Притча про марата маратова

 Вступление.
Что представляет собою современная поэзия? Обыкновенному человеку трудно догадаться о ее существовании, но некий стереотипный образ поэта существует у каждого. Если его обобщить, то получится перезрелый ботаник, с наслаждением бормочущий заумную чушь таким же мирным идиотам, как он сам.
Как говорится, истина где-то тута. Стихи, со времен понятного даже детям Пушкина, превратились в некий интеллектуальный ребус, предназначенный исключительно для выпускников филфака. Но вот сами поэты отнюдь не смиренные философы. Это кипящие воинственным гневом конквистадоры, готовые врезать в ухо всякому, кому не понравятся их поэмы.
Не верите? Зайдите на специальные сайты, куда переместилась практически вся литературная жизнь. Там вы не встретите трепетной лани. Там идут непрекращающиеся войны поэтов, стоит площадная ругань, и то и дело остро звучит вопрос жизни и смерти.
Если вы туда сунетесь со своим мнением, вам тоже достанется на орехи, даже если вы уверены в своих физических силах. Дело в том, что все эти кровопролитные драки совершенно виртуальны. Если вы сойдете с ума и приметесь за поиски своих обидчиков, то потеряете остаток жизни в бесплодных странствиях. Лучше вместе со мной посмотреть на современный литературный процесс со стороны, и просто посмеяться над чудачеством уверенных в себе гениев. Я как раз написал про это рассказ.
Но тут необходимы некоторые комментарии. За основу я взял абсолютно реальную перепалку одного московского сетевого автора со своими читателями. Поэта зовут Ербол Жумагулов. Он разместил в интернете на сайте Стихи.Ru совершенно непригодное к пониманию стихотворение. Все просьбы пояснить темные стороны произведения приводили его в неописуемое бешенство. Я представил, как бы могло это выглядеть здесь «в реале», и вот, что получилось…
Добавлю еще, что все стихотворные цитаты взяты из уже упомянутой поэмы Ербола. Топ – это лучшая десятка поэтов сервера Стихи.Ru, некогда публиковавшаяся на главной странице сайта. Попадание в нее считалось у многих участников проекта признанием их многогранного таланта и выражением народной любви. Странные имена литераторов отражают всеобщую сетевую тенденцию подписываться «никами» - вымышленными именами.



 Притча про Марата Маратова
Стихотворение окончилось, но голос Марата еще дрожал в пространстве.
Поэт выдержал паузу и уставшим голосом произнес:
- Я готов ответить на ваши вопросы.
В зале заметно оживились. Тут были и Хома Брут, и знаменитый Кикеро, и Федорино горе, а так же Минералка, Мерцающая вдали и Долговая Яма. Ведущей вечера пригласили несравненную Sony`chku.
Очарованная публика, все еще наслаждалась услышанным и не торопилась задавать возникшие по ходу чтения вопросы. Стремясь заполнить образовавшуюся паузу, подал голос почетный гость вечера Вячеслав Иванович Никашов. И хотя вопрос у него еще не сформировался, он надеялся придумать что-нибудь экспромтом.
- Дорогие друзья, - начал Вячеслав Иванович, поднявшись со своего места, - то, что мы сегодня услышали, это просто удивительно! Это был праздник настоящей поэзии! Это просто… просто… удивительно как хорошо! Только вот я не понял одного обстоятельства. Во второй части произведения лирический герой говорит о своем возвращении в некий город. Хотелось бы уточнить, какой город имеется в виду. Является ли он собирательным образом Итаки, как можно подумать, исходя из эпиграфа, хотя «липовый запах» скорее указывает на Москву, тем более, что «святая русь» только усиливает это впечатление…
- А не пошел бы ты, дядя! – прервал Марат почетного гостя.
- То есть, как? Что значит «дядя»? – опешил Никашов.
- Закрой хлебало, козел недогребанный. Ни хрена не понимаешь в современной поэзии, торчок моржовый, гнида ералашная, а еще пасть разеваешь!
Вячеслав Иванович чуть не сел, но решил сохранить свое достоинство.
- Нет, уж, позвольте, - негодуя закипел он, - я кое что понимаю, в отличие от некоторых, только, так сказать, оперившихся… Я, между прочим, в топе регулярно появляюсь, а это кое что значит, это вам каждый из здесь присутствующих подтвердит…
- Да знаю я сколько ты раз был в топе! Четыре раза ты был в топе! А сейчас ты не в топе и не в Европе! А я тебе сейчас скажу где ты и где твое место – у параши твое место!
- Да что это такое творится, люди добрые, - возопил В.И.Н., как его знали по публикациям на сайте.
- Вячеслав Иванович, полноте, успокойтесь, - одернула его поэтесса фон Гимн.
- Наташенька, милая, как же мне успокоиться, когда этот хулиган позволяет себе такое… такое…
- Если ты сейчас, старый мутнозвон, не заткнешься, я тебе таких люлей отвешу, мало не покажется, - резюмировал Марат.
- Да как ты смеешь, щенок! – стандартно ответил Вячеслав Иванович Никашов, не замечая осуждающих взглядов.
Терпение Марата лопнуло. Он быстренько сошел со сцены и приблизившись к ряду, в котором стоял растерявшийся В.И.Н., потянул того за рукав, вытянул на свободное пространство между рядов и принялся охаживать старика ногами, стараясь попасть аккурат под ребра, не забывая сломать нос и наступить на свалившееся пенсне. Несколько раз он почти возвращался на свое место за столиком с графином воды, но негодование бросало его назад. Он вспоминал, что мало попадал в живот, а значит, внутренние органы почти не задеты, да и по челюсти было целое непаханое поле работы.
- Успокойтесь, Марат, - улыбнулась поэтесса фон Гимн, - взгляните на свои туфли! А брюки! Вопрос Вячеслава Ивановича не требовал ответа. Что значит «какой город»? Это ваш внутренний город, в который вы хотите вернуться, но не можете, потому что слишком изменились за время странствий, а ваш город остался прежним.
- Верно, - остановился поэт, тяжело дыша от перенесенных нагрузок, - да и чего о такую падаль мараться, - добавил он с горечью и пнул уползающего в холл Никашова.
После глупого В.И.Н.а в зале остались неприятные кровавые пятна, зато публика разогрелась и готова была задавать вопросы.
- Ну что, появились у вас вопросы? – весело спросила ведущая.
- Соня, у меня, у меня вопрос, - заторопился, опережая остальных, молодой критик, известный в инете как Звездочет.
- Давайте, Максим, - подбодрил его Марат Маратов.
Звездочет не стал вставать со своего кресла, лишь вытянул вперед руку и облокотился назад.
- Знаете, Марат, - не спеша начал он, - мне немного непонятно, что такое «внутригрудые клоаки»? Поясните, пожалуйста, этот нюанс.
Раздосадованный поэт снова спрыгнул в зрительный зал и принялся месить недоумка. Устав, он неторопливо вернулся на место и выпил стакан воды.
Затянувшееся молчание прервала Sony`chka:
- Пожалуйста, задавайте вопросы поэнергичнее. Хочется, что бы динамика вечера, заданная Маратом, сохранялась на протяжении всего нашего поэзо-концерта.
Поэтесса фон Гимн, высокомерно посмотрев на окровавленное тело критика, беспомощно лежавшее между рядов, решила заострить проблему.
- Мне кажется, «внутригрудые клоаки» связаны с изначальным посылом Марата. Ведь во вступительной фразе, и прошу обратить на это внимание тех, кто по ходу чтения данного отрывка скептически качал головой, у него сказано: «время маразма», а затем, уже в продолжение найденного образа, следует «понос сознания». Что же тут не понятно? «Внутригрудая клоака» – это сердце поэта, уязвленное действительностью и недостатком общения с Господом.
- Кто там скептически качал головой? – хмуро спросил Марат.
- Вот они, - указала на несчастных поэтесса фон Гимн.
Тяжелой походкой направился Марат к оппортунистам, и засадив одному в ухо, схватил другого за волосы и со всей мочи заехал вражеской головой в абрис кресел.
Впечатленный точным замечанием поэтессы, Беглый Папараци задумчиво бросил реплику, касающуюся следующей строфы:
- А ведь дальше-то, там ведь есть еще продолжение! За «временем маразма» следует «время абсурда»! Там ведь верно сказано, не прекратились еще попытки «лишить часы стрелок»!
Марат обернулся, не успев занять места.
- Ты все неправильно понял. Сейчас я «лишу» тебя «запястья» – процитировал он себя. И, дойдя до БП, принялся выгибать ему кисть в обратную сторону.
- В этом случае наоборот все предельно просто, - возразила дико орущему оратору предыдущему поэтесса фон Гимн. – Достаточно знания обычной школьной программы по литературе, что бы обнаружить эту нехитрую ссылку на Грибоедова. «Счастливые часов не наблюдают». Но несчастные пытаются лишить часы стрелок! Что же вы, господа, это же так просто. Это и попытка утолить свою рефлексию детскими воспоминаниями, это и дерзкий замысел опередить свое время. Наконец, это само отрицание времени. Это реконструкция вечности через отмену измерения времени. Это же так органично сочетается с тканью всего текста. Невероятно легко улавливается на слух. Без этого места нельзя понять ни одной следующей строчки.
- Сейчас самое время перейти к запискам, - ведущая продолжила вечер и подала поэту коробку с записками.
- «У вас написано», - начал читать Марат, первую выбранную записку, - «отыграть на зубах «подъем». Не кажется ли вам, что у Маяковского покруче будет? У него написано «на чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ». Заранее благодарю». Кто это написал?
Никто не отзывался.
- Кто это написал? – повторил Марат тихим спокойным голосом.
- Да ясно кто! – усмехнулась Sony`chka, - Облако в штанах написал.
- Сейчас я ему это облако на глаз натяну.
С задних рядов кто-то сорвался и помчался к выходу, но Марат предупредил этот маневр хитреца и что есть силы засветил Облаку графином в чан. Облако схватился за голову и прижался к стене. Графин разбился только после седьмого удара. Следующая записка была от Нико Дима.
- «Как вы определили, что секс, происходящий за стеной, являлся инцестом?» Где Нико Дим?
- Он только что вышел, - растерянно произнесла ведущая.
- Он не мог далеко уйти!
- Но у нас вопрос из зала! – воскликнула Sony`chka, спасая вечер.
- Да, - поднялся со своего места Березовая песня, – у меня следующий вопрос. Вот вы говорите, что встречали хоты-доги за двадцать семь рублей. Что же это за хоты-доги такие, позвольте вас спросить, что стоят таких бешеных, по нашим провинциальным меркам, денег?
- Ну это же не буквально я так говорю. Это образ такой, – пояснил Марат.
- Понятно. А не означает ли это грядущий дефолт, бешеную инфляцию, оскудение отечественного производителя?
- Нет. Это совершенно личное и происходит в наше сегодняшнее время, хотя гениальные безумцы говорили свои страшные пророчества абсолютно бессознательно, так что я не исключаю, что Господь, воспользовавшись мной как своим посредником, действительно предупреждает вас о грядущем повышении цен на хот-доги.
- Марат, - вмешалась в дискуссию поэтесса фон Гимн, - ты имел здесь в виду «Макдональдс» как символ современной глобализации. Ты говоришь про ощущения человека в новом постиндустриальном обществе! Отсюда «CD-шник» и «SMS-сообщения». Это болезненные ощущения, тебе требуются анальгин и фенозипан, но ты вынужден жить в таких условиях и умирать в попытке отречения от творчества.
- Совершенно верно, я это и хотел сказать. А ты что сказал? – спросил Марат у Березовой песни.
- Я, собственно, только уточнить, - заволновался тот, учуяв не ладное, - а то вернешься домой, а цены-то фью-ить, и уже не те, что раньше, так не лучше ли сейчас по нынешним скромным затовариться?
- Нет, я думаю, если баламуты на Нью-йоркской бирже опять какой-нибудь фортель не выкинут, до среды можно быть спокойным, - предсказал Марат, - хотя, с другой стороны, как знать, может лучше и закупиться.

По окончании концерта, в фойе, поэтесса фон Гимн сказала Марципановой Птице:
- Обрати внимание на этого автора, Ленка. Молодой и очень перспективный. Это новый Бродский, Мандельштам и Пастернак в одном лице, и Марина Цветаева, но с присущими только ему интонациями и невероятным накалом, не доступным никому из тех, кого я перечислила.
- Я заметила, - согласилась Птица, - и уже пригласила его на свой вечер в ЛСД. Ты будешь?
- Непременно. Ты видела, каким нападкам он сегодня подвергся? Ему нужна поддержка общества или чернь загубит такой талант, а потомство нам этого не простит.
- Кстати, как дети?
- Ох, ты не поверишь, Харуки Мураками на днях сочинил такое миленькое хайку! Вроде ничего особенного, но у нас и признанные мастера иной раз такую дрянь напишут, что мама не горюй! А тут ребенок… Надо будет показать Кириллу Полонскому…
И женщины направились к выходу, закрывая за собой литературный вечер перспективного сетевого поэта Марата Маратова.