Последний вечер лета

Вдохновение

                Последний вечер лета


В 8 часов вечера, когда через окно стали просачиваться сумерки, я почувствовал, что на-чинается нечто невероятное. Шкаф в углу комнаты стал расплываться. Рука, лежавшая на столе, провалилась в пустоту. Золотое сияние ливнем полилось в меня. Мне стало душно. Я поднялся из кресла и вышел на улицу.
   Вечер бархатисто спускался на город. Я купил бутылку пива в ларьке и медленно пошел по переулку. На перекрестке  парень в розовой майке и фиолетовых шортах озирался по сторонам.
- Вам помочь? - спросил я, зная, что в наших лабиринтах двориков и многоэтажек не вся-кий приезжий разберется.
- Да, конечно, - обрадовался парень, - Меня зовут Азум, - он протянул мне руку. - Не могу сообразить, как выйти к остановке.
Он зашагал рядом, нелепо размахивая руками. - Всегда теряю ориентацию, когда оказы-ваюсь в гуще города, - вздохнул Азум, - сверху все понятно. А как спустишься, начинают-ся закоулки, переулки, тупики.
- Вы не одессит?
- Когда-то был, - сказал он. 
Я предложил ему пива, подумав, что он, наверняка, жалеет, что уехал из Одессы.
Мы подходили к остановке, когда Азум остановился и внимательно посмотрел на меня.
- Вы, в самом деле, хотите мне помочь? - спросил он.
 Я смутился, ведь  собирался с ним прощаться.
- Предлагаю  поужинать  при луне на море.
- Замечательно, - воскликнул я.
На остановке парень вынул из кармана смятую бумажку и стал изучать ее содержание.
- Придется ехать на автобусе, - сказал он, - маманя опять дорогу попутала.
Я  уже подумывал отказаться ехать, но появился автобус. Никто из пассажиров на оста-новке в него не сел. В салоне, кроме контролера, никого не было. Я открыл кошелек.
- Не надо, - сказал Азум. Вместо мятой бумажки, которую он изучал на остановке, я уви-дел купюру в 200 гривен.
- Это много, - предупредил  его, видя, что он не разбирается в украинских деньгах.
Азум бросил ее на пол и зазвенел мелочью. Я наклонился, чтобы поднять купюру, но она пропала. 
Мы  устроились на сидении и допили пиво. Автобус тормозил на остановках, но никто в него не садился. Контролер тоже исчез. За окном было темно. Я глядел в темноту и ду-мал, что, наверняка, сцена знакомства  была разыграна, чтобы заманить меня в ловушку. Если автобус свернет с трассы, выпрыгну в окно. Я представил, как зазвенят стекла, и  кубарем покачусь в канаву.
- Выходим, - сказал Азум,  когда засветились окна домов  села Дофиновка.
   Мы пошли по дороге. Яркие фары машин слепили глаза. Возле дач Азум свернул нале-во.
- Посмотри, - остановился он и показал на дорогу. В том месте, где мы вышли из автобу-са, покачивался алый светящийся шар. Он то раздувался, то сжимался.
- Теперь из твоего страха можно лепить детективы, - сказал парень, - а я их терпеть не могу.
Мне стало неловко, что Азум прочитал мои мысли.
В дачном  поселке было темно. Сезон закончился. Почти все дачники разъехались. В од-ном из домиков светилось окно. Двери были открыты. Азум откинул белую занавеску.
- Привет, - сказал он.
- Наконец-то, - из облака дыма выплыла загорелая полная женщина в домашнем халате с гулькой черных волос и в стертых тапках.
- Опять заблудился, - сказал Азум, - спасибо, наш гость вывел.
Я поздоровался и поцеловал ее протянутую руку.
- Ого, - обрадовалась женщина и вокруг глаз, как у Азума, появились морщинки, - меня зовут Карина Олимпиевна.
- Накормила бы прежде, - Азум развалился в плетеном кресле.
- Мясо на шашлыки принес? - пошла в атаку мать.
- Забыл, - Азум хлопнул себя по лбу, - давай сумку.
Карина Олимпиевна вытащила из вороха бумаг зеленый рюкзак.
- Когда  перестанешь о ней думать? - вздохнула она.
- Не могу, - признался  Азум.
- Олух, - сказала хозяйка и поставила тарелку с горячим жареным перцем. Я решил по-мочь почистить перец, и так увлекся, снимая с него шкурки,  что не заметил, как Азум вышел. Кресло-качалка еще качалось, а занавеска на двери даже не шелохнулась.
- Олух, - повторила Карина Олимпиевна. – Нам пора уходить, а он шашни завел. Влюбил-ся в замужнюю, ходит картинки ей малюет. - Она спохватилась и замолчала. Я продолжал чистить перец.
- Чтобы уйти, нужно стать чистым. - сказала она, - А в нем страсть бушует. Совсем ослеп. Видит перед носом красный бочок, а что остальное  зеленое не замечает. Жалко парня, пропадет. На ее этюдиках кончится. У него такое будущее.. - Лицо ее стало гладким, словно киви, желтые белки сверкнули на фоне коричневого загара лица.      
   Она наклонилась и подняла с пола раздувшийся зеленый рюкзак,  который давала Азу-му.
- Опять бандероль прислал, - сказала она вытряхивая рыбу из рюкзака в миску. - Сам не-бось в барчик заглянул. - Она посмотрела в окошко, - Надо бы внука позвать.
- Что бабушка? -  тут же появился вихрастый мальчишка лет десяти.
- Шампура готовь, - крикнула она. Внук исчез. Хозяйка почистила рыбу, налила уксуса,
 - Бросай возиться, - услышал я голос Азума. Он поставил на стол две бутылки пива и  налил из банки сока.  Сок был густой, терпкий, с вкусом апельсина, персика, абрикоса, дыни и меда. После него мне показалось, что в комнате стало светлее. Азум поставил стакан на стол.
- Идем купаться, море сейчас медовое. Мы вышли из домика. Вокруг лампочки кружили мотыльки. Азум стал подниматься по железной лестнице. Я понял, что могу видеть в темноте. Комнатка на втором этаже походила на избушку бабы Яги. В углу стояло три новеньких метлы, рядом валялись санки, коньки, лежало коричневое оперение. Мы про-шли комнату и оказались на террасе. Рядом шуршало море - огромный черный блин, окаймленный сковородкой берегом. Если бы не огни, стоявших на рейде кораблей, оно бы слилось с небом на горизонте.
   На берегу возле дымящего костра в плетенном кресле сидела Карина Олимпиевна. Внук  на корточках  палкой разгребал жар под мясом, нанизанном на шампура.
- Айда с нами. - позвал Азум племянника.
- Я на страже, -сказал мальчик и повернул подгоравший шашлык.
Азум снял розовую майку.
- Вам переодеться не надо? - спросила Карина Олимпиевна, видя, что я медлю, -  был  у нас гость, переоделся, а потом трусы найти не мог. Жена ему не поверила, что он у нас был. - Она засмеялась, оглушая берег зычным голосом.
   Азум сложил ладони у груди. Вдохнул воздуха и с разбегу бросился в море. Я нырнул за ним. Вода была теплая, вязкая, тягучая. Я стал догонять далеко уплывшего Азума. И уже почти догнал, как вдруг увидел, что это не мой знакомый, а длинноволосая девушка. Словно русалка она плавно разрезала воду. Волосы шлейфом вились за ней.  Я хотел  ок-ликнуть ее. Девушка повернулась ко мне, и я увидел  Азума.
- Извини, - сказал он, -  задумался. Ты видел ее?
Я кивнул.
-  Сегодня у нас все должно решиться. Маманя весь день дорогу путает, боится,  что  я здесь останусь. У нее для меня другие планы. Оно и понятно, столько сил вложила. И все одной девчонке достанется.         
От движения наших рук в воде вспыхивали искры. Светлячки отпугивали нас своим све-том. Я поймал светящийся сгусток. В ладони он заметно потускнел. Я выпустил, боясь, что он совсем погаснет.
Мы отплыли далеко от берега, и костер казался звездочкой. На небе, словно в ответ ему зажглись звезды.
- Подожди меня, - попросил Азум и нырнул, сверкнув  дельфиньим хвостом. Я остался один в бескрайнем море. Мне стало страшно. Никто бы не помог, если бы  стал  тонуть.  Я молил, чтобы Азум быстрее вернулся. Вдруг ледяная струя прошла по телу.  Я поднял голову и увидел взволнованного Азума.
- Сероводород идет, - сказал он, отдышавшись, держа что-то блестящее в руке. -  Мы за-работали руками, выбираясь из холодного течения.
На берегу пламя тюльпаном поднималось к небу. Я вдохнул  запах жареного мяса. 
Мальчик  ломал дрова. Разгоревшийся костер освещал дремавшую Карину Олимпиевну. Голова ее лежала на спинке кресла, глаза были закрыты. Только мы вышли из воды, она оживилась. Задвигала скулами, приводя свое лицо в порядок.
  Румяные куски мяса с колечками лука свисали с шампуров. Мы с Азумом понесли их на террасу. Когда мы вскарабкались по лестнице, наверху стоял накрытый стол. Карина Олимпиевна сидела у стола в плетенном кресле. Внук потягивал  трубочкой сок в стакане.
Азум поднял бокал с пивом.
- За знакомство. Мы чокнулись стаканами. Они зазвенели и треснули. Посыпались стекла. Они сыпались сверху хрустальными обломками. Шура вскочил со стула. Карина Олимпи-евна кивнула мне:
- Иди за ним.
Босиком по стеклам я двинулся за Азумом. Стекла падали, били по голове, плечам. Одно скользнуло по щеке и я почувствовал жжение. Азум взял меня за руку и мы прыгнули с террасы. Стеклянный град перестал сыпаться. Вокруг было темно. Даже террасу нельзя было разглядеть.
- Прорвались, -  Азум  пошел по песку. Я не видел его, но шестым чувством угадывал, куда он ступает. Я услышал скрип пружин и увидел сноп света из-за открывающейся две-ри.
Мы вышли из  кладовки и оказались в коридоре. Из комнаты донеся храп. На кровати под одеялом лежали двое. Я узнал черноволосую девушку, спящую на плече мужчины и зата-ил дыхание, боясь, что они проснуться.
- Пришел, - раздался голос. Черноволосая девушка отделилась от стены и обняла Азума, - я тебя весь день жду.
- Готово? - спросил Азум.
- Смотри, - Девушка подвела его к холсту. - Подправь, - попросила она. Он провел ладо-нью над картинкой. Пейзаж преобразился. Блики моря так и играли на картине. Девушка обняла парня.- Как с тобой хорошо.
- Сегодня мои уходят, - сказал Азум.
- Ну и пусть, - сказала она. - Ты останешься со мной?
Азум разжал руку и показал ей два золотых кольца.
- Все дно облазил, пока нашел.
- Дорогой, - бросилась она ему на шею.
 Я почувствовал, что в меня снова вливается золотое сияние. Мне стало душно. Я оперся о стол. Ножка стола надломилась и  посуда с грохотом полетела на пол.
- Мой сервиз, - девушка подскочила и  схватила фарфоровую супницу. Кольцо выпало из рук Азума и покатилось по ковру.  На кровати заворочался муж.
- Бежим, - крикнул Азум.
Я оглянулся. Девушка, вылезла из-под одеяла и включила ночник. Она смотрела на нас и ничего не видела.
 Азум толкнул  дверь Я закрыл лицо руками, чтобы не пораниться стеклами и услышал его голос.
- Закусывай, -  Парень пододвинул мне  куски рыбы.
Я выпил пива и посмотрел на море. Огромная желтая луна отбрасывала дорожку.   
- Нам пора, - сказала Карина Олимпиевна, - ты идешь с нами?
Волосы ее распустились и волнами вились вокруг головы.  - она печально смотрела на сына.
Азум вцепился в стол,  пальцы рук побелели. На плечо выползла змея, зевнула и мертвая упала на пол.
- Я больше не люблю, - сказал Азум.
Я увидел, как потускнели его глаза.
 Лунная дорожка подступила к террасе.
- Тебе пора спать, - сказал Азум.   Мы спустились в домик. Парень расстелил постель.
- Спокойной ночи, - сказал он и задернул занавеску.




Я проснулся от неумолкающего звонка в дверь. Скрипя зубами, что так рано разбудили, я  накинул халат и пошел открывать. На пороге стояла черноволосая девушка.
- Извините, вы не могли бы мне помочь? Муж на работе, соседи по этажу уехали.
Я спустился к ней на этаж   и по колено в воде перекрыл прорвавшую трубу. 
-  Сто бед в одно утро, - сказала она, собирая плавающие осколки посуды в комнате. Во-допровод прорвало,  ножка столика сломалась,  Слава богу свадебный подарок не разбил-ся. Она подняла с пола супницу.
Среди картин, развешенных на стене, я увидел портрет Азума.
- Кто это? - спросил я.
- Приснилось, - покраснела она, - наверно вдохновение.
    На следующие выходные я отправился в Дофиновку. Мне было интересно, с помощью какого средства Азум вызвал у меня такие галлюцинации. Я плутал по дачам и все никак не мог отыскать улицы, на которой находился домик. Я побрел по берегу. На берегу валя-лась дохлая рыба. Пахло сероводородом. Ветер поднимал песок и кружил смерчем. Песок скрипел у меня на зубах, катался в ботинках. Наконец, я нашел знакомую террасу. Домик был заколочен. Я забрался на чердак. Ни санок, ни коньков, ни крыльев, ни  метлы там уже не было.
   Однажды я видел  в магазине Азума с зеленым рюкзаком. Он поклонился мне. Но как только я подошел, тут же исчез. Вот и все.