Если ты ломаешься до хруста...

Понимаешь, это очень грустно,
Если ты ломаешься до хруста
Не со мной, а с неизвестным третьим,
Век бы мне нигде его не встретить!

Понимаешь, есть на то причина,
Не могу любить наполовину
И делить с каким-то постояльцем
Ищущие искренние пальцы.

Невниманьем временным ранима,
Вспыхиваешь ты неудержимо,
Попирая выплески морали
Резкими цитатами из Даля.

Понимаешь, это слишком круто,
Не могу я безмятежным Буддой
Становится рядом на колени
И смотреть на пляшущие тени.

Это я условно, для глагола,
Не держу я руку на подоле,
Можешь выгибаться с диким хрустом,
Поклоняясь лику Заратустры.

Понимаешь? Нет, не понимаешь
И опять неслышно ускользаешь,
Я замку меняю ключевину:
Ветер в спину, грустный ветер в спину…
«»»»»»»»»

Вторгаюсь, из этого мира лечу...
Игорь Белкин
Я землю топчу от шести до шести,
Затем прерываю хожденье
И книги читаю до десяти,
Вливаясь в нравоученья.

Потом, как положено, сон и любовь,
И прочие чудо-мгновенья,
Зовущие на повторение вновь
Проверку динамики тренья.

Шучу. Я не физик и не хохотун,
Обычное миротворенье,
Уже повидавшее тысячи лун
И солнечные затменья.

Но всё несравнимо с минутой одной,
Увязанной с предвкушеньем,
Когда ты ложишься ко мне стороной,
Свободной для мини-вторженья.

Вторгаюсь, из этого мира лечу
В тот мир, где не нужно хожденья,
А только скольжение вверх по лучу,
Нарушив закон тяготенья.
«»»»»»»»»

Мне нравится, когда ворчит зима,
Выплёскиваясь белым нетерпеньем
На низкие сутулые дома,
Привязанные к месту тяготеньем.

Метут снега по улицам ночным,
По закоулкам пыжатся сугробы,
Следя за равновесием твоим,
Как за величьем царственной особы.

Но я толкну величество твоё
Навстречу мягкотелости пушистой
И рядом брошусь, чтобы плыть вдвоём,
А не торчать в реестре эгоистов.

Общественность в лице твоей маман
Тебе уже готовит порицанье
За тот сугроб, что скрытно влез в карман
И в дом вошёл, неся моё дыханье.

А фатер твой, газету отложив,
Достанет молча щёточку-расстригу
И строчки снега лягут, как курсив,
В мою ещё не читаную книгу.
«»»»»»»»»