Сказание о николае кузнецове поэма

 
            "Я люблю жизнь, я еще молод.Но если для Родины,
           которую я люблю, как свою родную мать, нужно
           пожертвовать жизнью, я сделаю это."

                / Из письма Николая Кузнецова./

              Поэма помещена в основных фондах Музея им.
            Героя Советского Союза Николая Кузнецова во
            Львове. /Украина/

          Глава первая

   Вечерних огней золотистая россыпь,
   Курантов серебряный звон в синеве.
   Задумчивый, стройный, светловолосый
   Идет молодой инженер по Москве.

   Такие же парни, рожденные бурей
   Призывом тревожили души не раз:
   - Даешь Днепрогесс, Комсомольск на Амуре
   И Северный полюс, Урал и Донбасс!

   А был для него день прошедший, вчерашний
   Экзаменом стойкости, духа и сил.
   В Свердловске, в могучих цехах Уралмаша
   Он юное сердце свое закалил.

   В кипении будней он жил и в работе
   И в мире конспектов, журналов и книг.
   И вскоре язык гениального Гётэ
   Он знал, как великий  наш русский язык.

   Германцу, что прибыл в Свердловск из Берлина,
   Сказал он, свои объясняя дела,
   Что стать инженером крестьянскому сыну
   Родная советская власть помогла.

   Сверкнуло пенснэ.Поборов удивленье,
   Берлинец, казалось, растаять готов:
   - Какое чудесное произношенье!
   Ну, право же, немец вы, гер Кузнецов!

   ...Плывут, словно лебеди воспоминанья
   И вечер, как дивный корабль плывет.
   А завтра воскресное утро настанет
   И парки столицы заполнит народ.

   И вспыхнут весельем  леса Подмосковья.
   Быть может, любовь свою встретит он тут.
   Возможно пополнится род Кузнецовых,
   Возможно и дети и внуки пойдут.

   Возможно.Но есть невозможное в мыслях.
   Мечтатели, в этом не ваша вина.
   Кто знал,что  с рассвета над миром повиснет
   В крови и рыданиях слово "Война".

   Москва в непривычном мундире солдата
   С утра привыкала к законам войны.
   И, словно вокзалы все военкоматы,
   Прощанья любимых, друзей и родных.

   Крест - накрест заклеены окна в квартирах.
   На улицах танки, сверканье штыков.
   О, как горячо умолял командира
   И рвался на фронт Николай Кузнецов.

   Мужской разговор, откровенный, суровый,
   Как будто звенела набатная медь:
   - Хотите на фронт? А на что вы способны?
   - Способен сражаться.Готов умереть!


           Глава вторая

   Упруго натянутый шелк парашюта.
   Тревожная, нервная летняя ночь.
   Земля приближается с каждой минутой,
   А небо изрезал прожектор, как нож.

   Толчок.Приземленье.Рассветная зыбкость.
   Ты весь в напряжении, к бою готов:
   Грачев - для друзей, для фашистов -Фон Зиберт,
   А сам для себя - Николай Кузнецов.

   Игривый, на травах настоенный ветер.
   Землянка да лес молчаливый вокруг.
   Один лишь на свете товарищ Медведев -
   Твой бог партизанский, советчик и друг.

   Потом ты поверишь, что мир твой не тесен.
   Но ты его сердцем постигнуть сумей.
   Как нет без деревьев ни рощи, ни леса,
   Так нет и успеха без верных друзей.

   Роднее родных и доверчивей близких
   Друзья, породненные общей судьбой.
   Как долго семья патриотов Струтинских
   И горе и радость делила с тобой.

   И доктор Цесарский, и Коля Приходько,
   И Стехов, Каминский,Гнедюк и Лукин...
   Москва узнавала по радиосводкам:
   В разведку Грачев не уходит один.

           Глава третья

   Ты входишь в захваченный немцами город
   Манерами отпрыску графа подстать.
   Каким же великим талантом актера
   Разведчику надо подчас обладать.

   Сфальшивит на сцене актер, ну и что же -
   Его отчитают,засвищут, а тут,
   Лишь только на миг усыпишь осторожность -
   И звери тебя на куски разорвут.

   Но прочь опасенья, ты признан и принят
   И чувствуешь сердцем - близка уже цель.
   Еще бы: сам обер палач Украины
   Тебя привечает в раскошном дворце.

   У Эриха Коха овчарки, как волки.
   К нему прикоснуться ты только посмей.
   Спросить бы кровавого Коха, а сколько
   Сгноил он ни в чем неповинных людей.

   Терпенье! Как струны натянуты нервы.
   Горячая кровь приливает к вискам.
   И пули в обойме народного гнева
   Легли в парабеллум.Расплата близка.

   Хмельной гауляйтер в пылу откровенья
   Бахвалится перед своим "земляком",
   Что Гитлер вот-вот поведет в наступленье
   Несметную силу под Курском, Орлом.

   В груди нетерпение аж клокотало:
   Немедленно к радиостанции в лес!
   А завтра с рассвета Москва уже знала
   Вот эту, фронты всколынувшую весть.

   Один, в окруженье зверья, ты не смог бы
   Ни жить, ни сражаться,ни выстоять сам -
   Без верных попутчмц Лисовской и Довгер,
   Пылающих жаждой возмездья врагам.

   Во взглядах соратниц в тех яростных буднях
   Едва ли ты нежность весны уловил.
   Но в битве жестокой ты верил, что будет
   И время для ландышей и для любви.

   Все будет! Но лед повседневного риска
   Трещит, и бездонная пропасть под ним.
   Не всем, но кому-то стоять обелимком
   И каменным сердцем тянутся к живым.


              Глава четвертая

   О, то что увидел - душа леденеет:
   Сперва ужаснулся, став белым как мел.
   Под Ровно огромную группу евреев
   Фашисты к оврагу вели на расстрел.

   Что делать? Судьбу их решали минуты.
   Подъехав к солдатам в машине своей,
   Фон Зиберт, ругаясь, манерно и круто
   Конвою убраться велел поскорей.

   А старшему, сделав серьезную мину,
   Бумагу какую-то сунуть сумел:
   - Гер оберст, вот это приказ из Берлина:
   Вернитесь в казарму.Отставить расстрел.

   В сердцах обреченных людей, несказанно
   Надежда спасения мигом зажглась.
   Фон Зиберт помог им уйти к партизанам.
   Его выдавало тепло добрых глаз.


             Глава пятая

   Пускай под охранной военных эскортов
   Возили кровавых арийских горилл.
   Грачев настигал их от имени мертвых,
   Убийц на виду у Вселенной казнил.

   Стрелял он в карателей, в их генералов,
   В бездушных вершитлей смерти и мук:
   Фон Даргеля меткая пуля догнала,
   Прикончены Баэр фон Ингель и Функ...

   Весь мир узнавал о разведчике русском,
   Чье имя окутал легенды туман.
   О нем говорили и Сталин, и Рузвельт,
   Приехав на встречу свою в Тегеран.

   Он не был ни самым отважным и сильным,
   И не был на свете мудрее других.
   А просто был сыном великой России
   И этим он славы бессмертной достиг.

   Он жил, чтобы светлой мечтой озариться
   И легких путей никогда не искал.
   Погиб он, как самая гордая птица,
   Как в "Песне о соколе", в грохоте скал.

                Май 1985 года.