, то видимо всадник именно эту часть, простите за подробности, опрометчиво подставил под обстрел коварному врагу.
  А автор тем временем продолжает рисовать картины, одна ужаснее другой:

Побежденные звери возвращают долги,
Не слышен хозяина шаг – тишина.
К Земле – Матушке конь голову клонит,
Гривой пышной глаза покрывает свои,
Здесь прячется конь от душевной боли,
И светит над ним ореол Луны.
И странно очень пустое седло,
Перевязь пуста без меча доброго,
Как будто все есть, и нет ничего,
Остался воин в плену у ворога.
В плену вовек на чужой земле,
И тело его не предано ей;
На трупе – ворон, доспехи - в воде,
А конь все идет дорогой своей.

  Видимо, глубокая душевная боль боевого коня вызвана совсем не тем, что одет он не по моде, и даже не тем, что все на нем все какое-то странно пустое – и седло, и перевязь (вообще-то меч наполняет собой вовсе не перевязь из ремешков, а ножны, но шутки наших авторов с холодным и огнестрельным оружием – это уже совсем другая история). Нет, все гораздо сложнее. «Как будто все есть, и нет ничего», - вот глубокая философская мысль, терзающая пытливый ум лошади, вставшей на путь просветления.  Именно по пути просветления, как я понимаю, и двинулся дальше этот духовный подвижник – Черный конь.

  Нет, не получается у поэтов управляться с конной упряжью, будь то хомут, или уздечка, но тем не менее почему-то именно лошадиная сбруя пользуется в поэтической среде особой популярностью для выражения сугубо человеческих эмоций.

Удила рву свои на волю
Шико
http://www.stihi.ru/2004/05/26-357

И куда ж так быстро спешить?
Гнать запаренных гонкой коней…
Может, плюнуть и просто жить,
Не считая прошедших дней…
Но в отчаянье просто диком
Я на взмыленной тройке в гору,
Захлебнувшись слюной и криком,
Удила рву свои на волю…

  Кто тут на ком едет? Почему у лирического герой вдруг оказались удила «свои», если он едет на «взмыленной тройке»?  Видимо, от отчаяния «просто дикого» он отобрал и у коренника, и у пристяжных их удила и присвоил себе.

  Стремясь обратить себе на пользу многовековую мудрость русских пословиц и поговорок, поэты не останавливаются перед проблемой утраты их смысла как вкопанные, а активно экспериментируют, ищут и даже находят новые перспективы словоупотребления. Жаль, что перспективы эти не всегда помогают взаимопониманию между читателем и поэтом.

Повезло дарёному коню. (Чудеснику со стареньким компьютером)
Зульфия
http://www.stihi.ru/2004/05/19-238

Повезло дарёному коню -
Дурень в зубы вовсе не глядел,
Лишь котомку подвязал к ремню
И, с галопа, в тучи улетел.

А хозяин - сбрую в пыль с руки,
Рвёт волосья: "Господи, еси!"
Ну и что, - сказали мужики,
Так всегда летали на Руси...

  Вот хоть  рвите меня на части конями в разные стороны, хоть топчите меня копытами:  о чем поговорка – понимаю, а о чем стихотворение – нет.  Хотя есть у меня подозрение, что все же тут речь идет о Пегасе.

  Чудесные превращения  любого коня в Пегаса не переставали радовать мой глаз. Дабы не упрекнули меня в стремлении во всем видеть только плохое, с радостью предлагаю увидеть хорошее:

дорожное
Мумуки Забодаки
http://www.stihi.ru/2004/05/25-1243
 
Баба с возу-полегчало сразу!
ступиц благодарное вращенье
уносило возчика от сглазу
алчной прозы, к месту назначенья.

и Савраска снова стал Пегасом

  Однако такие светлые моменты в суровой, полной опасностей и скорбей поэтической лошадиной  жизни случаются нечасто. Нет покоя лошадям при жизни, но нет покоя им и после смерти.

МАНЕЖ СГОРЕЛ И ТЫСЯЧИ КОНЕЙ...
КАЗАНЖАНЦ ВАЛЕРИЙ
http://www.stihi.ru/2004/05/18-1082

Манеж Сгорел и тысячи коней,
вернее тени душ их встрепенулись,
свободные от бричек и саней,
понурые они к нему вернулись,

чтоб вместе с ветром броситься в пожар,
да и конюшня видеть их не чает…
Вон в небе полыхает круглый шар,
который люди солнцем величают!

  Почему у лошадей, что тянули при жизни «брички и сани», вдруг возникла такая стойкая привязанность к Манежу?  Видимо, из чувства лошадиной солидарности с теми верховыми чистых кровей, каких тренировали в манежах на зависть всем прочим ездовым, запряженным в брички и сани. Да и тренировали ли? Французское слово «манеж» в значении специального здания для выездки лошадей, обучения верховой езде, на русской почве прижилось своеобразно. Первоначально это архитектурное сооружение по приказу Александра I возводилось для парадов и смотров с таким расчетом, чтобы в нем мог поместиться гвардейский пехотный батальон, и не только поместиться, но и свободно маршировать.  За свою долгую историю Манежу удалось побывать церковным помещением (летом 1894-го при большом стечении горожан здесь отслужили панихиду по только что скончавшемуся государю Александру III), зимним садом с пальмами, цветами, фонтанами и прудами, в конце XIX века - спортивной ареной для новой заграничной игры — лаун-тенниса. В нем устраивали зимние катания и гонки на только что вошедших тогда в моду велосипедах.  В нем проводились выставки, самой знаменитой из которых была Политехническая выставка 1872, и концерты. В 1867 в Манеже состоялся грандиозный концерт, собравший 12 тысяч зрителей. Оркестром и огромным хором (700 человек) дирижировали всемирно известные композиторы Гектор Берлиоз и Николай Рубинштейн. После революции здание перепрофилировали под правительственный гараж. С 1957 года Манеж стал Центральным выставочным залом. Но вот доводилось ли ему быть конюшней?! Мне не удалось найти таких сведений.
  Но наибольший шок пришлось испытать автору этих строк в финале стихотворения. В очередной раз основы моих зоологических представлений были потрясены извержением вулкана авторского красноречия:

Манеж сгорел. Остались берега.
Как нечисть на идеи плодовита,
но не поднять ей воздух на рога
и белый свет не бросить под копыта.

  О чьих копытах ведет речь автор, я догадываюсь, но чьи рога он упоминает?

  Нет, все больше убеждаюсь я, что хождение «в народ» для городской  интеллигенции исключительно полезно, а для народа – безвредно, по крайней мере, в малых дозах.  Самое время вооружиться перьями и устремиться к истокам, то бишь, в деревню, окунуться в незамысловатый быт сельскохозяйственного уклада, сеять разумное, доброе, вечное…
  Вот с технологией посева тоже еще возникают отдельные проблемы.

Твой рыцарь на белом коне.
Кузнецов Григорий
http://www.stihi.ru/2004/05/17-1408

Коня я своего посеял,
И латы сдал в металолом.
Ходил и вечное я сеял,

- делится с нами своим опытом посевных работ Кузнецов Григорий.  Мне, правда, не удалось достоверно установить, что именно посеял лирический герой – «вечное» или «коня», или и то, и другое вместе. То ли конь его был бессмертен,  то ли «вечное» сеялось при помощи этого безотказного работящего животного? Как тут в очередной раз не вспомнить золотые песни славного советского прошлого:

Мы с чудесным конем
Все поля обойдем
Соберем, и посеем, и вспашем…

  Это же готовая инструкция к действию, чтобы там не говорил Михаил Задорнов по поводу нарушения цикла сельскохозяйственного производства!

  С большими затруднениями сталкиваются поэты при описании лошадиных аллюров.  Вышеупомянутому мною Gremlinу  удалось, например, обучить иноходца галопу, но это еще не самое великое достижение в конной выездке. Другому поэту, Яну Дариусу, легче далась работа с неодушевленными предметами, а именно - с каретой, которую поэт заставил двигаться рысцой, видимо, попарно поднимая  правое переднее и левое заднее колесо, и соответственно – наоборот. 

Баллада о Севере и Юге
Ян Дариус
http://www.stihi.ru/2004/05/18-800

Что за черт, я тебя не любил – не жалел, но снился мне сон
Будто в ночь отпустил одну – в карете в средние века,
И уехала ты, ну а кучер, каналья, смекнул свой резон
И карету – рысцой, а сам, усмехаясь, раздирал на тебе шелка...

  Надо отметить, что рысь из всех аллюров – самый неудобный для всадника, потому что на ней больше всего трясет. Затрудняюсь даже представить, какие разнообразные эротические ощущения испытать могли лирические герои баллады при каретной рыси. Подумав еще немного, я взялась предположить, что автором создана самоходная карета, мощность двигателя которой измеряется, как это принято до сих пор у всех самоходных повозок, в лошадиных силах, а скорость – в лошадиных аллюрах – шаг, рысь, галоп.



  Два месяца в седле пролетели незаметно, и настала пора спешиваться и подводить итоги.
  Если попытаться представить себе собирательный литературный портрет лошади, живущей в виртуальных просторах Стихиры, то выглядеть это животное будет приблизительно так: старое, хромое, загнанное, накрытое попоной, впряженное куда-то и одновременно оседланное, с длинной шеей, с рогами, непременно с окровавленными закушенными удилами и перспективой закончить жизнь на бойне.  Глубокая печаль охватила меня, глядя на этот портрет. Печалилась я о том, что лошадь и поэт, столь неразлучные в стихах, так редко встречаются  друг с другом в реальной жизни. Лицом к лицу, или вернее лицом к морде.  И ведь главное, что обе стороны от этого страдают: лошади -  молча, а вот поэты, к сожалению, - на словах. И поскольку нет у меня надежды, что кони наберутся смелости лично явиться к поэту, чтобы быть ему представленными во всей своей красе, остается только попробовать представить поэта лошади. 
  Потому всех желающих лично «закусить удила», «вскочить в седло» или хотя бы «вставить ногу в стремя», приглашаю организованно совершить конную прогулку по лесу в какое-нибудь из воскресений этого лета.


P.S. Продолжая традицию завершать свои обзоры собственным ляпом во утешение  всем упомянутым авторам, я тщательно искала, где мне довелось обидеть лошадь. Не найдя, расстроилась, но все же вспомнила: был у меня один ляп, вовремя замеченный и исправленный до публикации. Но, тем не менее,  справедливости ради привожу первоначальный текст:

Пророчество вёльвы (Сурт)

Колдовство возникает из сердца огня,
И рождается музыка в хаосе звуков.
Но однажды (не ведаю точного дня)
Под копытами всадников дрогнет земля, -
Он придет с далекого юга.

Тому, кто ляпа не увидит, рекомендую ознакомиться с исправленным вариантом:
http://www.stihi.ru/2004/01/20-581